– Ладно, вернемся к делу. Я полагаю, что ты зря взяла те сто тысяч, и, по идее, тебе надо бы их вернуть… Ага, не замечаю энтузиазма на твоем красивом лице. Поэтому предлагаю тебе заслужить их и получить еще довесок. Есть одна работенка.
– Ага, похоже ты собрался прикончить одного красавчика, – произнесла догадливая женщина.
– Я собрался вывести Энгельманна из игры, скажем так. И ты должна искупить свою вину честной работой на меня.
– Не надо меня агитировать, Серега. Я сама когда-нибудь сделала бы это, в смысле грохнула бы его.
– Я придам тебе ускорение, Даша.
– Я почти согласна. Почти.
– К этому «почти» мы еще вернемся. Но вначале, в качестве жеста доброй воли, ты должна мне рассказать об Ане Каширской. Что она из себя представляет в твоих глазах и глазах Энгельманна? Сдается мне, что вы вдоволь поэкспериментировали с этим ребенком.
– Да, это можно было назвать экспериментальной медициной, – отозвалась Даша, перестав смотреть на Шрагина.
– Однако эксперимент не был вызван срочной медицинской необходимостью. Хотя Вика передала своей дочери ген Xte, он ведь не обязательно должен привести к болезни. Пусть вы с Энгельманном и внушили Вике обратное.
– Допустим, не обязательно. Но я дала этой девочке стопроцентную неуязвимость. Ни у кого на Земле больше такой нет. Можешь ты это понять? Поэтому она и выжила в яме.
– Но своей собственной дочурке ты бы не стала создавать неуязвимость такого сорта, а, Долли?
– Своей дочери я могу дать другую защиту, в отличие от этой секретутки. Мало того что с генетическим дефектом, так еще и блядь. – Даша возмущенно выдохнула. – Эта хренова мамаша могла на неделю дома одного ребенка оставить и укатить к очередному хахалю на дачу. И, если честно, финал у нее не за горами…
Вот и прояснилась тема. Энгельманн считал Аню Каширскую своей «овеществленной информацией», поэтому велел украсть ее и спрятать. Возможно, и пальцы ей рубили не только для шантажа папы, но и в экспериментальных целях – посмотреть, как организм справится. Даша тоже видела в Ане Каширской свое кровное «ноу-хау», поэтому и хотела… Скорее всего, хотела уничтожить его, чтобы никому не досталось.
Обсуждать тут больше нечего. Или бросаться на госпожу Дидрихс и душить, или все-таки поверить в то, что она – не детоубийца.
– Давай, Даша, лучше поговорим о деньгах.
– Только не о той жалкой сотне тысяч, которые мне передал Беня. В принципе, я могу сказать, что он мне вообще ничего не передавал, кроме поздравлений с наступающим Новым годом.
– Но я взял у Риты еще сто тысяч.
– О, это уже интересно. И где они? Я могу помочь тебе их потратить.
– Не торопись, красавица. Пятьдесят тысяч, за исключением того, что успели получить «соратники», утонули в Лермонтов-Юрте. Но другие пятьдесят хранятся в консервной банке под могильной плитой моей прабабушки на старом одесском кладбище. По счастью, и Ваджрасаттва сделал свою работу в кредит, под мои будущие доходы. Так что эти вполне целые полста кусков могут стать безраздельно твоими, при определенных условиях, конечно.
– Почему ты не оставишь их себе? В Питере ты можешь с ними до конца жизни протирать штаны в пивных и рюмочных да еще с гордым видом бросать мелочь попрошайкам.
– Потому что мне нужен Энгельманн. Пятьдесят тысяч, за вычетом небольшой суммы, которая нам понадобится для проведения соответствующего мероприятия, мы кладем на совместный счет. Приличные, хорошие бабки. И эти деньги ты получишь по завершении операции.
– Слушай, мне кажется, что я веду эти разговоры в присутствии своей дочери. Поехали куда-нибудь, посидим, так сказать? – предложила Даша.
– «Посидим», разбежалась. Знаю, сколько тут рестораны стоят.
– Да я угощаю, Шрагин. Кстати, тебя немецкая полиция, случаем, не разыскивает? За тобой же тут труп числится.
– Случаем нет, не числится. Получение соответствующей справки мне обошлось в пятьсот евро. Наверное, браток тот нелегально находился в ФРГ, поэтому и отбыл на родину, скорее всего, в футляре из-под горных лыж.
