Насырхан-Тюря взял со стола лист бумаги и, просматривая список известных ему людей, бормотал про себя:

— В Намангане Саммиулла Сагдуллаев — у него шестьдесят пять человек. В Намангане ему подниматься нельзя. Пусть пока сидит тихо. Поможет нам, когда будем наступать на Наманган. Ударит с тыла на красных. В Уйчи мулла Фазыль — тридцать человек, в Кзыл-Кияне Мансурбай — двадцать восемь человек, в Кзыл-Равате Абдугафур — шестьдесят человек, в Кум-Кургане Ходжаберды — сорок два человека. — Просмотрев все списки, Насырхан-Тюря удовлетворенно подытожил: — Всего восемнадцать очагов газавата, и в них около девятисот надежных джигитов. Это не зеленая молодежь, а опытные воины, побывавшие в отрядах Истамбека и у других. Если зажечь одновременно восемнадцать костров из школ, правлений колхозов, кооперативов — большевики растеряются. А если еще в этот момент здесь будет Гаип Пансата со своими джигитами и Игнатий Гунбин с офицерами, то получится как раз тот кулак, о котором говорил Эффенди. Значит, так хочет всевышний. Назначу срок — и все одновременно поднимутся.

Насырхан-Тюря медленно положил список на столик и, вдруг вспомнив о мулле Мадраиме, окликнул его:

— Так на чем мы остановились, почтенный Мадраим?

— Вы изволили продиктовать мне следующие исполненные мудрости слова… — почтительно начал мулла Мадраим и, взяв со столика лист бумаги, прочитал: — «Правоверные мусульмане! Не выпускайте из рук дорогую родину Ислама…»

Неожиданно с улицы донесся топот примчавшейся карьером лошади и чьи-то взволнованные голоса. Мулла Мадраим тревожно прислушался.

В этот момент широко распахнулись двери, и в комнату не вошел, а ввалился человек. Он был без чалмы, в халате, залитом кровью. Опершись рукой о стену, вошедший молча оглядывал комнату.

Сжав в левой руке маузер, Насырхан-Тюря испуганно уставился на вошедшего, мулла Мадраим с отвалившейся от страха челюстью в безмолвном ужасе переводил взгляд то на Насырхана, то на вошедшего человека.

— Рахметкул?! — наконец узнал вошедшего Насырхан-Тюря. — Что с тобою! Где Атантай?

— Беда!.. — прохрипел Рахметкул. — Атантая взяли!..

— Как взяли? — воскликнул Насырхан-Тюря, вскакивая на ноги. — А вы куда смотрели?! Где остальные?

— Всех взяли… один я ушел…

— Садись и рассказывай, — усилием воли подавив испуг, приказал Насырхан.

Рахметкул, сделав несколько шагов, повалился на ковер около муллы Мадраима.

— Вначале все шло хорошо, — начал он, — господин Атантай и мулла ушли в комнаты, а нам дали чай и лепешки под навесом около амбара. Плов был уже почти готов, когда пришли еще десять джигитов.

— Откуда? — перебил Рахметкула Насырхан-Тюря.

— Господин Атантай знал человека, который командовал джигитами. Он назвал его Сабиром. Этот Сабир ведет к вам, благородный ляшкар-баши, от Гаип Пансата пятьсот джигитов. Сам Пансат с двумя тысячами джигитов идет следом.

— Гаип Пансат идет с двумя тысячами джигитов?! О, аллах! — радостно воскликнул Насырхан. — А где эти пятьсот джигитов, которых привел Сабир?

— Он сказал, что джигиты ночуют в Зеленом распадке. Оружие и лошади у них очень хорошие. У всех винтовки, и патронов сколько хочешь.

Насырхан и мулла Мадраим переглянулись.

— Плов уже сварился, и нам положили целое большое блюдо, — продолжал рассказывать Рахметкул.

— Что ты все о плове, — прикрикнул на него мулла Мадраим. — Сразу видно, что обжора. Говори о деле.

— Я успел съесть только пол-лепешки, — устало ответил Рахметкул. — С утра ничего не ел. Плов уже принесли, но вдруг мой жеребец подрался с конем Азиза. Я побежал к лошадям, и в это время откуда-то из сада выскочили красные. Много красных.

— Ну, ну, дальше?! — нетерпеливо крикнул Насырхан-Тюря.

— Красных было много. Наши сразу сдались. Я очень испугался. Вскочил на моего Бурана и ускакал. Стреляли… Вот руку задело…

— Откуда же появились красные? — недоумевающе посмотрел Насырхан на Рахметкула, — тем более целый отряд. Сколько их было?

