Проходя мимо зеркала, Таня взглянула на свое отражение. Что ей, что ее подруге не везло с парнями. Она долго к ним присматривается, проверяет, Наташа же бросается в омут, но исход известен. Они остаются одни. Только и остается поддерживать друг дружку. Вот только теперь у Тани и подруги-то не было. И все из-за чего…Фыркнув, девушка побрела в свою комнату.
На следующее утро Таня проснулась с ужасной головной болью, даже две таблетки аспирина не смогли ее унять. От вчерашнего потрясения есть не хотелось. Но все же она выпила стакан сока и пошла на работу.
Как обычно в офисе была суматоха, и стоял веселый шум. Вот только Тане смеяться не хотелось. Она тихонько села за свое рабочее место и сдавила виски указательными пальцами, пытаясь хоть как-то унять боль и попытаться сосредоточиться на работе, но ничего не получалось.
— Тань, что с тобой? На тебе лица нет, — спросил Сережа.
Девушка с трудом подняла на него глаза. Молодой парень изменился в лице, когда встретился с ее тяжелым взглядом. Сережа любил электронную музыку и одевался в этом же стиле: широкие штаны и кислотных цветов футболки (на работе не было жесткого дресс-кода). Таня любила подшучивать над его внешним видом, но сейчас только ответила:
— Ничего.
— Даааа я бы так не сказал. Ты вчера ничего не употребляла?
— Только зеленый чай.
— Ясно, — кивнул парень и, облокотившись на стол, спросил, — ты слышала, что вчера случилось в метро?
— Слышала, — вклинилась в разговор Ольга, изящно обогнув угол стола и села на свое место. В свои тридцать шесть она выглядела на двадцать с небольшим. И только морщинки вокруг глаз, единственный недостаток улыбчивых людей, выдавали ее возраст.
— Ты же не смотришь новостей и тем более не ездишь в метро?
— Да, — саркастически переспросила Ольга, скривившись, но гримаса не помогла и она продолжила, — и все же я слышала, что там был взрыв, какая-то террористка себя подорвала на Чистых прудах. С ума сойти. Вот еще, почему я никогда не зайду в метро. Столько людей погибло, ведь с утра все ехали на работу.
Таня почти не слышала их. Этот разговор опять вернул ее во вчерашний день. И снова перед глазами на больничной койке лежала ее подруга. Таня потерла переносицу, чтобы хоть как-то остановить слезы, но они непокорно полились из глаз.
— Что с тобой, Танюш? — спросила Ольга, перебив Сережу, который взахлеб рассказывал о том, что видел его друг, очевидец происходящего.
— Ничего.
— Нет. Что-то есть. Давай выкладывай.
Таня немного успокоилась и сначала посмотрела на коллег, а потом выдавила из себя:
— Моя подруга лежит в больнице. Она была вчера в метро, на Чистых прудах.
— Какой ужас! — воскликнула Ольга, так что на нее обратили внимание все, кто был в кабинете.
— Это, Наташа, с которой мы познакомились и одно время жили в общежитии.
— Как ты еще держишься. Я бы давно расклеилась.
— Тебе надо отпроситься у Ирины Николаевны, она все поймет, — предложил Сережа.
— Верно, — поддержала Ольга и почти силком заставила Таню пойти в кабинет начальника.
Ирина Николаевна была дама, сорока трех лет. Невысокого роста и пышных форм, все же сохранила неплохую фигуру, после рождения пятерых детей. И насколько была милой дома, настолько властно себя вела на работе. Но, как ни странно, снискала уважение, за то что перед начальством всегда отстаивала интересы коллектива. Как и большинство людей, ее тронули вчерашние утренние новости, поэтому, услышав историю Тани, она отпустила девушку на неделю. И предложила помощь. Таня поблагодарила и поехала домой. Но если на работе, возможно, взять незапланированный отпуск, то в художественном классе, где она подрабатывала учителем, такого просто нет.
