Я сосредоточился на дороге, беспокоясь о тишине между нами. Хоть я и не сделал ничего плохого, у меня было гнетущее ощущение того, что Алона беспокоилась обо мне, что с ее стороны было щедростью. Это не она, всегда виноват кто—то другой. В этом случае, возможно виновен свет, потому что она не получила специальных инструкций и чувствовала, что должна что—то сделать. Что—нибудь.
Я разочарованно покачал головой.
И еще, противясь себе, я не мог не представить, как это было для нее — вернуться назад в то первое утро, не зная, почему или что делать дальше.
Кто угодно был бы напуган, представив, что сделал что—то неправильное, произошла ошибка или это был какой—то вид наказания свыше. После всего, кого же свет отправляет назад, оставляя в одиночестве после почти целого месяца?
И Алона, у которой пунктик на контроле, могла чувствовать все намного острее. Большую часть жизни она пыталась управлять всем, удержать свою жизнь — с состоянием ее матери, с отсутствием отца, не желавшего ввязываться — от взрыва. Перемены были за ее способностью на них влиять, она переживала и делала все, что могла, составляла планы действий в сложных ситуациях. Я знал эту девушку, возможно лучше, чем она сама.
Но это еще не значит, что она все делала правильно.
Вообще, это делало все еще хуже. Она лгала мне, не просто когда я встретил ее сидящей на скамейке в день моего выпуска, но и когда мы целовались у особняка Гибли месяц назад, и когда она вчера взяла меня за руку в машине. Она лгала, просто по упущению, все время. Я не знал, что с этим делать. Она не могла найти другое время, раньше в наших... неважно, что у нас было... чтобы сказать мне правду? Она что действительно не верила мне до сегодняшнего дня?
Не поймите меня неправильно: я знал, если рассуждать логически, что у нее много причин не доверять мне, и для нее намного тяжелее давалось решение сказать мне правду, которую она считала личным унижением, даже сейчас, когда она знала, что я буду сердиться.
Но я думал, что у нас все было хорошо. И больше всего ранило и выбивало из колеи то, что я был не прав.
Я въехал на парковку "У Крекеля" и нашел место.
Алона прочистила горло.
— Итак, каков план? — Она пыталась казаться нормальной.
— Мы осмотримся и поспрашиваем людей, — я пожал плечами, не смотря ей в глаза. — Узнаем, видели ли они ее. — Я боялся, что, если Эрин и была здесь, то давно ушла, и никто ничего не вспомнит.
— Я буду смотреть, ты — говорить, — сказала Алона, кивая.
— Думаешь? — пробормотал я.
Никто больше не мог ее видеть, и это была здоровая мера предосторожности. И нет, это был не самый взрослый ответ. Подайте на меня в суд. Я все еще переживал из—за бомбы, которую она в меня бросила.
Она напряглась.
— Знаешь, что? Я попросила прощения, и если этого недостаточно...
— Вообще—то нет, — сказал я, выплевывая слова.
Она остановилась, хмурясь, ее голова склонилась в сторону, будто она проигрывала наш ранний разговор.
— Нет, я уверена, что...
Я просто посмотрел на нее.
— Ой, — она на долгое время уставилась вниз на свои руки, перед тем как взглянуть на меня. — Окей, хорошо... Прости меня. — сказала она вызывающе, подбородок взметнулся, призывая меня... что, злорадствовать? Будто было все, что я должен сейчас чувствовать.
— Отлично, пофиг. Просто сделаем это. — Я схватил дверную ручку.
— Это не... я же не сделала это снова, окей? — сказала она тихо. — Я просто...
— Не верила мне, — сказал я, поджав губы.
— Не знала тебя, — поправила она. — А сейчас знаю. — Она спокойно встретила мой взгляд.
Спокойствие ее чистых зеленых глаз, убедило меня в том, что она сказала то, что думала, и гнев и беспокойство, бурлившие в моей груди, испарились. Но не полностью. Как я должен был узнать, на той самой мы странице или нет? Не проявит ли она двуличность в какой—то момент? Может быть, моя очередь не доверять.
Я посмотрел и открыл дверь.
— Давай для начала разберемся с одним делом.
