Прокормить — особая песня. Из-за постоянной опасности лузитанских набегов, местные привыкли выращивать жратвы лишь столько, чтоб хватало самим. А какой смысл богатеть, когда есть кому тебя раскуркулить? Ну и ради чего тогда перетруждаться, обрабатывая лишние площади? Лишней пшеницы у них, соответственно, не водилось, так что кормить «узников» приходилось ячменным хлебом, а на кашу организовывать сбор желудей. Эта «свинская» пища, кстати — вполне обычная и даже нормальная для большинства испанских племён, нормальным зерновым земледелием занимающихся не слишком фанатично. Турдетаны с бастетанами, конечно — другое дело, но в неурожайные годы тоже едят и жёлуди, и никто ещё от этого не умер. Что «еда нищих и дикарей», которую приличному человеку есть в падлу — это да, и чтобы обитатели лагеря не ощущали себя униженными, раз в пару-тройку дней жёлуди едят и охраняющие их вояки, а пару раз и мы с самим вождём их «подегустировали». Ну, не лакомство, конечно, но если правильно приготовлены — есть можно вполне. А если размолоть помельче и немного нормальной пшеничной муки добавить, то можно даже и хлеб печь. Тоже на любителя, конечно, но Бенат вон трескает с удовольствием и ни одной солдатской желудёвой трапезы не пропускает. Родное селение вспоминает, по его словам. Но понятно, что одно дело есть эту «свинскую» пищу изредка как мы с вояками, и совсем другое — постоянно. В этом тоже просматривается аналогия с концлагерем. Но, по крайней мере, никто не голодает.

Поскольку лагерь не только концентрационный, но и полувоенный, он тоже обносится укреплениями по периметру. Уже отрыт ров и насыпан вал, вкапывается частокол — скорее символическая, чем настоящая фортификация. Так, подучить людей фортификационным работам, чтоб потом настоящие укрепления строить умели. Поставили уже и пару вышек, на которых дежурят немногочисленные пока лучники — ага, для полной аналогии не хватает только единобразного обмундирования, рогатых касок, «шмайссеров» и овчарок, гы-гы!

— Если ти путишь плёхо рапотать, ти путишь полючайт сапога в морда! — схохмил Володя — по-русски, естественно — подбадривая землекопов, — Млять, надо было в натуре губную гармошку из дому прихватить! И чего я пожлобился? Не тяжёлая, много места в чемодане не заняла бы, а уж поприкалывался бы всласть!

— Напрасно вы так шутите, сеньоры! — заметил Васькин, — Для вас это шутки, а с вашей лёгкой руки уже и наши солдаты называют этот лагерь Дахау. А он ведь рядом с городом, который восстанавливает Миликон, и он решил дать ему новое название, но ещё не определился, какое именно. Пока он будет думать — может случиться так, что от наших солдат его подхватят и его собственные, а от них — и все жители. И что мы будем с этим делать, если оно вдруг приживётся?

— А ничего не будем, — ответил я ему, — Прикалывались и будем прикалываться, а местные не в курсах, и у них никакой ассоциации не возникнет. Главное — чтоб на деле параллелей было поменьше — понимаешь, о чём я?

— Так уже и на деле наметилась параллель — желудями людей кормим.

— Ты можешь посоветовать лучший вариант?

— Ну, можно ведь развести свиней и кормить желудями их, а людей — уже свининой. Я же видел, свиней здесь разводят. Не понимаю только, почему они мало распространены…

— Может, из-за влияния финикийцев на культуру Тартесса? Коз и овец, как видишь, разводят широко.

— Так свиньи ведь размножаются и растут быстрее.

— Не так быстро, как нужно — еда нужна людям уже сейчас. Да и прокормится свининой с тех желудей гораздо меньше ртов, чем теми же желудями напрямую. Всё понимаю, но пока — не время. Вот позже — да, надо будет внедрить обязательно…

— А кролики? Они ведь желудей не едят, а едят траву, листья там, ветки…

— На них и так охотятся, а разводить — нет традиции. Ладно, допустим, убедим мы Миликона. Допустим даже, что он убедит старейшин, а они — народ. А где держать тех кроликов? Нужны металлические клетки — где напастись столько проволоки? Железа-то хватило бы, но проката-то нет — представляешь, каково ковать её врукопашную? По этой же причине, насколько я понимаю, местные и кур держат мало.