Художественный класс — это экспериментальная программа для детей из малообеспеченных семей. Ведь и в таких семьях есть умные и любознательные дети, а главное талантливые, которые хотят учиться. Но не каждая семья может позволить себе дорогущие курсы, тем более чтобы были рядом с домом. Поэтому в районе Митино, где проживала Таня, активистами были созданы таких три класса: по физической культуре, по истории и художественный. Таня помнила свое удивление когда Наташа заявила, что участвует в этой программе, и они сейчас привлекают молодых учителей, желающих обучать детей, но пока бесплатно. Тогда-то Наташа и уговорила подругу преподавать. Она и сама хотела пойти в художественный класс, после института. Ей нравилось приходить на занятия и помогать Тане. Девушка любила повторять: «Ты мне была послана с небес, может быть и я, для кого-нибудь стану ангелом-спасителем». И не знала, что уже для многих она таковой стала. Знакомые и дети из класса, часто обращались к ней за помощью, за поддержкой. Для всех она была, чем-то вроде «жилетки», которая всегда выслушает, и если не подскажет что делать дальше, то, по крайней мере, напоит чаем и успокоит. Таню восхищала искренность и даже наивность, но и настораживало желание подруги принимать жизнь какой она есть. Для Наташи деньги были далеко не первые в ее системе ценностей. Она научилась довольствоваться малым, и радоваться новому дню.
От всех этих воспоминаний, Тане стало еще тяжелее на душе. С трудом, проработав три часа в художественном классе, она решила снова поехать в больницу.
Таня снова с опаской зашла в палату и тихонько прошла к койке, на которой все также лежала Наташа. Девушка немного постояла, а потом села на стул, который стоял у окна. Она долго смотрела на подругу, а потом стала рассказывать про то, как отпросилась на работе, и про то, что на этот раз нарисовал Гоша, и как жалеет, что раньше не встретилась с ней.
Как вдруг услышала за своей спиной сиплое кряхтение, а потом голос, напоминающий больше стон:
— Можно воды.
Таня ужасно испугалась и с замиранием сердца повернулась на голос. Это была та самая больная. Оглядевшись, девушка не увидела ни стакана, ни еще какой-либо емкости с водой и побежала за медсестрой. Через несколько минут Таня и моложавая медсестра прибежали в палату, где женщина металась на кровати, черные волосы разметались по всей подушке. Она крутилась и издавала жуткие звуки. Каждое движение доставляло ужасную боль, но она не могла не двигаться, потому что, лежа пластом у нее зудело все тело.
Медсестра быстро достала шприц и ампулу и в одну минуту сделала укол, и только потом протянула стакан воды. Потерпевшая жадно глотала холодную минеральную воду, поглядывая то на медсестру, то на незнакомку. Чьи темно-каштановые волосы, собранные в высокий хвост, рассыпались по плечам, а серые глаза, смотрели, не моргая, на нее. А потом женщина повернулась и посмотрела в окно. На улице начинался дождь. Сначала моросящий, который быстро перешел в весенний проливной дождь. И уже стеной стоял за окном.
— Вам лучше? — наконец спросила медсестра.
— Да. Спасибо. Сейчас намного лучше.
— Вот и хорошо. А то вы нашу посетительницу напугали.
Женщина перевела свой взгляд на незнакомку. Таня попыталась выдавить из себя нечто похожее на улыбку, но то, как минуту назад вела себя эта пациентка, вызывало в ней только ужас, и улыбка получилась кислая.
Таня долго не задержалась в палате. Ей было трудно слышать, как со всех сторон стонут, кряхтят, а иногда кричат. Казалось что она пропахла лекарствами, а потому попыталась быстрее уйти из больницы. Чем она сейчас могла помочь своей подруге? Добрым словом. Вряд ли это поможет ей выбраться из комы, из этого сна сознания. Скорее это самообман для тех, кто ждет. Кто дежурит около койки и надеется, что тело, подключенное к датчикам откроет глаза. Как все же жестко!
Когда Таня выходила из палаты, то столкнулась с медсестрой. Та выходила из палаты напротив. Краем глаза девушка смогла заметить симпатичного парня, лежащего как раз лицом к двери. В ее памяти отпечатались черные волосы и улыбка. Такая светлая, беззаботная. Что ей показалось, это просто посетитель.
Рома сидел и читал газету, но на самом деле только создавал видимость. В его голове творилось много вопросов, с тех пор как он пришел в себя. И главный: где та девушка, с которой он познакомился в метро, не задолго до взрыва? Страшно подумать, он ехал в одном вагоне с террористкой. Сколько он раз смотрел новости, где рассказывали о терактах, но чтобы вот так. Никогда не думал, что с ним такое может случиться и вот.