Марсельский негоциант Антуан, позднее барон де Сен-Жозеф, стал корабельным магнатом города. Отправляясь в Петербург, он предложил князю создать в Херсоне торговую факторию и свободный порт. Тот пришел в восторг и предложил Екатерине отменить внутренние таможенные пошлины и пересмотреть внешние. Он понимал, что в средиземноморской торговле господствует Франция и пересмотр таможенного порядка будет иметь серьезные политические последствия. В 1786 году Антуан сообщал Потемкину, что за последний год из Марселя пришло одиннадцать его кораблей.^[489]

Потемкин старался контролировать каждую деталь, но строительство Херсона давалось тяжело: «Я удивляюсь, что вместо окончания гошпиталя, о коем вы меня уверили, выходит, что он и не зачат [...] Мне и то странно, что после донесения мне о строениях оные иногда отменяются без моего ведения». Неделю спустя он приказывал полковнику Таксу построить две бани для предупреждения чумы — одну «для совершенно здоровых», другую «для слабых [...] строение пивоварен не должно также быть упущено». Но Ганнибал и Гаке не справлялись. Потемкин был в отчаянии. В феврале следующего года он отставил Такса от руководства строительством и назначил на его место полковника Николая Корсакова, талантливого инженера, учившегося в Англии. Потемкин подтвердил годовой бюджет города в размере 233 740 рублей, но желал, чтобы постройки были окончены как можно скорее, требуя одновременно и прочности и «наружного благолепия». Князь лично одобрял каждый план, каждый фасад — от школы до архиерейского дома и собственной резиденции, — и мало-помалу город начал принимать форму.^[490]

Тяжелее всего было бороться с климатом. Потемкин лучше всех понимал, что Херсон строится в месте очень нездоровом, едва ли не гибельном. По словам Пола Кери, все корабельные мастера, выписанные из Кронштадта и Петербурга, перемерли. Когда Потемкин стал готовить присоединение Крыма и в окрестности Херсона стали подходить, с одной стороны, корабли из Стамбула, а с другой — солдаты со всех концов империи, возникла новая серьезная угроза — эпидемии. В 1786 году Херсон «походил на огромный госпиталь: кругом были только мертвецы и умирающие». Князь старался не давать эпидемии распространиться. Особенно он заботился о госпиталях и пивоварнях (как источнике питьевой воды), приказывая жителям употреблять в пищу зелень и лично назначая докторов.^[491]

Разумеется, все эти проблемы Потемкин совсем не собирался предавать широкой огласке. Характерно, например, как в одном из писем к Харрису он расхваливал «климат, почву и местоположение Херcона».

Много говорилось о том, что Потемкин скрывал ошибки, допущенные при строительстве Херсона. Если помнить, какие слухи распускали о нем после покорения Крыма, нет ничего удивительного в том, что он не рассказывал публично о херсонских проблемах. Но перед Екатериной он был чистосердечен и даже сообщил ей обширный список неудач. Он отставил Ганнибала — вероятно, за упущения в строительстве фортификаций; тратилось слишком много средств; не хватало леса, а присылаемая древесина оказывалась низкого качества. «Ох, матушка, как адмиралтейство здесь запутано и растащено», — жаловался он Екатерине. Жара летом стояла невыносимая. Здания возводились в голой степи. «Не было ума дерев насажать. Я приказал садить». Он просил квалифицированных работников: «Зделайте милость, прикажите командировать сюда потребное число чинов, о чем прилагаю ведомость. Кузнецов здесь недоставало. Послал по коих в Тулу».^[492]

И город продолжал расти. Кирилл Разумовский, посетивший его в 1782 году, не мог надивиться каменным зданиям, крепости, боевым кораблям, «обширному пригороду», казармам и греческим торговым судам. Франсиско де Миранда, венесуэльский революционер, также тепло принятый Потемкиным, осматривал Херсон в декабре 1786 года. Он утверждал , что в городе 40 тысяч жителей — 30 тысяч военных и 10 тысяч обывателей. «На сегодняшний день насчитывается свыше 1200 достаточно добротных каменных домов, помимо множества хибар, где ютятся самые бедные, и воинских бараков». После смерти Потемкина английская путешественница Мария Гатри и писатель П.И. Сумароков хвалили «прекрасный город» с собором св. Екатерины, четырнадцатью церквами, синагогой, населенный 22 тысячами православных жителей и 2,5 тысячами евреев.^[493]

Ошибки, допущенные в Херсоне, многому научили Потемкина. Он хвастался, что использование солдат в качестве рабочей силы бережет казенные деньги, — но у него были царские представления об экономии. От строителей требовалась скорость, но, если что-то делалось не так, например, крепость, он приказывал начинать сь!з-нова. Результаты впечатляли, а расходы не слишком заботили того, кому позволялось рассматривать государственную казну как свою собственную.

Если ликвидация Запорожской Сечи сделала возможным основание торгового города Херсона, то уничтожение Крымского ханства дало Потемкину возможность по-настоящему приступить к освоению южной России в целом. Крым, изобиловавший естественными гаванями и бывший доселе черноморским рынком, садом и огородом Константинополя, должен был принести великую пользу и славу России.

Потемкин и Екатерина жаждали сравняться масштабом свершений с Петром Великим. Петр отобрал у шведов балтийский берег, основал там город и построил флот. Теперь Потемкин забрал у турок и татар северный берег Черного моря, построил здесь русский флот — дело стало за вторым Петербургом: «Петербург, поставленный у Балтики, — северная столица России, средняя — Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей государыни. Пусть посмотрят, который государь сделал лутчий выбор». Херсон Ахтиярский — это будущий Севастополь — порт, строительство которого началось в Ахтиярской бухте в Крыму.^[494]

Ахтияр, сообщал Потемкин императрице в июне 1783 года, — «лутчая гавань в свете». Он начал строительство доков еще до полной аннексии полуострова. «На естественном амфитеатре на склоне холма» он заложил город и приказал Корсакову строить «сильную фортификацию. Адмиралтейство должно так быть поставлено, чтобы удобно для разгрузки судов», а соединять его с остальными частями полуострова должна дорога «не хуже римской». «Я назову ее: Екатерининский путь». Инженер согласился с выбором Потемкина: «Самое подходящее место — то, которое Ваша Светлость указали». Спустя всего четыре года, когда Потемкин объезжал край с Франсиско де Мирандой, венесуэлец увидел «14 фрегатов, три 66-пушечных судна и одну бомбарду». Миранда высоко оценил значение нового города: гавань может вместить «эскадру, насчитывающую свыше ста линейных кораблей, причем в случае какого-либо повреждения ремонт займет не более недели». Вскоре после смерти Потемкина Мария Гатри назвала севастопольский порт «одним из лучших в мире».^[495]

Потемкин был в восторге от Крыма и, объезжая полуостров, приказал натуралисту Таблицу составить описание населения и фауны.

«Не описываю о красоте Крыма, сие бы заняло много время», — докладывал князь императрице в июне 1783 года, вдохновленный великолепием природы полуострова, его стратегическим потенциалом и классическим прошлым. Нетрудно представить себе творческую лихорадку, внушенную Потемкину этим краем. И сегодня, проехав Перекоп, мимо соляных озер, служивших главным источником ханских доходов, видишь сначала плоскую, однообразную степь, но уже через час пути на юг она превращается в Эдемский сад, больше всего напоминающий виноградники южной Италии или Испании.