2
– Рита была довольно смазливой, умной, да и склонной к блядству по расчету. Деловая такая девушка. Секс не занимал большого места в ее жизни, но и проблем особых не вызывал. Конечно же, Андрей подружился с ней – русскоязычная, безотказная…
– О мертвых ничего плохого, потому что и сам будешь таким же…
«Но, вообще, надо признать, Андрей умело создавал впечатление серьезного, положительного господина, а сам вот детей сколько наклепал между делом. Теперь другим за него расхлебывать… Даже приходится мило общаться с этой форменной гангстершей. Впрочем, если встреча полуврагов-полупартнеров позволена на высшем межгосударственном, так сказать, уровне, то почему она недопустима у простых граждан? Ведь ничего не поделаешь, есть взаимные интересы, есть отличное рейнское вино на скале, нависающей, конечно же, над отцом-Рейном. Неподалеку, кстати, то чудесное место, где рецидивистка Лореляй гробила проплывающих речников с помощью сильных афродизиаков».
У собеседницы тоже стимулирующих мест хватает: и эта ложбинка промеж грудей, и расчетливо открытая коленка правильной формы, и эти идеально белые зубки, двигающиеся между ярких пухлых губ. И стоит ей только податься вперед, как вот сейчас, собеседника тут же накрывает таинственная волна эротической окраски, отчего он поспешно откидывается назад на своем венском стуле.
– Я действительно с большим удовольствием прикончила бы Маргариту Вальцеву-Шерман-Нечипорук, – призналась Даша. – Да и она, наверное, не против, чтобы мы с тобой оба сгинули на этой адской выставке трупов. Подходящее ведь местечко, тебе не кажется?
– Давай, Даша, рассматривать этот музей-могилу не как адскую выставку, а просто как черный ящик. Что в него попадает и что из него выходит? Попадают трупы, ткани, органы, а выходит строительный и прочий мусор.
– Давай, Сережа, поскореее перейдем от теории к практике. Если ты согласен какое-то время побыть трупом, то я тебе помогу попасть в музей.
– Но их же замораживают!
– А почему бы и тебе не побыть в холодке какое-то время?– сказала Даша, и, несмотря на теплую погоду, по спине Шрагина загулял озноб. Идея была здравой, но уж очень несимпатичной. – Со схемой поставок я знакома. Ездят такие фургоны, похожие на те, в которых перевозят мороженое. Но «мороженое» в них не на всякий вкус. Это биоматериал в пакетах из толстого пластика.
Надо какой-нибудь из этих фургонов отследить, подловить и в удобный момент подменить пакет.
– Я все-таки не сливочное мороженое, мне низкая температура может повредить.
– Во-первых, Шрагин, ты будешь в теплоизоляционном костюме. А во-вторых, я тебе сделаю укол, от которого ты заснешь примерно на два часа. В это время твое хилое тело сможет переносить гораздо более низкую температуру, чем та, к которой оно привыкло. А еще перед сном ты проглотишь ампулку с эпинефрином, ее стенки растворятся в твоем кишечнике через два часа, и ее содержимое разбудит тебя получше любого будильника.
Он не мог отказаться от мести Энгельманну, и она это знала. Может, поэтому и подобрала вариант, в котором он оказывался в максимально уязвимом и зависимом от нее положении.
Подстраховывают ли его те пятьдесят тысяч, которые он положил на совместный счет и которые она в случае его безвременной кончины никогда не получит? Если Даша сочтет Шрагина исполнителем Ритиной воли, то его песенка спета. Госпожу Шерман госпожа Дидрихс ненавидит еще больше, чем господина Энгельманна.
– Теплоизоляционный костюм, Шрагин, я беру на себя. Как там тебе действовать на местности, мы потом разберемся, у меня есть план музея… Но суть такова: ты попадаешь вместо трупного материала во владения Энгельманна, там тебе придется преодолеть несколько запоров, но основной ключ-код я знаю, и у тебя будет время, чтобы подобрать дополнительный. Твоя основная задача: добраться до пультовой и там отключить электропитание через компьютерную систему управления музеем. Если получилось – вырубаются все наблюдательные подсистемы. Пока запускается резервное питание, в музей проникает еще один человек, то есть я. Больше нам ничего не нужно…