— Ну, ты врёшь и не краснеешь, дылда! — засмеялся Скельди. — Тебя только Лисса протрезвить может. Пару раз стукнув хлебной лопатой по голове!
— Отвянь, сопля, — благодушно пробасил Бьорк и продолжил:
— Значит, свадьбу наладили, полгорода пригласили, люди-то, слава богу, не бедные, могли себе позволить. Его светлость, маркграф Отто, как назло в отъезде оказался, сына вместо себя оставил. Ну вот, Лобо и учудил, сопляк. Решил показать черни свою власть, и применил старый закон о первой брачной ночи. Слышала про такой?
— Слышала.
— Законом этим давно уже никто не пользовался, но и отменять не отменяли. Забыли, наверное. А этот говнюк, вспомнил. Девчонку, схватили прямо на улице, когда она возвращалась от белошвейки, наряд свадебный примеряла, отвезли в замок, там как раз, господин Лобо с дружками пировал, ну и… В общем, в какой-то момент, она вырвалась и спрыгнула с балкона, прямо на камни, так что вместо свадьбы, состоялись похороны.
Я взглянула на Расмуса. Он шел, опустив голову, глядя злыми, сухими глазами себе под ноги. Стало не по себе.
— Парень как узнал, так за молот схватился и к замку кинулся, никто остановить не успел. Там его повязали, и в каменный мешок запихнули. Затем судили, объявили государственным преступником. Его светлость, маркграф Отто, не стал вмешиваться и подтвердил приговор. Кузню у отца отобрали, стариков выгнали на улицу, запретив горожанам под страхом наказания, оказывать им какую либо помощь. Была зима, они быстро умерли, под чьим-то забором. Да… Расмус просидел в тюрьме больше года, потом палачам понадобилось освободить камеру для нового бедняги. Его достали, высекли кнутом, вырвали язык и выгнали взашей. Я тогда возвращался со дня рождения кузена Киля, встретил его на дороге. Он почти ничего не видел, брёл как слепой, только стонал. Пришлось взять с собой. Здесь его Старая Лотта подлечила, после чего он остался с нами. Вот так девочка. Думаю, после того, что ты сделала с Лобо, наш Расмус будет тебе благодарен по гроб жизни. Верно, говорю?
Угрюмый парень посмотрел на меня и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.
— Жаль, что не слышала об этом раньше. Сделала бы из ублюдка, слюнявого идиота, честное слово.
Расмус махнул рукой и вновь улыбнулся.
— Так, — громко сказал Блюмгост, останавливаясь. — Пришли.
Место, где мы оказались, было почти лишено деревьев, зато вокруг поднимались высокие, гранитные скалы.
— Давай, заводи телегу под навес и распрягай клячу.
Только сейчас я заметила большой, крытый дёрном навес, под которым стояли две пустые телеги. С помощью Бьорка и Расмуса, мне удалось довольно быстро справиться с заданием.
Часть поклажи с повозки — два тюка с заледеневшими лошадиными шкурами, перекочевали на спину Шустрой. Три другие трофейные лошади, были нагружены доспехами, оружием и кусками разрубленных конских туш: разбойники не брезговали любой добычей и на лесной дороге, когда мы уходили, остались лишь раздетые тела мёртвых гвардейцев да разделанные останки их верных скакунов.
Блюмгост приказал Бенке — тому самому парню, что весь бой просидел в засаде, охранять оставшиеся вещи, после чего, мы двинулись дальше по узкой тропинке зажатой между огромных скал. Расмус нёс на плечах Олега, и я была уверена, что он скорее погибнет, чем бросит его, а мне досталось вести под уздцы мрачную, словно грозовая туча Шуструю, которой очень не понравилась новая поклажа.
Тропинка скоро кончилась, мы оказались перед длинным подвесным мостом, перекинутым через расщелину, на дне которой клокотала какая-то безымянная речушка.
— Завяжи своей кобыле глаза, — серьёзно посоветовал Бьорк. — Иначе она испугается и не пойдёт на мост.
— Вот ещё! — фыркнула я. — Да будет тебе известно, что Шустрая, самая смелая лошадка в здешних краях. Правда, милая?
Самая смелая лошадка выразительно покосилась на меня и тяжело вздохнула. Умей она говорить, я без сомнения услышала много разных непечатных слов в свой адрес, но к счастью или, к сожалению, боги не удосужились наделить эту умницу даром речи.