— Много! — затряс головой Рахметкул. — Человек двести, не меньше. Они и сюда скоро придут.

— Откуда ты это знаешь? — взвизгнул мулла Мадраим.

— Слышал, как один крикнул мне вслед: «Все равно не уйдешь. Догоним!..»

— Значит, ты не видел своими глазами, как красные схватили Атантая? — переспросил Насырхан-Тюря.

— Не видел, но уйти им некуда. Дом сразу окружили.

Поддерживая здоровой рукой забинтованную руку, Насырхан-Тюря зашагал по комнате.

— Пятьсот вооруженных джигитов уже есть, — громко, словно перед толпой, заговорил он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Две тысячи идут следом. О-о! Теперь мы начнем настоящий газават. Теперь я не буду бегать от красных, а красные побегут от меня.

— Благородный Насырхан, — семеня за Насырханом, запричитал мулла Мадраим, — красные могут прийти и сюда. Надо бежать, прятаться.

— Никуда я больше не побегу, — гордо ответил Насырхан-Тюря, — пусть теперь красные бегут от моих воинов. Сейчас мы поедем… Сколько у нас здесь воинов?

— Какие тут воины! Осталось всего пять джигитов, — пренебрежительно ответил мулла Мадраим.

— Хватит, — решительным тоном отрезал Насырхан-Тюря. — Один поведет в поводу мою лошадь, четверо будут охранять меня. До рассвета мы будем в Зеленом распадке. Поутру мои новые джигиты отобьют Атантая и Сабира.

— Куда же мы поедем? — испугался мулла Мадраим. — Лучше спрячемся здесь. Сейчас ночь. Незаметно перейдем в дом Мунаварбая. Если даже красные и знают, где вы начало ночи провели, то не застанут вас здесь. Не будут же они обыскивать весь кишлак, тем более обыскивать женские половины. Ведь это вызовет всенародное возмущение. Послушайте меня, благородный…

— Иди, — приказал Насырхан Рахметкулу, — там тебя перевяжут. Готовься в путь. О том, что случилось в Ак-су, никому ни слова, иначе вырву язык. Через полчаса мы должны незаметно выехать.

Рахметкул, пошатываясь, вышел из комнаты.

Зеленый распадок — это узкая расселина между двумя возвышенностями в том месте, где всхолмленное предгорье переходит в настоящий горный кряж. В темноте раннего утра в устье распадка были еле видны фигуры людей, спящих около потухших костров. Где-то в глубине распадка слышалось фырканье лошадей, перестук копыт и звяканье уздечек. Ближе к выходу из распадка, за огромным, острым, как клык, камнем горел костер. Около него сидели вооруженные люди, одетые в халаты. Это были спутники Тимура по операции в доме аксуйского муллы. Лошади стояли тут же около костров. Повод каждой из них был накинут на переднюю луку седла рядом стоящей лошади. Тишина. Джигиты дремали. На небольшом камне, у самого костра, глубоко задумавшись, сидел Тимур. Однако он почти автоматически следил за всем окружающим. Малейший звук или крик ночной птицы, донесшийся со стороны предгорья, заставлял его насторожиться.

Но вот какой-то новый, долетевший из предгорья звук привлек внимание Тимура. Он поднял голову. Да, на этот раз он не ошибся. К распадку подъезжали всадники. Послышался невнятный оклик, и топот коней смолк. Затем он возобновился. Через мгновение в распадок влетел всадник и осадил коня метрах в пятидесяти от костра.

— Бошлик-ака! Эй, бошлик-ака!! — закричал он так, что его звонкий голос разнесся далеко по предгорью. — К нам идут люди — пропускать?!

— Сколько их? — нарочито громко спросил Тимур.

— Пятеро! — ответил дозорный.

— Чего им надо?

— Хотят видеть тебя! Один из них — перевязанный старик, говорит, что он Насырхан-Тюря!

— Ишак! — что есть силы закричал Тимур на дозорного. — Ты достоин плетей за то, что задержал благородного Насырхана! С почетом проводи его сюда.

— Хоп! — сверкнув улыбкой, ответил дозорный и умчался.

Тимур в сопровождении десятка джигитов вышел навстречу въезжающему в распадок Насырхану-Тюре. Отобрав у басмача повод насырханского коня, он сам подвел его к костру, помог Насырхану-Тюре спешиться и усадил главаря басмачей на тот камень, с которого сам только что поднялся. Мулла Мадраим сел рядом на землю.