– Кто она такая? – осторожно подтолкнул вопросом Семиухова санитар.

– Не знаю. – Нотариус пожал плечами. – Честное слово, не знаю… Правда, я видел ее, но только один раз. Красивая женщина, холеная такая… Лет тридцать пять – сорок, сами понимаете, сейчас точнее не угадаешь. Брюнетка… Хотя перекраситься тоже ничего не стоит. Среднего роста, стройная…

– Да-а… – протянул санитар, – описание подходит под кого угодно… Может, хоть какие-нибудь особые приметы у нее есть?

Нотариус задумался. Гриша, чтобы стимулировать его мыслительную деятельность, мечтательно пощелкал блестящими щипцами. Семиухов нервно вздрогнул и сказал:

– Единственное, что я вспомнил, – она постоянно одним и тем же жестом поправляет волосы… Что-то вроде нервного тика… Буквально каждые полминуты…

Нотариус изобразил легкий женский жест, изобразил довольно неуклюже, но санитар кивнул:

– Лучше, чем совсем ничего…

– Ну вот, – жалобно закончил Викентий Романович, – это все… Больше я ничего не знаю.

– Ну ладно, – санитар кивнул, и Гриша с сожалением убрал коробочку с инструментами, – вы понимаете, господин нотариус, что если побежите к вашим друзьям, которые так обожают детей, то ничего хорошего для вас лично из этого не получится. Первое, что эти «аисты» получат – запись вашего удивительного красноречия. – Санитар помахал перед носом Викентия Романовича диктофоном. – А послушав, как охотно вы о них рассказываете первым встречным, ваши пернатые друзья, надо полагать, очень обрадуются и быстренько зальют вас, допустим, бетоном в фундаменте одного из строящихся элитных домов… Как вам, нравится лежать в фундаменте элитного дома? Мне, например, одинаково не нравится – что в элитном, что в самом захудалом. Так что в ваших интересах, господин Семиухов, молчать о нашей встрече, как рыба.

– Все понял, – почти шепотом ответил нотариус, прекрасно сознавая правоту изложенных соображений.

Ребята проводили ослабевшего от откровений Семиухова к его «Крайслеру». Рита с Эриком остались одни.

– Ну что, сеструха, все поняла? Ясен тебе план действий?

– Нужно ехать во Францию, здесь мы больше ничего не узнаем.

Эрик взял руководство операцией на себя. Он усадил Риту к телефону, чтобы она обзванивала турфирмы на предмет наличия у них горящей путевки в Париж. Он послал Сережку к отцу, чтобы тот выклянчил у того как можно больше денег. Он отрядил своих замурзанных приятелей понаблюдать, что творится у Сережкиного дома. Те вернулись и доложили, что неподалеку от подъезда стоит подозрительная машина, а в ней – двое хмырей. Ждут, значит.

– Пускай себе ждут у моря погоды! – усмехнулась Рита.

Горящая путевка нашлась в фирме «Марко Поло». Там обязались получить визу и билеты на самолет за три дня.

Через три дня, шестнадцатого мая, Рите вручили паспорт и билет на самолет, вылет семнадцатого мая. Она просмотрела свои записи, которые сделала в интернет-кафе с дискеты. Вот подходящая кандидатура.

Сирень… Шипова Анна Николаевна, 1983 года рождения, сын Никита пяти лет, с мужем в разводе и отношений не поддерживает, из родственников – одна мать в Тихвине, выезд 17.05.

– Будем надеяться, что у нашего птичьего агентства дела идут своим чередом, ведь они же не знают, что, кроме файла «Кадры», мне удалось еще скачать файл «Клиши». А из «Кадров» ничего толком не узнать. Ну, список женских имен, ну, уехали они все… это я и раньше знала. – Рита обращалась к Эрику, потому что за последние три дня прониклась к нему уважением.

– Стало быть, ты увидишь эту Анну Шипову в аэропорту, если, конечно, она полетит «Аэрофлотом», – поддакнул Фюрер.

– Вряд ли они раскошелятся на «Финэйр» или на «Люфтганзу», – сказала Рита, – так что будем надеяться.

