Мейнхард и Мати действительно взобрались на стену и улеглись там, голова к голове, как два больших ленивых кота. Юло и Атс, то и дело поднимая глаза, могли их видеть. Уверенность, которую придает столь явная верность слову, трудно, да, пожалуй, и невозможно переоценить.

На нагревшейся стене солнце жарило спины и головы сыновей констебля. Лежать здесь было адской мукой. Но Мейнхарду, казалось, все нипочем. Он не отрываясь следил за мальчуганами на цветочной грядке.

— А что же дальше? — наконец не выдержал Мати.

Мейнхард лишь сплюнул сквозь зубы. В этом и заключался его ответ.

Юло и Атс давно позабыли о тревоге и опасностях, которые владели ими в начале этого необычного приключения. Анютины глазки — одни ярко-желтые, как бабочки, другие буро-красные, как бархатная обивка стульев госпожи Сикк, третьи пестрые, с причудливым сочетанием красок, были самыми красивыми цветами, какие только они когда-либо видели. Они легко выходили с корнями из земли, чтобы до осени цвести на радость маме под низким окном. Мальчишки выбирали самые яркие и красивые цветы, и, хотя большие корзинки для сбора картофеля были уже доверху полны, туда — если немножко утрамбовать — могло поместиться еще. Но вот уже действительно больше не помещалось.

Они дружно взглянули на стену. Сыновья констебля лежали там по-прежнему. Мальчуганы оставили корзинки у грядок и сделали то, что на их месте сделал бы любой пяти-шестилетний мальчуган — отправились в клубнику. Клубника здесь действительно была крупная, как сливы, и грядкам не видно было конца.

Мейнхард на стене усмехнулся впервые за все время сегодняшнего предприятия. А Мати сказал:

— Ну и дураки мы. Других запускаем в клубнику, а сами только глядим, аж слюнки текут.

Мейнхард соскользнул со стены, но не в сад, а с другой стороны, на дорожку.

— Давай поживее! — сказал он брату. И бросился бежать со всех ног. И это в такую жару, когда даже лежать неподвижно было не простым делом! Смысл спешки и вообще всего предприятия Мати начал понимать лишь тогда, когда оба они уже стояли перед дверью господина Маази и Мейнхард торопливо постучал.

Господин Маази больше всего на свете ненавидел мальчишек и воробьев. Да и как может быть иначе, если у тебя сад, а в саду сто две яблони, сорок восемь груш, полсотни вишен. И еще сливы, крыжовник, смородина, малина — так много, что трудно вести учет. В придачу ко всему клубника и тому подобное.

Стук в дверь раньше времени нарушил послеобеденный сон господина Маази. Плохим было и начало этого сна. Засыпая, господин Маази бранился с господином богом. И действительно, где его всевидящий глаз?! Целых три недели июня в небе ни намека на тучи! Разве господин Маази задолжал церковные сборы или не опустил сент в кружку церковного старосты, что милосердный господин теперь отворачивает взор свой от жилья и виноградников господина Маази? Разве не видит он, всевидящий и всемогущий бог, как засуха, словно огонь, сжигает все в саду, как каждый вечер и каждое утро целая армия наемных помощников поливает сад господина Маази из лейки? Уж не думает ли милосердный господь платить этому стаду лодырей из своего кармана?

Так господин Маази ворчал на своего бога, не надеясь, что за все это он получит хоть какую-нибудь награду. Но, очевидно, всемогущий все-таки услышал неуважительные заявления господина Маази и разгневался. Иначе за что же еще господь бог во время сна господина Маази наказал его противными сновидениями?!

Зная все это, можно себе представить, в каком настроении открыл дверь господин Маази.

— Здравствуйте! — сказали сыновья констебля.

— И что этим еще надо? — ответил господин Маази.

— Господин Маази, мы пришли сказать вам…

— Что, хотите купить у меня фунтик клубники?! — У господина Маази был стариковский резкий и высокий голос, и сейчас его слова впивались в барабанные перепонки мальчишек, как самые злые осы. — Но разве не знаете вы, проклятые мальчишки, что господин Маази строго соблюдает режим и в это время обычно спит?

