Через некоторое время Зете велел убрать аппарат и постучал по стене.

— Ну-ка, мальчики, посмотрите — теперь выдержит?

Раствор извести превратился в такой же твердый камень, как и вся стена.

— Видели? А ты говоришь, что нужен цемент. Вот мы таким же образом залатали ту брешь, через которую вы сюда попали… И так хорошо залатали, что если пройти мимо, не узнаешь, что там была брешь.

Зете улыбнулся, словно сообщил что-то приятное.

— А ты что такой бледный? — спросил он у Махмута. — Не болеешь?

— Г олова болит, — вяло ответил Махмут.

Не придавая особого значения словам Махмута, Зете пошел, звеня ключами, к двери и прикрикнул:

— Чего плететесь?

Ребята ускорили шаг.

К обеду Махмуту стало очень плохо. Он не только не мог принимать участия в работе, но даже стоять. Несмотря на ругань Андрея, он по требованию Шарифа пошел в «берлогу» и лег. Обед приготовили без Махмута.

Появившийся в столовой Зете заметил его отсутствие, недовольно сморщил лицо и, не дожидаясь объяснений Андрея, направился к Махмуту.

— Что случилось? — Зете грубовато одернул с мальчика одеяло и потрогал его голову: — Небольшая температура. Ничего особенного. — Принеси-ка воды! — сказал он тарифу.

Затем Зете вытащил из кармана таблетки, завернутые в прозрачную бумагу, и одну из них протянул Махмуту:

— Глотай!

— Не надо… И так пройдет…

— Глотай, говорят тебе! Сколько думаешь валяться здесь?

— Пить не буду… — пробормотал Махмут, вспомнив, как Зете поил «лекарством» Шульца.

— Глупец! — раздраженно сказал Зете. — Это лекарство, понижающее температуру. Вот смотри! — Зете проглотил таблетку, приготовленную ддя Махмута. — Видел? Бери!

Дрожащей рукой Махмут взял одну из таблеток и положил в рот.

— А ты пойдешь со мной! — Зете указал пальцем на тарифа.

— Выздоравливай! — Шариф погладил друга по голове.

В столовой Зете нагрузил Шарифа какими-то термосами и повел дальше.

Они вышли в незнакомый коридор.

Было такое ощущение, словно Шариф попал на территорию завода. Из боковых дверей слышалось жужжание машин, что-то ритмично стучало, что-то издавало резкий металлический визг, пахло машинным маслом. За приоткрытой дверью работал станок, под его колесом сверкали сине-зеленые искры.

В дальнем конце коридора Зете открыл дверь и пропустил Шарифа вперед. Т>т было намного темнее. Зете включил фонарь. Бросились в глаза узкие рельсы, протянутые посреди пещеры. Они выходили из-под широких двустворчатых дверей и, поблескивая в свете редких ламп, скрывались за поворотом.

Вошли в очень маленькую комнату с железной дверью. Как только стукнула закрываемая дверь, комната вздрогнула и полетела вниз.

Лифт! Вот он мягко остановился. Дверь открылась.

Они окупались в новой пещере. И первым, кого увидел Шариф, был Рестон.

То ли потому, что Рестон владел немецким языком не в совершенстве, то ли из-за его сильного английского акцента, Шариф понимал его речь с трудом. То, что он сейчас понял, можно было бы перевести так:

— Надо поторопиться со следующей радиопередачей, мистер Зете. Когда думаете выходить наверх?

— Мистер Рестон, — подавленно отвечал Зете, — в последнее время мне очень часто приходилось выходить в связи с приездом Миллера. Считаю, что надо переждать некоторое время. Пусть все успокоится наверху.

— Нет, это очень важное сообщение и не терпит отлагательства. Анализы, сделанные Миллером, показали, что заряды в своем составе имеют посторонние элементы. Однако эти заряды получены по вашим инструкциям и под вашим руководством. И по вашему же указанию я сообщил, что материалы соответствуют инструкции.

— Я вынужден признаться в недостаточности моего опыта и сделанных просчетах. Поймите, в отрыве от всего мира, в условиях этой пещеры…

К Рестону подоили двое, одетые так же, как Шариф.

— Готово! — один из них кивнул на темное углубление в стене.

Все отошли в сторону и, насторожившись, чего-то ждали.

