1. Отрывки из либретто рок-оперы ""Юнона" и "Авось"".

Песня "заводила", да и ребята — и музыканты, и танцоры — работали с полной отдачей, словно не репетировали, а уже выступали перед зрителями. Колька с удовольствием послушал бы дальше, но вспомнил про Славку и заспешил…

…Муромцев оказался на крытом теннисном корте — стучал сам с собой о стенку, но, увидев вошедшего Кольку, молча кивнул на стойку с ракетками. Не заставив себя долго ждать, Колька разулся, снял куртку и, подхватив ракетку, занял место у сетки:

— Подавай!

Уже через минуту, впрочем, ракетку пришлось опустить. Муромцев был, как всегда, стремителен и даже безжалостен — он никогда ни с кем ни во что не играл "в поддавки". Поправляя мокрые от пота волосы, Колька сказал, шагая на место:

— Да… мне с тобой не тягаться. Класс не тот. И играешь ты лучше даже, чем раньше.

Они прошли в угол зала и сели на лёгкие складные стулья. Стулья были новые, раньше не было, да и корт — победней выглядел. Славка стянул майку и повязал её вокруг лба. Колька высвободил подол своей и помахал им, нагоняя воздух к телу. Вытянул ноги:

— Зачем звали, товарищ вожатый?

— Хочу выяснить… — Славка помедлил, потом повернулся, и Колька увидел удивлённо, какие у него злые глаза. Он только один раз в жизни видел у "Славяна" такие глаза — в тот вечер, когда их начали гонять по загородному шоссе двое мотоциклистов на ревущих "харлеях". — Хочу выяснить, кто же ты всё-таки — кретин или законченный эгоист?

— М? — лениво удивился Колька.

— Что ты ночью делал в "Радуге"? Когда ко мне приходил? — быстро спросил Славка.

— Уже знаешь? — Колька на него покосился.

— Странный вопрос. Так что?

— То, до чего у вас руки не доходят. Наказал мерзавцев и помог людям, — Колька сказал это тоже зло и резко. Он знал, что и глаза у него сейчас такие же злые, как у Муромцева… и что тот глаз не отведёт.

— А ты дура-а-ак… — как-то потерянно сказал наконец Славка. — Тебе же Райко ещё на дороге правильно сказал: сейчас тут всё не так, как год назад. Ты куда полез? Знаешь пословицу: "Не зная броду — не суйся в воду!"?

— Слышал, — кивнул Колька.

— Но не слушал, — припечатал Славка. — Как всегда. Ты никогда не слушаешь. Так возьми-послушай хоть сейчас!

— Ну попробую, — согласился Колька и предложил: — Давай.

— Бери… Ты не один такой радетель. Ты знаешь, кто такой этот Толька, которого ты приласкал в баре? Не знаешь? Ну так вот — он у "Детей Урагана" лидер. А кто такой Степан — знаешь? Не знаешь тоже? А должен, ты же рядом с его баром с десяти лет вился… Ну так он финансист этой компании, снабжает их деньгами и едой. И полиция их собиралась брать. Понимаешь — брать собиралась, мы полгода следили за баром! Полгода вокруг на пузе ползали! А потом ещё две недели ждали, пока они в одном месте соберутся! А через них полиция вышла бы на остатки "конструктивной оппозиции" — ты знаешь, что тут было недавно?! А ты всех — всех! — спугнул. Бар закрыт, никто ничего не знает.

— Интересное кино, — Колька встал и оперся ладонями на спинку стула. — А про Антона с Васькой вы как — подумали? Что с ними будет?

— Да обо всём все подумали, — Славка тоже встал, и теперь они стояли друг против друга в каком-то полуметре. — Риск есть риск. А они по своей глупости влипли в дерьмо.

— Да не по своей, — Колька покачал головой. — Это я их подставил. Я, понимаешь? Из-за моих вопросов они влетели — я их вытаскивать и отправился. И вытащил. Вытащил, пока вы слежку вели. И не говори мне сейчас, не говори, что это было неправильно! Потому что… потому что есть такая штука, как люди, — Славка смотрел внимательно и сейчас — безразлично, отчего Кольку разбирала злость. — А вам на них плевать. Они для вас материал. Расходный материал для строительства. Надо — защищаем, надо — в кучу собираем, надо — бросаем, да?!

И Колька замолчал — сказать ему было больше нечего. Славка молча снял майку с головы, накинул на плечи, как короткий белый плащ. Заговорил спокойно:

— Гладко у тебя получается. Как в тех книжках, которые тебе не нравятся, — (да что они, сговорились, книжками меня попрекать, подумал Колька зло) — Клад нашли. На всех поделили. Да ещё и государству досталось на ближайший детский дом. Тебе ведь не нравятся такие книжки? — Колька молчал, но молчание было ясней любых слов. — Ты на кладбище заглядывал? В наш уголок?

— Нет, — отрезал Колька. Славка поразился — по-настоящему, не совладал с собой:

— Даже к… Ларисе?!

— Даже, — спокойно подтвердил Колька. Ему очень хотелось — вот сейчас самому! — отвести глаза, но он заставил себя этого не делать.

— Загляни. Там за этот год — восемь могил наших ребят. Из нашего отряда. А изо всех семи — сорок одна. Год такой был. Весёлый год. Пальба, беготня и драки — отсюда и до самого Балхаша. Зато могил с номером и надписью "без-ный мальч." или "без-ная дев." на порядок меньше, чем в обычные годы. Ты же помнишь, сколько их бывало. Помнишь ведь? Помнишь, чего молчишь? — голос Славка стал каким-то… таким, что не ответить было просто нельзя.

— Помню, — коротко ответил Колька. Он в самом деле хорошо это помнил.

— Ну вот… Но ты прав, Ветерок. Прав, во всём прав, наверное… кроме одного, — Славка покачал головой и отшагнул, снова садясь на скамейку. — Нельзя воевать одному. Одному можно лишь сохранить себя — не трогая никого, ни за кого не вступаясь, идя по жизни в одиночестве. Но в одиночку нельзя защитить других. Даже если тебе везёт и вдруг начинает казаться, что это получится. Ты это скоро поймёшь. Поймёшь. Ты в наши дела врубился, как колун в бревно. А в бревне — разные всякие сучки и вдобавок — железный штырь, Ветерок. Так-то.

2.

Кладбище, о котором говорил Муромцев, располагалось на южном берегу Кукушкиной Заводи, и первые могилы тут появились ещё когда русские отряды выбивали отсюда людоедствующие орды уйгуров. Сначала, конечно, оно было безалаберным, началось с большого кургана — его называли Огненный, и сейчас на нём росли венцом дубки — под которым лежал пепел бойцов, павших при штурме города. Но потом его стали планировать — уже по-настоящему и, несмотря на то, что со стороны кладбище казалось заросшим и запущенным, на самом деле тут легко можно было найти по тропинкам и секторам всё, что нужно.

Колька неспешно шёл по выложенной зеленоватыми плитками диабаза тропинке через имперский сектор. Гранёные столбики с урнами, увенчанные гербами Империи, поблёскивали табличками с фотографиями и короткими данными. Во многих местах лежали цветы и разные мелкие подношения — это было в обычае. Потом пошло кладбище для местных — более разнообразное, если так можно сказать, многие могилы скрывали в себе старомодные гробы с трупами, а не урны с прахом сожжённых. Кольке, по правде сказать, этот старый обычай казался отвратительным.

Где-то тут были могилы и его родителей. Колька сто лет не был возле них. И сейчас не собирался туда.