Оба констеблевых отпрыска хорошо знали, каким странным и сварливым стариком был господин Маази — но такой прием на миг смутил даже много повидавшего Мейнхарда. Используя возникшую паузу, господин Маази объявил еще более звонким голосом:

— И разве вы не знаете, что господин Маази не продает мальчишкам ни клубники, ни других ягод, ни фруктов?! Потому что они воры и прохвосты, и господин Маази отлично знает, что если один такой мальчишка придет с ним в сад и купит на два сента, он в то же самое время украдет на десять сентов!

Говоря это, господин Маази не преувеличивал ни в первом, ни во втором случае. Однако он тут же вспомнил, что в одной из корзинок осталось несколько пригоршней клубники. Эта клубника пролежала дня два, была уже слегка подпорченной и не годилась для продажи на базаре, но господину Маази все-таки было жаль выбрасывать ее, и сейчас он пытался сообразить, сколько ему удастся содрать за эту клубнику с молодых лакомок.

— Господин Маази, мы пришли сказать вам, — собрался с духом Мейнхард, — что двое мальчишек перебрались через ограду с большими корзинами, и сейчас они в вашем саду.

— А-ах?! — поперхнулся господин Маази, поднял руки и трагически всплеснул ими. Отчего штаны, которые он до того все время поддерживал левой рукой, сползли вниз.

— А-ах?! — воззрился господин Маази. — Как ты сказал?

— У них здоровенные корзинки, — объявил Мейнхард. — С такими в деревне ходят собирать картошку.

— Господи помилуй! — снова всплеснул руками господин Маази, и его белая козлиная борода задрожала от волнения. — Да что же вы за люди? Торгуетесь со мной из-за пригоршни клубники и не подумали о том, чтобы сказать мне, что у меня в саду разбойники и воры с двумя большими корзинами?! Так пойдемте же со мной в сад и помогите мне поймать этих разбойников, я же, в конце концов, говорю с вами по-эстонски!?

Господин Маази запутался в штанах, но тут же подтянул их вверх и, придерживая обеими руками, заторопился в сад, сыновья констебля последовали за ним.

— Они там, в клубнике, — пояснил Мейнхард.

— А-ах?! — воскликнул господин Маази и снова поднял руки к груди. — Откуда ты знаешь, что они именно там? — Он сверлил вестника взглядом, всепроникающим, как рентген. Однако просветить Мейнхарда насквозь оказалось господину Маази явно не под силу.

Сад господина Маази содержался в большом порядке, но, как ни странно, тут росла густая крапива. И когда господин Маази действительно заметил не подозревающих худого и лакомящихся клубникой малышей, он не стал строить долгих планов. Не жалея рук, нарвал он пышный веник крапивы и, словно странный черт из сказки — борода торчком, — стал подкрадываться к грядам с клубникой.

— Вот так-то, — сказал Мати и усмехнулся.

— Чего ржешь! — насупился Мейнхард. — Эти несмышленыши очень глупо попадутся в руки старого чудака.

Мати пожал плечами. Затем поглядел по сторонам.

— Такое представление лишь тогда имеет смысл, если и нам отсюда что-нибудь перепадет, — рассуждал он. — А вспомнит ли старый жмот о нас осенью?

Мейнхард плюнул и побрел в сторону ворот.

В примыкавшей к улице Лаане рощице было закончено сооружение крепости, и теперь там выбирали атамана.

Зачинщиком строительства крепости был Красномураш. Для чего мальчишкам улицы Лаане потребовалась крепость, этого толком не знали ни строители, ни сам Красномураш. Необоснованность начатого дела не особенно заботила мальчишек — разве мало было здесь же в кустарнике и раньше построено тайных шалашей, которые в конечном итоге оказались тоже никому не нужны.

И хотя никто из мальчишек раньше никогда не строил крепостей, дело у них спорилось, ибо они относились к нему настолько серьезно, что потратили всю вторую половину дня, чтобы заново внимательно обследовать и буквально обнюхать развалины старого замка на городском холме, хотя там и так не было ни одного метра стены, ни одного подвала, который они не исследовали бы раньше. В результате этой экспедиции площадь крепости была расширена почти наполовину и был вырыт девятиметровый потайной ход, ведущий из крепости под стеной в гущу кустов можжевельника.