Она посмотрела на Годдара с озабоченным и несколько грустным видом. А когда лэди Файр смотрела с таким выражением на мужчину, то она возлагала ее заботы на его плечи и эти заботы делались уже его личным делом. Годдар был мужчина, как и всякий другой. Он реагировал на это инстинктивно.
— Я попробую найти в клубе кого-нибудь из депутатов для рекомендации — если у вас есть время немного подождать.
— Правда? — спросила она. — Вы можете это сделать? — и в глазах ее засветились благодарность и удивление.
— С удовольствием, — сказал Годдар.
Пока он уходил искать депутата, она перелистывала железнодорожный справочник и думала о тех улучшениях, которые следовало бы здесь завести для удобства посторонних посетителей. Когда Годдар вернулся, она встала ему навстречу и по его довольному лицу увидела, что его попытка увенчалась успехом.
— Я поймал Джервонса, депутата от Твикенгама, — промолвил он. — Он взял на себя достать рекомендации шести членов, и билеты будут доставлены вам на дом к пяти часам. Это вас устраивает?
— Великолепно, — сказала лэди Файр. — Очень, очень вам благодарна.
— Я боюсь, что сегодняшнее заседание покажется вам скучным, — сказал Годдар, — на повестке смета военного министерства.
— О, это безразлично, — весело ответила лэди Файр, — моя гостья будет во всяком случае очень довольна, а я захвачу с собой роман.
Он ничего не ответил, а глядел на нее с высоты своего роста. Наступила небольшая пауза. Лэди Файр взглянула вверх и улыбнулась. В ее глазах светилась веселая насмешка от сознания своего женского могущества, заставившего этого огромного, сильного человека исполнить ее просьбу с легкостью Ариеля. Она вынула из котиковой муфты свою маленькую ручку в изящной перчатке.
— Я собиралась поссориться с вами, мистер Годдар, — сказала она, — за то, что вы не зашли повидаться со мной. Наверное, у вас нашлось бы свободных полчаса.
Она стояла с протянутой к нему рукой, слегка наклонив голову на одну сторону. В ее тоне и в ее движениях было столько искренности и прелести, что Годдар покраснел от сознания своей грубости.
— Я не могу считаться светским человеком, лэди Файр, — сказал он неуверенно.
Она засмеялась. Сколько людей добивались права входа в ее гостиную, а здесь стоял человек, который отказывался от этой привилегии. Это был редкий случай. Ее гордость была задета.
— Вероятно, вас пугает мое легкомыслие, — сказала она. — Но я не так легкомысленна, как кажусь, уверяю вас. Я могу иногда говорить даже о серьезных предметах.
— О, совсем не в вас дело… — начал он.
— Тогда значит виною того мои друзья? Но если вы не любите большого общества, то приходите ко мне в любой неприемный день.
— Вам действительно не безразлично, приду я или нет? — спросил неловко Годдар.
— Вы могли бы поверить моей искренности! — ответила она несколько изумленно. — Вам следовало принять во внимание, что я, против обыкновения, приглашала вас уже два раза!
Она вскинула немного голову и спрятала руку обратно в муфту. Годдар почувствовал, что он был груб. Перспектива дружбы с лэди Файр сейчас начала казаться ему желательной.
— Простите меня, лэди Файр, — сказал он после неловкого молчания. — Вы сами теперь видите, какой я медведь.
Это признание вызвало у нее снова улыбку.
— Могу я придти повидать вас? — спросил он.
— А вы действительно этого желаете? — спросила она, подражая его интонации.
— Я очень бы этого желал, — просто ответил Годдар.
Вечером, сидя в Парламенте за барьером на местах для публики, лэди Файр послала свою карточку Алоизию Глиму. Немного погодя он поднялся к ней.
— Я не знал, что вы здесь, — сказал он.
— Как вы думаете, кто мне достал билеты?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Мистер Годдар, — сказала лэди Файр.
— Мисс Мабель, — сказал Глим, повернувшись к молодой девушке, с увлечением слушавшей отчет военного секретариата, — лэди Файр подобна провидению — пути ее неисповедимы.