Надежда Николаевна Лебедева прислушалась к хлопнувшей двери лифта и тяжело вздохнула. Ох уж эти мужчины! Всегда настоят на своем, а еще жалуются, что жены ими руководят! Ее муж Сан Саныч, разумеется, не исключение. Если он решил что-то, то хоть язык сотри до мозолей – никак его не переубедишь.

Все началось под Новый год. В предпраздничной суете вдруг прозвенел телефонный звонок, и женский голос спросил:

– Надя, ты меня не узнаешь?

Руки у Надежды были выпачканы в муке, поэтому трубку она прижимала плечом к уху. К тому же на столе в кухне лежали приготовленные к жарке четыре куска отличного филе судака, а кота Бейсика в комнате не наблюдалось, значит, он вполне мог быть на кухне. Оставшись же наедине с рыбой, ни один кот своего не упустит, а уж рыжий троглодит Бейсик – тем более.

Первой Надеждиной мыслью было ответить на вопрос «нет», потому что время для долгих телефонных выяснений было не самое подходящее. Но интонация вопроса показалась ей до ужаса знакомой.

– Голос-то я узнаю… – протянула она, прислушиваясь к подозрительным звукам на кухне.

– Напряги память, если у тебя, конечно, склероза нету, – фыркнули на том конце.

Надежда обиделась и вспомнила: Ирка Моисеева! Только у нее могут быть такие нахальные интонации.

– Ушам не верю, – произнесла она, – ты ли это?

– Я, – радостно согласилась трубка, – я, собственной персоной. Через двадцать лет вернулась в свой город, знакомый до слез…

– Фантастика! – поразилась Надежда. – Но все-таки я тебя узнала…

Институтская подруга по окончании вуза распределилась не в секретную военную контору, как Надежда, а в вычислительный центр крупной строительной организации. Там ей вскоре надоело, и она перебралась в секретари директора – шла всеобщая компьютеризация, и директор с превеликой охотой выпер на пенсию свою старую грымзу, которая беспрерывно стучала на машинке, и посадил на ее место приглянувшуюся ему расторопную, толковую девицу, умеющую работать на компьютере и радующую глаз посетителей приемной длинной косой и белозубой улыбкой.

Строительная компания собиралась строить какие-то объекты по французскому проекту, по этому поводу приехало несколько французских специалистов.

Увидев в приемной русскую красавицу с соболиными бровями и косой до пояса, француз упал на пороге и погиб. А Ирка, которой до чертиков надоел старый директор, решила ковать железо пока горячо и вцепилась в него мертвой хваткой. В результате она очень быстро оказалась во Франции в качестве законной жены архитектора и потеряла на двадцать лет связь почти со всеми старыми приятелями.

Все эти сведения промелькнули в голове Надежды, пока она вслушивалась в Иркин монолог и пыталась определить степень ущерба, нанесенного котом.

– Вот, решила сделать себе подарок на юбилей и приехала посмотреть на родной город.

– Какой юбилей? – спросила было Надежда, но прикусила язык.

– У нас у всех один юбилей! – рассмеялась Ирка. – Пятьдесят лет, у тебя тоже не за горами…

– Ой не говори вслух! – испугалась Надежда. – И что мы по телефону, давай встретимся! – Ей не давали покоя звуки преступной жизнедеятельности кота на кухне.

– А зачем я по-твоему звоню? Собирай всех кого найдешь, и немедленно!

– Слушаюсь! – радостно отрапортовала Надежда.

Кот поступил благородно: съел только два куска рыбы из четырех возможных.

Они чудно провели новогодние праздники и две последующие недели, по окончании которых Ирка – мадам Ирен Ларош – отбыла во Францию, взяв с Надежды клятву, что та приедет к ней весной погостить вместе с мужем: места у нее много, большой дом в Лазере, сорок минут на поезде до Парижа.

Надежда с радостью согласилась, но муж наотрез отказался ехать – ему, видите ли, неудобно обременять малознакомого человека. Надежда сильно подозревала, что Сан Саныч просто обиделся: Ирка, не вдаваясь во все сложности Надеждиной семейной жизни, частенько называла его Сережей – по имени первого Надеждиного мужа, его-то она помнила по институтским временам. Что делать, двадцать лет – срок немалый, многое меняется в жизни. Уже и с Сан Санычем прожила Надежда восемь лет без малого, и дочке Алене скоро тридцать…