— А курам-то клетки зачем?

— Ты забыл о хорьках и лисах. Какой смысл разводить кур для них?

— Млять! — резюмировал испанец.

К счастью, народ трудности понимал и не выступал. И видно было, что работают на совесть. Успевшие наработать опыт на ограждении лагеря теперь были задействованы на «лимесе». Как и объяснял Фабриций Рузиру, сыну Миликона, укреплённая линия возводилась вдоль всего берега реки. В основном земляная на основе плетня, и лишь в самых ответственных местах с досчатым парапетом — на самом деле прежде всего для тренировки плотников. Ведь в главное-то «досточтимый» пацана не посвятил — что «лимес» имеет чисто символическое назначение. Так, обозначить линию, которую лузитанам Ликута — в соответствии с достигнутой договорённостью — пересекать не следует. Обходить — не возбраняется, но тогда уж и безобразничать только там, не заходя на обозначенную бутафорской оградой территорию Миликона. Но договорённости — это с солидными людьми, а есть ведь ещё и буйная гопота, с которой договориться невозможно в принципе. Сюрпризов от подобной шантрапы нам не надо, поэтому сразу же за «лимесом» возводилась линия небольших, но хорошо укреплённых фортов по образцу будущих римских имперских. Добротным частоколом кроме того обносились вновь обзразуемые деревни переселенцев, по которым со временем должны были расселиться все обитатели «концлагеря». А самые мощные укрепления сооружались вокруг нового города Миликона — на их строительство перебрасывался народ, уже попрактиковавшийся в возведении пограничных фортов.

Но смысл фортификации был не только в целях обороны от набегов. До трети переселенцев прибывало не организованными общинами под руководством своих вождей и старейшин, а индивидуальным порядком, и строительные бригады облегчали задачу организовать их и выявить будущих предводителей. Ведь будущему царю пока ещё не подвластной ему сопредельной территории требовались не просто крестьяне. Требовались военные поселенцы — организованные, спаянные, дисциплинированные и умеющие обращаться с оружием. К счастью, у большинства оружие имелось — копья, дротики и кинжалы, не говоря уже о пращах, были практически у всех. Примерно половина имела мечи или фалькаты с цетрами, а около четверти — шлемы и кожаные панцири. Такие первым делом привлекались к военной подготовке, пополняя войско вождя, но не забывали и об остальных. В ожидании, пока для них будет изготовлено недостающее оружие и снаряжение, их уже занимали во второй половине дня тренировками с учебными деревяшками. А тем, кто пытался отлынивать от таких занятий, ссылаясь на усталость после работ, предлагали попробовать себя в охоте — только не с пращой, а с луком. Естественно, самодельным охотничьим, из тиса, можжевельника или лещины. Тем, кто покажет себя хорошим стрелком, обещался перевод со строительных работ на охотничий промысел. Многие роптали, показывая своих домашних хорьков, а некоторые — и виртуозный навык обращения с пращой, но настропалённый нами Миликон был непреклонен — пращников у него много, ему нужны лучники. А как ещё прикажете производить предварительный набор подходящих людей из народа, в общем и целом к луку непривычного? Нашлось где-то с десяток охотников-горцев, пришедших со своими луками и стрелять из них умеющих, а к ним уж стали поодиночке присоединяться желающие попробовать себя в новом качестве. Особенно, когда вождь объявил о еженедельных стрелковых состязаниях с призами в один гадесский шекель за третье место, два — за второе и три — за первое.

— Теперь понимаете, почему я настаивал на коротком охотничьем луке? — спросил я приятелей, когда мы наблюдали, как позорно мажут новобранцы на первой тренировке.

— Да понятно, что он во много раз легче в обучении стрельбе, чем длинный, — ответил Володя, — Но ведь он же совсем слабенький! Хрен ли это за оружие для настоящего боя? То ли дело длинный английский лук? Из испанского тиса, кстати, делался!