- Ох, господи! - страдальчески вскрикнула Галя. - Может, хватит теорий? Ну ей-богу, Левушка задрал теориями своими по всякому поводу, а тут ты еще… Есть любовь, нету - да какая вообще разница? Что с понятиями, что без - как было повальное блядство, так и осталось. А вам лишь бы языками поработать.
Полина умолкла. «А и правда, - подумала она, - имея все необходимые представления, живем все равно как попало… Но по крайней мере, мне за мое блядство всегда было стыдно».
Опыт в привокзальном общежитии не стал тем предостерегающим ударом по шаловливой попке, каким мог бы стать. Напротив, он как-будто подстегнул Полину пуститься во все тяжкие. Теперь почти каждый случай пустого кокетства заканчивался более-менее скорым сексом. Если бы Полина была художницей и рисовала бы каждого, кто достигал с ней оргазма, получилась бы целая галерея. Не Национальная Лондонская, конечно, но вполне внушительная для провинциального города средних размеров. Но Полина не умела рисовать, да и память на лица у нее была, по правде сказать, отвратительная, так что она и узнала бы далеко не каждого, кто с ней был. Хотя некоторых она помнила очень даже хорошо.
…В заповедном лесу в ту ночь было шумно. Вальпургиева ночь совпала с Пасхой и традиционной вылазкой из города, первой после зимы. Сияли звезды, плескалась река, не кончалась водка. Юные хмельные красавицы устремились к воде и, в миг разоблачившись, перед тем, как попрыгать с невысокого обрывчика, стали красоваться на берегу под звездным светом. Они принимали картинные позы, а кавалеры на них радовались. Рослая худая девица с визгом бросилась в реку, и остальные, кроме одной, бросились за ней. Оставшаяся - Полина - прикрывая грудь рукой так же изящно, как это делает Мария Магдалена на полотне Тициана, продолжала любоваться звездами, потому что (она знала это наверное) парень с неймом Цыган смотрел на нее. Парень был тощий и маленький, но голова его была головой натурщика Микеланджело: крупные ровные черты, прямой нос, большие чуть выпуклые глаза, твердый подбородок, резко очерченные скулы, большой рот с идеальными, не узкими и не чересчур пухлыми, губами, и все это в обрамлении упругих блестящих черных кудрей. Эта голова поразила Полину, и она приложила известные старания, чтобы заинтересовать ее владельца. Теперь она наслаждалась мужским вниманием - ради того все и затевалось. Цыган эту игру понимал даже слишком хорошо. Позволив Полине немного покуражиться, он поднялся с травы, подошел к Полине, взял ее за руку и отвел в кусты неподалеку…
…Вечеринка в общежитии клонилась к завершению. Уже кто-то спал прямо на полу, раскинув руки и похрапывая, кто-то сумел уйти, кто-то тихонько перебирал струны гитары, глядя невидящим взглядом в стену перед собой. Трое или четверо, устроившись на угловой кровати, вели негромкую беседу о русской литературе. Полина говорила о русской литературе с удовольствием. Один из присутствовавших вдруг предложил подняться к нему в комнату, выпить чаю. Полина согласилась, предвкушая новое интеллектуальное удовольствие: пригласивший ее слыл человеком эрудированным и незаурядным, что с лихвой подтверждалось его молчаливостью и ироничным взглядом. Был он, кроме того, хорош собой. Несколько знакомых Полины сохли по нему вполне серьезно. Звали его все по фамилии - Брагин.
