Сколько же еще тайн у себя под носом не замечал Огнезор в своем глупом, юношеском самодовольстве?

— Кгм, — наконец, неловко прокашлялся Мечеслов. — Подмастерья, доставьте учеников обратно в стены Дома, и память им подчистите… Я помогу добраться почтенному мастеру Твердогору, — он бросил на злую, растерянную Славу сочувственный взгляд. — Жду вас, молодые люди, после обеда. Рад, что ты вернулся, Огнезор…

И ушел, аккуратно поддерживая едва переставляющего ноги старца.

Юнцы выволокли за шкирки впавших в оторопь учеников. Слава с Огнезором остались одни.

— Можно? — как-то робко, охрипшим голосом спросила она, протягивая к его лицу руку.

— Давай, — хмуро согласился мужчина, подавляя желание отшатнуться от ее тонких пальцев.

Холодные, неуверенно подрагивающие, они пробежались по его вискам, заставляя поморщиться.

— Такого… не бывает, — выдохнула Слава.

Торопливо, лихорадочно прошлась по его небритой щеке ладонью, проверяя опять. И еще раз. И снова — пока он не увернулся, ясно показывая, что прикосновения ему неприятны.

— Это, должно быть, какой-то трюк! — растерянно ухватилась девушка за последнюю возможность. — Разве Вера пропустила бы… такое?

— Уверен, Вера знала! — криво ухмыльнулся Огнезор. — Просто так своих учеников не заставляют взглядом посуду раскалывать! Помнишь то идиотское задание?..

— Конечно! — Слава невольно улыбнулась. — Как ты злился тогда! «Старая грымза издевается!» — низким голосом передразнила она. — «То говорит, что невозможно повлиять на неживой предмет, то требует сделать что-то с проклятой чашкой!»

Мужчина тоже ухмыльнулся — и, всего на миг, веселая змейка прежней дружбы просочилась между ними, подняла любопытную голову.

Но тут же, опомнившись, хмуро отвернулись они друг от друга. Золотая змейка, зашипев, расползлась сотней черных жалящих гадючек.

— Нам пора, коли ты не передумал, — мрачно бросила девушка.

— Пойдем.

Покинув гостиницу, оба хранили угрюмое молчание. С больших, шумных улиц уходили на узкие улочки, где царил сумрак и густая тишина, которую не мог потревожить шорох их легких шагов. В такой же тишине свернули они в Черный переулок, нырнули в низкую дверь убогой оружейной лавки.

Посторонний увидел бы здесь лишь мусор по углам, паутину под низким, облупленным потолком да ржавчину, что давно уж погребла под собою всякое воспоминание о разящей стали. Только посвященным было ведомо, в чем секрет сего нищего пристанища: здесь начинался подземный коридор, ведущий к Общему Дому Гильдии.

За прошедший год в лавке мало что изменилось. Разве что голова пожилого подмастерья, исполняющий роль здешнего хозяина (на самом же деле — привратника), совсем уж побелела.

Завидев Славу, старик приветственно кивнул, с подозрением покосился на ее скрытого плащом спутника, но вопросов задавать не стал. Посеменил по скользкой, истертой лестнице в подвал, привычно сдвинул ржавый доспех, открывая проем с массивной дверью без ручки, постучал условным стуком, лицо все время сохраняя деловито-безразличным. И лишь когда отбросил Огнезор с головы капюшон, потерял старик на миг свою невозмутимость. Еще бы! Беглый Гильдмастер вернулся! Чем не повод потаращиться?

Изумленные физиономии караульных, открывших дверь с той стороны, были ничем не лучше.

Чувствуя себя ярмарочной диковинкой и оттого все больше раздражаясь, зашагал мастер по знакомому коридору. Держался он, впрочем, надменно и прямо, взгляды по сторонам не бросал — словно в нынешнем его появлении не было вовсе ничего необычного. Будто вернулся он после очередного приказа — и, как всегда, с триумфом.

Его выдержки хватило ненадолго.

