Жидкий туман оседал на землю, открывая глазам деревья, развалины, горы. На гребень гор выкатилось солнце, и ребята приободрились, расправили плечи, даже голоса их стали звучать громче. Шли вдоль стены, сложенной из отесанных глыб-камней. Подошли к проему.

Огромная арка-перемычка рухнула. В кустарнике увидели до половины утопленные в грунт какие-то скульптуры. Присев на корточки, принялись с любопытством рассматривать. Две львицы, изваянные из черного мрамора… Кто же это был обладающий величайшим талантом безвестный художник, сумевший превратить глыбу камня в чудесное произведение искусства? Словно живые, звери глядели подслеповатыми глазами на странных пришельцев. В свое время они, видно, покоились там наверху, над входом.

Минуя арку, исследователи пробрались во вторую половину крепости. Остановились в центре огромной квадратной площади, обнесенной некогда стеной. А сейчас площадь заросла буйной травой, кустарником. Мертвая тишина. На мощных стенах ворковали голуби, в воздухе носились стрижи.

— Ребята, уйдем отсюда, — прошептал Саша и испуганно оглянулся.

— Нет, мы дальше пойдем, — возразил Шараф, а Арменак добавил:

— Может быть, мы на пути к историческому раскрытию тайн. Возвращайся, если хочешь. Ушли недалеко.

Саша молча поплелся за товарищами.

— Мальчики, посидите здесь, а мы с Гришей дичи к обеду настреляем, — незаметно подморгнув Теплову, сказал дедушка.

Шараф тут же пристроился на камне, жестом пригласив ребят последовать его примеру.

— Пусть немного побудут одни, без взрослых, — шепнул Хусан-ака Теплову, — пусть смелости набираются.

— Я сразу понял, — улыбнулся Гриша, — когда вы только подморгнули.

В развалинах было действительно непуганое птичье царство, так что несколько выстрелов принесли путешественникам и обед, и ужин.

— А теперь пойдемте, покажу вам рыбий аквариум, — предложил старик, когда сетка с дичью повисла над родником, — здесь прохладнее.

Миновали еще одни ворота. Справа и слева груды камней — скромные памятники бывших строений. Выбрались из мрачных руин на огромную и тоже огороженную мертвую площадь. А когда-то здесь цокали копыта коней, лязгало оружие лихих воинов.

— Дедушка, а для чего предназначалось это место? — Арменак всем интересовался.

Хусан-ака остановился.

— Здесь воины овладевали ратным искусством, проводили конно-спортивные игры.

С трудом преодолев еще один завал, подошли к развалинам строения, где вырисовывались остатки стен, словно в гостинице с номерной системой.

— Нет, это не гостиница, — засмеялся Хусан-ака, услышав сравнение, сделанное Сашей. — Хотя, пусть будет по-твоему. Гостиница — только для… лошадей. Это — стойла.

— Дедушка, а откуда вы все знаете и про площадь, и про конюшни?

— Из книг, сынок, у меня библиотека. Есть и древние, рукописные, сохранились от старого правителя Бухары, моего деда Мир-Сейид-Абдул-Богадур-хана. Там часто встречаются описания площадей, строений и назначение их. А я и сравниваю, что вижу, с тем, что читал.

Из-за густой листвы послышался шум. Подошли к небольшому водопаду и остановились, словно зачарованные, глядя на чудо природы. Водопад низвергался с большой высоты, весь в пене, расцвеченный радугой.

— Дедушка, а где рыба? Обещали показать аквариум, — тронул Саша за руку Хусана-ака.

Тот потянул его за собой.

Пробились сквозь заросли и вышли к водоему, заросшему камышом и кустарником. Пруд напоминал огромный плавательный бассейн с берегами, выложенными белым отшлифованным мрамором. В прозрачной воде стаями ходила крупная рыба.

— Маринка! — удивился Арменак. — Смотрите, вот здорово, рыба нас не боится!

— Да, юноши, маринку считают «священной рыбой». Она, как в народе говорят, принадлежит самому «аллаху рыбы». Мусульмане маринку не едят, грех. Говорят, что кто поест этой рыбы — умрет. Но эта «священная рыба» — самая обыкновенная рыба, только у нее внутренности покрыты черной пленкой, содержащей токсические вещества. Они и вызывают отравления. Но если хорошо маринку вычистить, она не только пригодна в пищу, но самый настоящий деликатес.