Она кивнула и последовала за мной, но я успел перехватить вспышку боли в ее глазах. Думаю, она хотела чего—то большего от своих извинений, и может она думала об этом, но сейчас я не мог предложить большего.
— Будь аккуратнее, — сказал я, когда мы вошли в ресторан. — Помни, если увидишь ее, то она может увидеть тебя и понять, зачем ты явилась.
Алона кивнула, но у меня было чувство, что она думает совсем не об этом.
— И если ты начнешь чувствовать... — помедлил я, не зная, что еще сказать.
— Меньше, чем себя? — спросила она, скривившись в усмешке.
— Не говори с ней, просто найди меня.
Она снова кивнула.
Я чувствовал, что сердце бьется слишком сильно, когда мы вошли сюда, где сидела поздеобеденная/собравшаяся на ранний ужин толпа, и мы прошли мимо семьи, которая состоит исключительно из кричащих детей, и людей нашего возраста, которых я не узнавал. Они жили своими нормальными жизнями в блаженном неведении о том, что скрыто под поверхностью.
Для того, чтобы страхи стали реальными, понадобилось десять минут. Эрин/Лили здесь не было, и никто ее не видел. Так что она или не приходила, или заскочила на секунду, и никто не заметил. В любом случае, мы не знали, где она сейчас или где начинать поиски.
— У них есть видеокамеры, — сказала Алона, когда мы вышли на парковку и подошли к машине.
— Ага, и как мы объясним, зачем они нам понадобились, без того, чтоб привлекать полицию? — Я хотел избежать этого насколько это было возможно .Если бы я смог вернуть вещи к некоторому подобию нормальности, прежде чем Тернеры узнали бы, что что—то было не так, тем лучше. — И даже если мы посмотрим записи, то все равно не узнаем, куда она направилась потом.
— Итак, и что теперь? — спросила она. — Проверим все тату—салоны, стрип—клубы и магазины пончиков, отсюда до Индианы?
Я на мгновение перестал доставать ключи из кармана и уставился на нее.
— Стрип—клубы? Серьезно?
Она пожала плечами.
— Самое то, для вечеринки в два часа дня, ведь так?
— Понятия не имею, — с любопытством посмотрел я на нее, склонив голову на плечо. — А ты?
— Мечтай, — огрызнулась она раздраженно.
Несмотря ни на что, я почти улыбался.
— Мы собирались к Малахаю. — сказал я, разблокировав машину.
Алона скорчила гримасу.
— Там так ужасно, — пробормотала она. — Серьезно, немного больше сотен в месяц за аренду, и его офис не будет выглядеть, как панель для русской службы доставки невест по почте.
— Может, лучший офис — не его приоритет, — сказал я, открывая водительскую дверь, чтобы она переползла через сидение. Она могла открыть свою дверь, но на парковке было много людей, и это не казалось хорошей идеей. Я надеялся, что она не ударит меня за это.
— Что это значит? — спросила она, хмурясь и поднимаясь без жалоб.
Я последовал за ней и захлопнул дверь.
— Это значит, что Малахаю в этом бизнесе нравится что—то другое.
Я ждал, пока не разойдется толпа, и отправился к Малахаю до того, как поделюсь тем, что он сказал мне о смерти своей сестры, визите отца и об их необычных методах привлечения клиентов.
— То, что было у Мисти — просто часть их бизнеса, — говорит Алона больше себе. — Так они преследуют людей, чтобы заработать, и они пристали к Мисти из—за меня, потому что я была ее лучшей подругой, и я умерла?
Я кивнул.
— И это потому, что они думали, у ее семьи достаточно денег, чтобы оно того стоило.
— Сукин сын, — прошептала она. Затем она выпрямилась. — Малахай... Эдмунду больше не стоит переживать о том, что его сестра умерла, потому что он присоединится к ней.
Я тоже хотел этого.
Но когда мы подъехали к входу, не только офис был закрыт, как когда я был здесь ранее, но задний вход тоже. Ни машины, ни коробок, ни Эдмунда
Придурок слинял. Очевидно, он устал ждать Эрин. Или он подумал, что она найдет его, если сможет, а если нет, ну, это тоже будет неплохо.