Поднялись в комнату, и Брагин, открыв дверь, пропустил Полину вперед. Она прошла до окна, остановилась рядом со столом, заваленным бумагами. Брагин не медля прошел за ней, обнял и легонько поцеловал в шею. «А как же чай?» - искренне удивилась про себя Полина. Удивилась - но тут же посмеялась своей наивности и, разумеется, не стала отказывать Брагину: если уж хотела отказать, надо было это делать до прихода в его комнату, а теперь уж, как говорится, поздняк метаться…
…Медленно уходил хмельной сон. Полина решила перевернуть туловище на другой бок, не тревожа голову. Ворочаясь, она почувствовала стесненность в груди и, пошарив там, обнаружила бюстгальтер: бретельки были спущены, но окружность не расстегнута, и лифчик впивался в кожу под грудями. Кряхтя, путаясь в бретельках и стараясь не шевелить головой, Полина попыталась освободиться от ненужного атрибута. Что-то зашевелилось справа от нее. Полина испуганно притихла и осторожно повернула голову. Все, что она увидела, - коротко стриженый мужской затылок. Но и это уже давало пищу для размышлений. «Черт, опять вчера строила из себя Клеопатру,» - во-первых подумала Полина. «Кто ж это такой стриженый?» - подумала она во-вторых. Стала припоминать бывших вчера гостей. Варяг был, Левушка, Алена… и кто-то еще. Она так и не смогла вспомнить, что затащила к себе в постель парня, с которым пришла Алена. Алена накануне познакомилась с ним в автобусе, и поскольку он захотел увидеть ее на следующий день, возлагала на него большие надежды. Но зачем-то взяла его с собой в гости к Полине. Полина пребывала в состоянии обостренной тоски, быстро напилась, поводила указательным пальцем по сторонам и уткнула его в незнакомца: ты сегодня останешься у меня! Алена не стала спорить. Незнакомец - тем более. Он вчера только приехал на несколько дней в увольнение из армии и никак не ожидал, что уже на следующий день ему будет из чего выбирать. Примеряемый Полиной образ амазонки очень ему понравился, по крайней мере, больше, чем скромное молчание автобусной знакомой.
Все это Полина узнала позже от Левушки, на которого что-то напало морализаторство и который поэтому напустился на Полину за ее антиобщественное поведение. Полина сперва пригорюнилась, но потом ощерилась злобно, указала Левушке, что он сам дурак, и в тот же вечер поехала пожаловалась на Левушку сначала одному юному поэту, а потом Нелюдину. Понятно, переспала с обоими.
Имени армейского незнакомца Полина так и не узнала: у него спрашивать не стала, разбудила да выставила под благовидным предлогом; с Леной про него разговор никогда не зашел, а Левушка и сам не знал…
За каждый такой случай Полине в самом деле было стыдно - но недолго. Долго стыдиться она себе не позволяла, потому что от этого становилось на душе отчетливо паршиво. А если тряхнуть головой, сказать себе: ну опять, ну и ладно, - то чернота изнутри подтачивает, но не так явно, потихоньку, вроде как легкая тошнота, которую можно игнорировать, по крайней мере, до поры до времени.
- Но если ты выходишь замуж не по любви, - не унималась Алена, - значит, по расчету?
Чуча лишь весело оскалилась в ответ.
- Господи! Конечно, по расчету! - воскликнула Галя. - Никто и не выходит замуж по другому. Самая распоследняя дурочка, вся в любовных соплях, - и та идет замуж по расчету. Она рассчитывает, что муж будет соответствовать ее представлениям о правильном мужике.
- Это, по-твоему, расчет? - сквозь зубы сказала Алена.
- А по-твоему нет? Да он всегда у всех одинаковый, расчет этот! Никто не идет замуж с идеей: а вот я сейчас принесу всю себя в жертву и ничегошеньки в замен не возьму. Все, наоборот, думают: этот вот мужик сможет мне добыть. Ну, еще что он в трудное время сдюжит, что о детях позаботится, что выпивать будет нечасто… ну и там еще всего по мелочам. Но главное - добыть. Это точно у всех.
- Че-пу-ха! Когда я сходилась с Павлом, у меня не было никакого расчета!
Галя состроила иронично-жалостливую рожицу.
- Ты меня извини, но у тебя с Павлом был один голый расчет и ничего больше.
- Что-о??
- Да-да-да. Он на тебе паразитничал, а ты держала его при себе карманным мужчинкой.
- Ну знаешь!
- В этом нет ничего зазорного. Всякой бабе мужик нужен, и совсем это не стыдно хотеть иметь при себе мужика, и каждая устраивается на каких может условиях… Вон Чуча замуж идет, а помните, как хорохорилась, кричала, что нипочем и ни за что?
Алена обрадовалась тому, что разговор перевернулся на Чучу.
- Ну-ка расскажи нам, Чученька, о своих расчетах, - сладко пропела она.
- Вот еще! - фыркнула Чуча.
- Ой, Чуча, рассказывай, - сказала Полина, - а то мы сейчас начнем строить предположения.
