– Мама, а мы теперь домой? – с грустью в голосе поинтересовалась Аня. – У нас еще целая неделя оплачена.
– Целая неделя? – переспросила Алина и, сыграв бровями, уставилась на меня. – Это же сколько, получается, мы потеряли…
Господи, как хорошо я знаю свою подругу. Сейчас она начнет меня уговаривать остаться. Наперед зная, по какому сценарию пойдет последующий разговор, я довольно резко ответила:
– Да, я проплатила номер за две недели. Но как можно отдыхать, когда близкая родственница гниет на нарах? Нет, нет и нет! Дело Степы наверняка заберет областное управление внутренних дел. Мы, Алина, должны быть в городе, чтобы помочь ей. Если тебе начхать на нашу родственницу, то я не могу так поступить с бедной Степой. Я все силы и средства положу, чтобы ее вытянуть из тюрьмы.
Я не заметила, как перешла на крик. Дети сидели молча на диванчике, вжав головы в плечи. Когда я в таком возбужденном состоянии, со мной лучше не спорить. Алина старалась на меня не смотреть. Она бездумно водила взглядом по номеру и временами легонько вздыхала, ожидая, когда же я наконец закончу орать.
– По большому счету, мне наплевать на деньги, – не унималась я. – Что такое деньги? Сегодня они есть, а завтра их нет. А вот Степы такой уже не будет. Не могу себе представить, как она со своим доскональным знанием творчества Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Блока, Гумилева и Ахматовой…
– Игоря Северянина, – растрогавшаяся Алина смахнула набежавшую на глаза слезу и продолжила ряд классиков русской поэзии.
– Ну да, и его тоже. Как она со стихами в голове вместо трезвых мыслей окажется за колючей проволокой? Как? Что с ней будет? Сколько дают за убийство, не знаете? Да какая разница! Она и года не протянет за решеткой!
– Мам! Ты что, действительно думаешь, что наша Степа убила Настю? – оборвала меня на полуслове Аня.
«И правда! Что я несу? Неужели я могла поверить в то, что Степа кого-то убила?» – я стыдливо замолчала, чувствуя, как мое лицо покрывается пунцовыми пятнами.
Алина сидела и откровенно наслаждалась моим конфузом. Вдоволь налюбовавшись моим лицом, она наконец открыла рот:
– Я только хотела сказать: чтобы помочь Степе, нужно самим во всем разобраться и лишь затем делать выводы.
– Ты хочешь сказать…
– Да, танцевать лучше от печки. Раз уж мы здесь, грешно упустить такой шанс. Нам надо поговорить с отдыхающими и обслуживающим персоналом.
– Да, Алина, ты права, – хорошо подумав, согласилась я. – Кроме нас с тобой, Степу никто не защитит. Только есть одна загвоздка.
– Какая?
– Дети.
– Мы? – Аня и Саня скорчили возмущенные рожицы. – Мы вам мешать не будем.
– Но вам какое-то время придется побыть одним.
– Ну так и что? Не маленькие. Еду нам готовить не надо – три раза в день кормят в столовой. Захотели мороженого – магазин за забором. Какие проблемы? Мы даже можем пообещать, что к реке не будем подходить ближе чем на пять метров.
Дети, как два ангелочка, сложили ладошки и грустными глазами спаниелей посмотрели на нас с Алиной.
– Ладно, сегодня еще останемся здесь. Можете мчаться на площадку, – разрешила я.
Через пять секунд ни Ани, ни Сани в номере не было. Мы остались с Алиной одни. В комнате после вчерашнего полицейского осмотра все оставалось верх дном. Единственно, что сделали дети, – убрали свои и Степины вещи с кроватей и кулем, без разбора запихнули в шкаф.
– Интересно, что искала здесь полиция?
– Может быть, орудие убийства?
– Дети говорят, что Степа в тот вечер не возвращалась.
– Они спали и ничего не видели.
– Верно. Они не свидетели. Пойдем, попробуем разыскать женщину, которая тебе вчера звонила.
– Это Зинаида Михайловна Мишина. Только у меня, Алина, встречное предложение. Надо поехать в район и постараться увидеться со Степой.
– Что ж, поехали, – Алина бодро вскочила на ноги и заторопилась к выходу.