— Дедушка, еще вопрос, разрешите?

— Говори, Саша.

— Как же рыба отсюда уходит или приходит, ее здесь так много?

— Находит дорогу. Идите за мной, узнаете.

С одной стороны водоема вода переливалась через борт. Там билась рыба. Одна стая стремилась уйти из бассейна вниз, другая, наоборот, пыталась подняться наверх, в бассейн. Вода, вытекая из водоема, за долгие годы размыла котлован. Там в водовороте, казалось, шло какое-то соревнование. Рыбины без устали упрямо прыгали навстречу воде, стараясь взлететь на стену и по ней уйти в бассейн. Мелкие рыбешки, не допрыгнув и до половины, шлепались обратно. Крупные — с двух-трех взлетов брали метровую высоту и, извиваясь по стене, продвигались дальше; ребята стояли в полном молчании: такого им еще не приходилось видеть.

За осмотром развалин дворца-крепости путешественники и не заметили, как подкрался вечер. Хусан-ака повел своих спутников к месту ночлега другой дорогой, одному ему известной.

В лагере, пока хозяева отсутствовали, ничего не случилось, все было на месте, и опасения горца «как бы шакалы чего не утащили» (о медведях он предпочитал умалчивать) были напрасны.

— Дедушка! А завтра мы пойдем по развалинам полазаем, — просяще проговорил Теплов. — Наверху мы почти все осмотрели, теперь нужно вниз спускаться.

— Что ж… Пойдемте… Я тоже пойду.

— А вам не будет трудно? Вы же уже были здесь.

— Да, был. И еще пойду искать ход в подземелье. Я должен его найти!

Старого жителя гор даже не так интересовали сами сокровища, как процесс их поисков. Еще в тот первый приход сюда он набросал план-чертеж развалин крепости. А потом на досуге пытался путем умозаключений додумать, восстановить мысленно былую планировку внутренних покоев дворца, возможную сеть подземных ходов.

Скорее всего, конечно, пришел он к выводу, что главный спуск в подземелье идет из той башни, куда забирались Шараф с Гришей. Само ее расположение наталкивало на мысль об этом. Назавтра решил сам вместе с ребятами забраться в башню и поискать таинственный ход в таинственное подземелье.

Но и на этот раз свое желание ему не удалось осуществить. Спозаранку он не захотел будить ребят, пошел сам с чайником к роднику, и левая нога попала в трещину каменной кладки. Как он ни старался скрыть свою хромоту от «сынков», Теплова ему не удалось обмануть. И мало того, что он сам остался на биваке. Теплов еще Шарафу и Арменаку приказал помочь дедушке «по хозяйству» и только после этого присоединиться к «главной поисковой группе» — к нему и Саше.

Птицы только что на плечи не садились, совсем не боясь людей. Даже трусливые шакалы и те, отбежав на пять-шесть метров в сторону, с любопытством рассматривали пришельцев. Все это подтверждало слова горца, что человеческая нога давно не ступала здесь.

Теплов и Саша подошли к башне.

— Ты, Саша, геометрию повтори хорошенько, попытайся вычислить высоту башни, — распорядился Теплов, — а я поднимусь, проверю, куда там лесенка держит путь.

По суковатому дереву взобрался наверх, к ветке привязал шнур. Крикнул, что скоро вернется, а сам через люк, по каменной лестнице, стал спускаться вниз.

А Сашу тем временем заинтересовали гнезда голубей.

Когда-то стены имели декоративную облицовку из глазурованных кирпичиков и плиток. Но от времени и непогоды эта облицовка обрушилась, обнажив в кладке углубления. И вот в этих-то углублениях голуби и вили свои гнезда.

Дедушка рассказывал, что углубления остались от кольев, которые при строительстве заделывались в стены и выступали метра на полтора. Сначала на них древние строители вымащивали себе подмостья, поднимая по мере роста стены и настил. Когда стены возводили до нужной высоты, мастера, спускаясь вниз, срезали эти колья. Столетия сгноили дерево, обвалили облицовку, а в нишах нашли себе убежище дикие голуби.