Прошло не больше минуты, и вдруг где-то под землей раздался взрыв. Из темного углубления пахнуло ветром. Пещера долго гремела, как во время грозы.

— Подождем, — сказал Ростом. — Пусть сядет пыль.

— Можете пообедать, — добавил Зете. — Откройте термосы.

Запахло бульоном.

Шариф почувствовал, как заныло в желудке.

— Ешь и ты! — сказал ему Зете.

После обеда все надели какие-то маски, чем-то напоминающие противогазы. Такую же маску дали Шарифу. Вместе со всеми он полез в углубление в стене.

Ход был узким и низким.

Минут через пять добрались до просторного грота. Он был завален сине-зелеными и зеленовато-желтыми камнями. В воздухе здесь все еще стояла сероватая пыль.

Рестон указал Шарифу на железную тележку и прокричал на ухо:

— Вози эти камни к лифту, — он осмотрел несколько камней, по-видимому, остался доволен, махнул рукой рабочим и скрылся.

Рабочие быстро загрузили тележку.

Трудно, очень трудно было везти тяжелую тележку по узкой, низкой и неровной трубе. Мешала маска. Сперло дыхание. Потели очки, то и дело их надо было протирать. Несколько камней с грохотом полетели на землю Шариф поставил фонарь и с трудом забросил камни на тележку. Почувствовал острую боль в руке. Тыльная сторона ладони кровоточила. Рана была неглубокой, но в нее попала едкая пыль. Он поднял руку; чтобы кровь скорее свернулась.

На глазах выступили горькие слезы. Как он проклинал про себя эти камни, ящики, тележку, пещеру, подлых людей, которые жили здесь.

Слезы принесли какое-то облегчение… Но разве слезами поможешь горю? Его ждет больной Махмут. У них есть тайная надежда — Дорога Свободы. Она ждет, чтобы Шариф и Махмут открыли ее.

Шариф протер маску и снова взялся за работу…

Махмут открыл глаза. В «берлоге» пусто и тихо.

Значит, Шариф все еще не приходил Куда его увели? Махмут хотел подняться и не смог: все тело сковывало бессилие.

Во рту было горько и сухо. Он толкнул дверь ногой и громко простонал:

— Пить!..

Скоро он услышал за дверью кашель Андрея — Проснулся? А зачем кричишь? — спросил Андрей и поставил на пол кружку с чаем. — Пей!

Чай был еще теплый. Махмут залпом выпил всю кружку.

— Вот обуза! — сердито прохрипел Андрей. — Им только пить да жрать…

Холодной, костлявой рукой он потрогал лоб Махмута.

— Ага, температуры уже нет! — воскликнул он, словно радуясь выздоровлению Махмута, и, помолчав, прибавил: — Кто вас заставил сюда ехать? Эх, вы!.. Здесь не только такие сопляки пропадают, но и взрослые… Еле-еле душа в теле!

— Дядя Андрей, — участливо, совсем по-детски произнес Махмут. — В молодости вы, наверно, были очень крепкий, здоровый?

— Хэсрэт[5], — вдруг заговорил Андрей по-башкирски, — таких, как ты, кидал десятками одной левой рукой!

Удивленный тем, как правильно Андрей произнес башкирские слова, Махмут приподнялся, внимательно посмотрел на него. Свет падал на Андрея сзади, поэтому лицо его было в тени. Однако нетрудно было понять, что его взволновали какие-то воспоминания.

— Агай![6] Ты — башкир, да?

— Тебе-то что? Не все ли равно?.. Ты же щенок! Дать тебе один раз, и все!.. А я… Меня вели под конвоем. Двое. Вооруженные. А у меня ничего нет. Но… обоих! — У Андрея сжались кулаки, в глазах блеснул диковатый огонек. — Ахнуть даже не успели. А я… Ищи ветра в поле… А когда я добрался до белых!.. Вот была жизнь! Деньги!.. У-у-у! Рестораны! Девушки!.. Тебе такое даже во сне не может сниться…

Махмута затрясло от презрения и отвращения. А Андрей наслаждался своими воспоминаниями. Он все говорил и говорил:

— Да, были времена… У-у-у! Как хорошо белые приняли меня! Я помог им поймать более двадцати коммунистов. В лесу прятались. Среди них был один комиссар. Большой комиссар. Жалко, успел пустить себе пулю в лоб. Не то я бы получил еще больше денег… Эх, проклятый кашель замучил…