Глава 3
Районное отделение полиции располагалось в одноэтажном здании, выкрашенном в оптимистичный небесно-голубой цвет. Всего один этаж. Если судить по окнам, комнат не больше двадцати. Для поселкового отделения полиции помещений предостаточно. На окнах решетки.
«Правильно, в таком месте они и должны быть», – подумала я, стараясь не вспоминать о том, что именно наша Степа находится за этими решетками.
Над входом в здание была прибита огромная вывеска. Красные буквы на белом фоне – «Полиция».
– Сюда? – спросила Алина и остановила автомобиль перед самым входом.
– Сюда. Куда ж еще?
Мы зашли в отделение. Тишина и покой. За стеклом дежурный. Мужчина в возрасте, лысоват и толстоват, типичный блюститель закона в сельской местности, где самое страшное преступление – незаконная продажа самогона. Голова подперта рукой, веки прикрыты: то ли дремлет, то ли читает. Нам с порога не разглядеть. На звук хлопнувшей двери реакции никакой. Скорее всего – спит.
Приблизившись к окошку, мы дипломатично откашлялись. Дежурный встрепенулся и поднял на нас заспанные глаза.
– Кто такие? – в лоб спросил сержант. К этому времени мы успели посчитать лычки на погонах.
– Видите ли, – начала Алина.
Из нас двоих она более общительная, и разговор, как правило, ведет она. К тому же беседовать с полицейскими чинами ее любимое занятие. В недалеком прошлом она работала юристом. Законы не скажу, что чтит, но знает, а значит, может пощеголять перед осведомленными людьми цитатами из уголовного кодекса. Тут уж, как говорится, ей и карты в руки.
– Видите ли, мы бы хотели узнать, кто ведет дело Клюквиной Степаниды Степановны.
– Зачем это вам? – удивился сержант, с неприкрытым любопытством рассматривая нас через стекло – что за заезжие штучки пожаловали к ним в отделение?
– Как зачем? Возможно, у нас есть что сказать по этому делу. Зовите старшего офицера, – надменно приказала Алина. – Мы вообще-то из города приехали, нам некогда вести беспредметные разговоры.
Я лишь поддакнула, сделав умное выражение лица:
– Да.
– Минуточку. – Сержант схватил трубку и толстым пальцем, который едва помещался в отверстии, начал крутить диск допотопного аппарата. – Семен Иванович, тут вас спрашивают. – Он скосил на нас глаза и отрапортовал в трубку: – Две дамы, из города. Говорят, что им есть что сказать по делу Клюквиной Степаниды. Проводить?
Мы закивали, мол, ведите, в коридоре мы разговаривать не намерены. Сержант поднял толстый зад, но, вместо того чтобы выйти в коридор и проводить нас к старшему офицеру, как того требовала Алина, он с трудом просунул круглую и гладкую, как резиновый мяч, голову в окошко, затем взглядом показал в конец коридора.
– Идите туда, вторая дверь слева. Вас ждут, – сказал сержант и попытался проделать обратную операцию, то есть вытянуть голову из окошка.
С первой попытки маневр не удался – уши уперлись в кромку стекла. Помочь себе он никак не мог, потому что руки находились по одну сторону стекла, а уши – по другую. От досады сержант ойкнул и повторил попытку, теперь уже с усилием. Не получилось и на этот раз. Уши растопырились и плотно прилипли к стеклу. Более того, от натуги у него налились щеки и шея. Теперь уже они мешали повернуть голову в сторону, чтобы найти удобное положение. Мы с интересом наблюдали, как взрослый человек исключительно из-за своей лени попал в ловушку. Не поленился бы, вышел в коридор, проводил бы нас по-человечески в кабинет начальника, ничего бы этого не случилось.
– Ну, мы пошли, – Алина улыбнулась сержанту обворожительной улыбкой и сделала вид, будто совсем не понимает, по какой причине он пыхтит и рвет с корнем уши.
– Женщины, подождите, миленькие, – взмолился сержант. – Помогите.
– Как? – в один голос спросили мы, округлив глаза.
Застрявший запыхтел громче. Он дернулся назад и взвыл от боли.
– Помогите мне просунуться обратно, – взмолился ленивый служитель правопорядка. – Вы мне уши направьте, куда надо, а там уж я сам.