— Идём. — Я потянула её за собой, и она покорно пошла по скрипящим, ненадёжным доскам.
Переправа прошла удачно, хотя признаться, мне не по душе подобные развлечения. Доверять свою жизнь столь непрочной конструкции, удовольствие для любителя. Мы сгрудились на небольшой площадке за мостом. Проход оказался перекрыт приземистыми, прочными воротами, рядом возвышалась пузатая, деревянная башня.
— Эй, Йохан, ты что заснул, волчью пасть тебе в бок! — проревел Карл, глядя на башню злыми глазами. — Давай, открывай скорее, не видишь, мы стоим!
В узкой бойнице мелькнула растрёпанная голова, послышался торопливый перестук каблуков, что-то грохнуло, заскрипело, и ворота соизволили отвориться.
— Уууу, холера! — рыкнул Блюмгост на молодого парня, который виновато тёр заспанные глаза. — Ещё раз заснёшь на посту, вздёрну на ближайшей берёзе!
Мы вновь двинулись вперёд. За нашими спинами заскрипели запираемые ворота.
— Неплохое место для обороны, — сказала я Бьорку, когда мы вошли в узкое ущелье, высокие стены которого, почти смыкались над головами.
— Ещё бы, — ухмыльнулся здоровяк. — Года два назад, гвардейцы его светлости уже пытались выкурить нас отсюда, но не смогли. Кишка оказалась тонка. Мы тогда только начали обживать это уютное гнёздышко, башню и ворота на переправе построили позднее, но даже и без них отлично справились.
— Здорово. А кто здесь жил раньше? До того как вы пришли сюда.
— Раньше тут находился монастырь Святого Лавруса. Монахи, крепкие ребята, вырубили в скалах целый город.
— А куда они подевались? Вы их случайно не перебили?
— Ты что, как можно! Святые отцы здешней обители были очень хорошими людьми, их любили. Просто шесть лет назад все они умерли.
— Умерли?
— Да. От чумы.
— Ничего себе…
— Точно. Это случилось зимой, проходы замело, они даже не смогли послать за помощью. Только весной, когда снег растаял, монахи из обители Святого Руфуса, обеспокоенные отсутствием известий, пришли сюда и обнаружили что все лежат мёртвые в своих кельях. Они их похоронили в склепе, но оставаться не стали, чума, дело такое…
— А вы рискнули занять пустующее место?
— Ага. Гвардейцы выбили нас из прежнего логова, выбирать не приходилось, вот Карл и решился… Поначалу было конечно страшновато, потом привыкли.
Неожиданно, глухие стены ущелья расступились, и мы вошли в широкую долину. Перейдя через покрытый коркой льда, ручеёк по старому каменному мостику, наш отряд остановился около частокола, перегораживающего долину с севера на юг. Рябой Тори, снял с пояса рог и затрубил в него громко и чисто. Звук отразился от скал, эхо вернулось причудливой музыкой. Ворота, заскрипев, стали открываться.
Внезапно в щель выскочило маленькое, мохнатое существо, которое я сначала приняла за медвежонка, и радостно вереща, понеслось нам навстречу. Блюмгост сбросил с плеч тяжёлый тюк, присел на корточки и широко развёл руки. Существо, продолжая визжать, врезалось в атамана, он подхватил его на руки, выпрямился, потом несколько раз подбросил в воздух. Конечно, это был не медвежонок, а девочка, лет пяти, одетая в меховую курточку, и такие же меховые штаны и сапожки. Её тёмно-каштановые, курчавые волосы по цвету почти не отличались от одежды, а круглое, сияющее личико было чёрным от толстого слоя сажи.
Следом за девочкой из ворот выбежало несколько детей постарше, потом вышли три женщины. Первой шла высокая, дородная тётка, с годовалым младенцем на руках. На её полном, румяном лице, блуждала ироничная улыбка, большие, светло-серые глаза смотрели весело.
— Ну, и где ты шлялся муженёк? — грозно вопросила она. — Какого лешего, вы торчали в лесу так долго?
Карл Блюмгост, громко фыркнул и с достоинством ответил:
— Лучше объясни ко мне, Астрид, почему моя любимая доченька опять похожа на трубочиста. Что вы с ней делаете в моё отсутствие? Заставляете чистить каминные трубы?
