— Что вы мне дадите, если я скажу вам, где вы его можете найти?
— Что угодно! — вскрикнул Глим. — Скажите, где он?
— В Midland Grand Hotel. (в большом отеле «Мидлэнд»).
Она проговорила эту ложь с изумительной непринужденностью и обаятельной улыбкой. Он схватил шляпу со стола, как бы собираясь уйти.
— Я должен был, не теряя времени, приехать к вам. Вы не женщина, а какой-то ангел. Вы приходите на помощь к нам смертным во всех трудностях жизни.
Лэди Файр с улыбкой протянула ему руку.
— Я не хочу вас задерживать! Поезжайте скорее.
Едва он ушел, как она разразилась взволнованным смехом, счастливая, что ей удалось так легко его провести.
Во время разговора с Глимом в ее голове возникла причудливая мысль, которая быстро и незаметно для нее самой превратилась в непреодолимое желание. Ее женский ум быстро выработал необходимый план и ложь была сказана с такой непринужденной искренностью, что Глим ей поверил без всякой задней мысли.
Лэди Файр была в сильном возбуждении. Она волновалась тем сильнее, что не имела привычки к рискованным шагам.
Она вела открытую, но примерную жизнь. Ни одна сплетня не коснулась ее имени. Сэр Эфраим окружал ее любовью, она благодарно помнила эту любовь и до сих пор равнодушно и одинаково бесстрастно относилась к своим многочисленным поклонникам. Если она время от времени и не считалась со строгим этикетом, то ей это разрешалось в силу ее общественного положения.
Поехать ночью в дом политического деятеля для того, чтобы передать ему политическую новость в этом не было ничего необычного. Но передать весть о победе человеку, которого она любила, зная, что ее приход будет равносилен открытому признанию в любви — это совсем меняло дело. Это было безумно, смело и невыразимо приятно. И минуты эти были самые счастливые в жизни лэди Файр.
Она подошла к письменному столу, вынула надушенный изящный лист бумаги, набросала несколько строк, вложила лист в конверт и сунула его за корсаж. Затем она позвонила горничную и через несколько минут мчалась в экипаже по лондонским улицам. Холодный воздух освежил ее и придал ей еще более силы и решимости. Она живо рисовала себе маленькую сцену, которая сейчас должна произойти между ними — его взгляд, полный изумления и восторга, и его радость, когда она сообщит ему новость. Как прояснится его лицо! Она успеет сказать ему лишь несколько слов, иначе он опоздает к ночному поезду. Письмо же свое она опустит в его ящик у дверей. Он его найдет уже после ухода или, еще лучше, ему передадут его завтра.
Она его любила. Это было для нее новое и странное чувство. Оно росло в ней постепенно, и она с радостью, но и с некоторой боязнью, следила за его развитием. В этот вечер она подошла к краю бездны, у нее сладко кружилась голова и она в первый раз почти потеряла власть над собой. До той поры она чувствовала, что Годдар обожает ее, поклоняется ей, пылает к ней страстью, но их разделяла социальная пропасть, и Годдар стоял по ту сторону этой пропасти. Сегодня она должна была первая перебросить мост через эту пропасть и она чувствовала, что она сделает это охотно.
Занятая своими мыслями, лэди Файр не замечала и почти не видела ни людных улиц, ни экипажей, ни толпы. Она откинулась в угол экипажа, невольно прижимала конверт к своей груди и отдавалась своим ощущениям.
Наконец экипаж остановился у дома, где жил Годдар. На улице было тихо и темно. Она приказала кучеру обождать, взбежала по ступенькам крыльца и позвонила. Минуту она держала в нерешимости письмо, нервно вертя его в руках. Затем с легким вздохом, полуиспуганным, полурадостным, она бросила его в ящик.
Прислуга появилась в дверях и с изумлением установилась на ночную посетительницу. Сердце лэди Файр так сильно билось, что она еле могла говорить.
— Мистер Годдар наверху, сударыня. Я его сейчас позову, — сказала девушка и побежала наверх, оставив лэди Файр одну в передней.