VII.
Идиллия народного трибуна.
После первого своего посещения лэди Файр, Годдар вышел от нее с странным ощущением. Он намеревался как можно больше сократить свой визит, а вместо этого просидел у нее целых два часа. Он едва верил своим часам.
Остроумный разговор хорошенькой и образованной женщины был для него такой же редкостью, как шампанское в годы его бедности. Он шел к ней, думая, что его ожидает пустая светская болтовня; а вместо этого у них начался разговор на самые дорогие и интересные для него темы, к тому же разговор, облеченной в очаровательную, совершенно новую для него форму. Годдар всегда относился очень серьезно к собеседованиям по социальным вопросам. Лэди Файр внесла в такое собеседование легкость, блеск, остроумие и, словно подчиняясь ее внушению, и его ум сделался более острым. Словом, лэди Файр оказалась для него настоящим откровением.
Даниэль возвращался от нее в веселом настроении — легким и быстрым шагом, подобно человеку, сделавшему открытие, которое должно изменить весь старый порядок вещей.
Вскоре подвернулся предлог для повторения его визита. Годдар постарался, для самооправдания, увеличить важность предлога. Но при третьем визите он должен был признаться, что им руководит исключительно желание находиться в обществе лэди Файр.
Ожидая ее в гостиной, со шляпой в руках, он чувствовал себя как мальчик, который боится, что он злоупотребляет любезным приглашением соседа приходить в его фруктовый сад. Однако, улыбка, с которой она его приветствовала, его успокоила.
— Как хорошо, что вы пришли! У меня немного болела голова и мне начинало становиться скучно одной.
— Я тоже чувствовал необходимость поговорить с вами, — сказал, усаживаясь, Годдар.
— Вы, ведь, не скучаете? — сказала лэди Файр, поднимая брови.
— О, конечно, нет! — воскликнул он со смехом. — У меня слишком много дела.
— Я бы хотела быть мужчиной, — вздохнула лэди Файр.
— Я бы этого не желал, — сказал он. — Вряд ли у меня было бы такое желание видеть вас, если бы вы были мужчиной.
— Чем вас угостить? — спросила она. — Не хотите ли чаю?
— С наслаждением! — ответил, улыбаясь, Годдар, — чай из ваших прозрачных фарфоровых чашек с тонкими ломтиками хлеба — это так не похоже на скучную будничную жизнь.
— Хорошо! А пока принесут нам чай, расскажите мне все ваши новости. Я ничего не знаю, что творится в эти последние два дня.
Он выложил перед ней весь свой запас. Это было немного утомительно, так как более легкие политические слухи его не интересовали. Но лэди Файр слушала внимательно, искусно наводя разговор на его собственное участие в текущих делах.
Годдар участвовал в комиссии Лиги, на севере Англии, для обследования положения работниц в некоторых отраслях промышленности. Он посетил много красильных заводов и пришел в уныние от того, что ему там пришлось видеть.
— Но заводчики обязаны увеличить предосторожности, — заметила лэди Файр.
Годдар нетерпеливо махнул рукой.
— Никакие предосторожности не помогут. Яд проникает всюду. Пыль носится в воздухе, пропитывает пищу, проникает сквозь самую плотную одежду. Женщины не должны были бы допускаться к такой работе — но что поделаете? Работать-то им все-таки нужно! Чувствуешь себя совершенно беспомощным перед этим безвыходным положением. Я видел женщин молодых и сильных, которые «прошли через белила», как они говорят, — смерть написана на их изможденных лицах. Одна из них ожидает ребенка, и какой же это ужас — быть отравленным еще до рождения!…
— Вы слишком близко принимаете это к сердцу, — промолвила лэди Файр, тронутая таким искренним и серьезным отношением.
— Да, конечно, ответил Годдар. — Ели иначе относиться к этому делу, тогда не зачем и работать над социальными реформами.
Лэди Файр налила ему чашку чаю. Сильная, мускулистая рука, принявшая чашку, вызвала в ней, в связи с серьезностью его тона, ощущение его силы. На минуту лэди Файр почувствовала слабость своего пола.