Тайна В лесу прибит на дубе вековом Булатный щит, свидетель грозных сеч; На том щите видна звезда с крестом, А близ щита сверкает острый меч. И свежую могилу осеняет Тенистый дуб, и тайны роковой Ужасен мрак: никто, никто не знает, Кто погребен в лесу при тьме ночной. Промчался день, опять порой урочной Ночь темная дубраву облегла; Безмолвно все, и медь уж час полночный На башне бьет соседнего села. И никогда страшнее не темнела Осення ночь: она сырою мглой Дремучий лес, реку и холм одела — Везде покров чернеет гробовой. Но меж дерев багровый блеск мелькает, И хрупкий лист шумит невдалеке, И факел дуб вблизи уж озаряет: Его чернец в дрожащей нес руке. К могиле шел отшельник престарелый, И вместе с ним безвестно кто, в слезах, Идет, бледней своей одежды белой; Печаль любви горит в ее очах. И пел чернец по мертвом панихиду, Но кто он был – чернец не поминал; Отпел, вдали сокрылся он из виду, Но факел всё в тени густой мерцал. На свежий дерн прекрасная упала И, белую откинув пелену, Потоки слез по мертвом проливала, Могильную тревожа тишину; И вне себя, вдруг очи голубые На щит она внезапно подняла И, локоны отрезав золотые, Кровавый меч их шелком обвила; Безумья яд зажегся в мутном взоре, Сердечный вопль немеет на устах. Она ушла, и лишь в дремучем боре Таинственный один остался страх; И меж дерев уж факел не мерцает, Не шепчет лист, и тайны роковой Ужасен мрак: никто, никто не знает, Кто погребен в лесу при тьме ночной.  Федор Николаевич Глинка Клятва (Баллада) Раз весенним вечерком Лиза с милым шла дружком, А луна светила… «В небе век горит луна; Буду век тебе верна!» — Лиза говорила. В небе все горит луна; Лиза другу неверна: Друга разлюбила. И печален, грустен он, Позабыл и грусть и сон: Грусть его убила. А неверная с другим Счастьем хвалится своим, О былом забыла. Но случилось вечерком Тем же ей идти лужком, А луна светила… На нее глядит луна, Будто жизнию полна — В ней душа заныла… Кто-то в сумраке мелькнул, Кто-то ей шепнул: «За обман – могила!» И с тех пор, всё день за день, Лиза сохнет… Лиза – тень! Младость погубила!.. И, печальная, конца Как невеста ждет венца: Так бледна, уныла. Он настал – ее конец! Саван белый – под венец, Брачный одр – могила! И, вздохнув, прохожий стал, Надпись гробную читал: «За обман – могила!..» Кондратий Федорович Рылеев
Смерть Ермака Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали… Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы, Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите, – мнил герой, — Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей, В разбоях злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны — Нам смерть не может быть страшна, Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы – не праздно в мире жили!» Но роковой его удел Уже сидел с героем рядом И с сожалением глядел На жертву любопытным взглядом. Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали. Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны, И рассыпались с ревом в прах, Бия о брег, казачьи челны. С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала; С Кучумом буря лишь одна На их погибель не дремала! Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный, Прокрался тайною тропой, Татар толпами окруженный. Мечи сверкнули в их руках — И окровавилась долина, И пала грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина… Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны. Душа отвагою полна, Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней — Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает… Плывет… уж близко челнока, — Но сила року уступила, И, закипев страшней, река Героя с шумом поглотила. Лишивши сил богатыря Бороться с ярою волною, Тяжелый панцирь – дар царя — Стал гибели его виною. Ревела буря… вдруг луной Иртыш кипящий осребрился, И труп, извергнутый волной, В броне медяной озарился. Носились тучи, дождь шумел, И молнии еще сверкали, И гром вдали еще гремел, И ветры в дебрях бушевали. |