Прислуга была плохо и неряшливо одета, в грязном ситцевом платье. Лэди Файр невольно улыбнулась, подумав о неспособности мужчин вести хозяйство, и почувствовала свое превосходство в этом отношении. Она даже не сердилась, что ее заставили ждать на сквозняке. Дверь в столовую была приоткрыта, и в комнате был виден свет. Лэди Файр решила войти туда и уже взялась за ручку, как вдруг дверь распахнулась и в дверях показалась женщина с пылающим красным лицом, мутными глазами, в растрепанной прическе, в грязном фланелевом капоте.
С минуту они смотрели друг на друга. Затем женщина шагнула вперед, но зашаталась и прислонилась к стене. Она была пьяна.
— Что тут за дьявол? Кто вы такая? — окрикнула она грубым голосом.
Лэди Файр охватил ужас и она отшатнулась. В эту минуту Годдар спускался по лестнице. Он слышал слова жены. Увидав его, Лиззи как-то съежилась.
— Ступай в комнату! — закричал он. Захлопнув за ней дверь, он схватил дверную ручку и с бледным лицом посмотрел на лэди Файр.
— Вы здесь? Что вас привело сюда? — спросил он глухим голосом.
Звук его голоса пробудил лэди Файр от ее оцепенения.
— А! — вскрикнула она, и в этом возгласе вылилось все отвращение, все возмущение, которым она была полна. Инстинктивно она бросилась к выходной двери, но Годдар нагнал ее. Она забилась в угол, протянула вперед руку, как бы защищаясь от его прикосновения.
— Пустите меня! Не подходите ко мне! Не говорите со мной! Это ужасно!
— Да, это ужасно! — ответил он горячо. — Но это мое проклятие… и не моя вина, что у меня такая жена.
— Ваша жена? — прошептала она слабым голосом. — Эта женщина — ваша жена?
— Неужели вы могли думать, что это моя любовница? — с горечью воскликнул он. — Придти к ней после вас!
Усилием воли лэди Файр овладела собою.
— Я вас попрошу открыть мне дверь!
Он молча отодвинул задвижку, пропустил ее вперед и вышел вслед за нею на крыльцо. Раньше чем она успела спуститься ни улицу, он схватил ее за руку.
— Что заставило вас придти в этот дом? Скажите!
Ее первым побуждением было — вырваться и сесть в ожидавший ее экипаж. Она хотела бежать от этого проклятого места и остаться наедине со своим горем и отчаянием. Но он крепко сжимал ее руки.
— Скажите, — повторил он настойчиво, — вы бы не пришли сюда без всякого повода.
— Пустите мою руку! Мне больно!
— Простите! — сказал он более мягким голосом, — я не владею собой!
Лэди Файр ненавидела его в эту минуту всеми фибрами души. Если бы дело шло о необходимой ей личной услуге, она скорее позвала бы на помощь полисмена, чтобы тот проводил ее до экипажа, чем ответила бы ни вопрос Годдара. Но она вспомнила о важности поручения. Поборов свое отвращение, она быстрыми отрывочными фразами передала ему суть дела. И едва договорив последнюю фразу, она бросилась вниз и, содрогаясь от отвращения, вскочила в экипаж.
Но у подъезда своего дома, после того, как она уже отпустила кучера, она с ужасом вспомнила, что оставила письмо в ящике. В первый момент она хотела вернуться и потребовать его обратно, но это было невозможно. Она медленно поднялась к себе и тотчас легла, но долго не могла заснуть от пережитого волнения и унижения.
Годдар стоял на крыльце и следил глазами за экипажем, пока последний не скрылся в темноте улицы. Тогда он медленно повернулся, открыл ключом дверь и прошел прямо в столовую. Лиззи полудремала, лежа на диване. При входе Годдара она повернула к нему свои осовевшие глаза. Вид у ней был ужасный: распущенные, растрепанные волосы, опухшее, заплывшее лицо, грязный капот был полузастегнут, чулки спустились с ног. Комната была пропитана запахом спирта и в ней царил страшный беспорядок. Скатерть на столе съехала на одну сторону; на ней валялись объедки булки, грязный носовой платок и засаленная книжка романа.
Невыразимое отвращение овладело Годдаром. На минуту в нем вспыхнуло дикое желание схватить подушку, на которой лежала Лиззи, и придушить ее.
— Ступай спать! — сказал он, поборов приступ ярости.
Она встала, но зашаталась. Годдар чувствовал, что если бы она упала на пол, он не мог бы заставить себя дотронуться до нее и помочь. Но она упала обратно на диван.