Низкий каменный коридор вынырнул в Общий Зал. Все переходы и лестницы Дома стекались сюда — под этот высоченный, гулкий свод, так похожий на храмовый. Впрочем, почему только похожий? В хрониках пишут: много столетий назад здесь, и правда, проводились богослужения — а сам Дом принадлежал религиозному Ордену. Вот и остались на память о тех временах стены, украшенные мозаикой давно забытых богов и богинь; истертый мрамор пола, где еще угадывался рисунок никому уж не понятных мистических символов; да под самым потолком — узкие витражные окна, сквозь которые пыльными лучиками проливалось осеннее солнце… А еще — нестройный, многолюдный шелест голосов, негромких, но мощно подхватываемых эхом.

Зал не пустовал никогда.

Огнезор ступал в него с опаской, будто уличный актер на большую Дворцовую сцену, — сразу выставляясь напоказ, ожидая любопытства, шушуканья, навязчивых, липнущих взглядов…

Скользящий шаг, другой… Еще не узнан. Но кто-то мазнул уже по лицу глазами, небрежно, мимоходом, — и тут же повернулся, осознав. Замер, вытаращился, дернул за рукав соседа, шевельнул губами.

И теперь каждый встречный, от ученика до мастера, отрывается от дел или праздной болтовни, отступает с дороги, поворачивает голову вслед — пока все взгляды не сливаются лишь на одном лице. Пока своды не заполняет шепчущий звук единственного, каждыми устами повторяемого, имени…

Группа молодых подмастерьев, бледных, по-торжественному серьезных, заступает путь. Огнезор вопросительно поднимает брови, борясь с недостойным желанием растерянно оглянуться. А затем… один из юношей опускается на колено, прижимает руку к груди в древнем воинском жесте восхищения и верности — и весь зал, словно охваченный мгновенным безумием, следует его примеру…

Теперь уж мастеру приходится бороться с изумлением. Ибо это больше, куда больше, чем он заслужил! Больше, чем он вообще когда-либо смел надеяться — особенно же сейчас, когда с Гильдией, казалось, в его жизни покончено навсегда…

Пораженный, он склоняет голову, подносит руку к груди в ответном жесте, принимая их всех, выражая признательность — и не может не заметить волну чистой, самодовольной радости, идущую от Славы.

Конечно! Теперь-то он просто не вправе сбежать!

«Вот ты и попался!» — тихонько хихикает Лая, и ему приходиться с ней согласиться.

Что бы там ни думал Совет Семерых, Гильдия действительно обрела своего главу.

— Где я могу получить Серые Одежды? — со вздохом спрашивает он у спутницы. — Не хотелось бы предстать перед высокими мастерами в чем попало…

Уже не таясь, Слава расплывается в торжествующей улыбке.

— Они ждут тебя в Верхних покоях, Гильдмастер. С возвращением!

Верхние Покои встретили Огнезора негостеприимным холодом. Тщательно убранные, вымытые и выскобленные, потрясали они ощущением пустоты: не было тут привычно разбросанных свитков и стопок гербовой бумаги; не валялись повсюду Златодаровы перчатки, которых имел он великое множество, а терял и того больше; исчезли раздражающие золотые статуэтки, коими заставляла все полки Вера; да и сам воздух — стылый, без обычных запахов кожи, древесного масла, свечей и пыли — казался нежилым. Всякий предмет, всякое напоминание о предыдущем владельце вынесли и вымели отсюда, каждую мелочь убрали — словно очищающее пламя последнего костра, забрав тело Гильдмастера, прошлось и по его жилищу. Даже портьеры, бархатную обивку глубоких кресел, балдахин и покрывало широкой кровати сменили с темно-зеленых на серебристо-белые — совсем, как в бывших Огнезоровых комнатах.

Прежнюю одежду мастера уже перенесли сюда, аккуратно развесили в огромном шкафу; вещи тщательно и безлико разложили, расставили на новом месте. В кабинете теперь и следа не осталось от Златодаровых любимых книг — вместо этого Огнезор узнал на полках свои собственные.

Верхние Покои ждали нового хозяина. Однако вовсе не обещали ему уюта или радостей — скорей уж тяготы, необходимость быть настороже да много-много нелегкой работы.

Пока осматривал новоиспеченный Гильдмастер свои владения, без стука и доклада отворилась входная дверь, тяжелый — такой знакомый! — грохот больших сапог замер у порога. Вошедший остановился, плечами подперев высокий дверной косяк. Выжидая…