Дольше всего обсуждался вопрос о питании. Ребята предложили готовить для Алексея

Максимовича те блюда, какие они сами больше всего любили: гречневую кашу с салом на

завтрак, украинский борщ и отварную свинину на обед, жареный картофель и компот на

ужин. Наша старшая кухарка и воспитательницы выступили с шумным протестом против

такого меню, и ребятам пришлось согласиться, что, пожалуй, и в самом деле надо

запланировать пищу полегче. Была избрана комиссия, которой поручили тщательно

продумать этот вопрос.

Предложение командира отряда наших сапожников единогласно одобрили, но

изготовление сапог отложили, так как было неясно, какого размера обувь носит Алексей

Максимович и как быть с примеркой, — тут уж Калабалин не годился...

Теперь каждый день можно было наблюдать, как во всех уголках Куряжа ребята что-то

мыли, чинили, ремонтировали, красили, белили, очищали от пыли. И к тому времени, когда

была получена телеграмма, что Алексей Максимович 8 июля приезжает в Харьков, все уже

было приведено в полный порядок.

Когда кончился парад колонистов, во время которого над территорией старого

монастыря то и дело разносились торжествующие крики «ура» и радостные возгласы ребят,

Антон Семенович предложил Алексею Максимовичу отдохнуть после дороги.

Спутник Горького, фамилию которого я уже забыл, человек, по-видимому, весьма

общительный, остался во дворе с ребятами и тотчас же был атакован взволнованной

колонисткой Тасей – членом комиссии по приему Алексея Максимовича. Она решила сразу

прояснить все сложные вопросы гостеприимства.

— Скажите, пожалуйста, какие блюда больше всего любит Алексей Максимович?

Рано ли ложится спать? Не нужно ли положить на кровать Алексею Максимовичу перину? А

подушек, как вы думаете, трех достаточно?

Узнав, что трех подушек, пожалуй, многовато, но что Алексей Максимович любит

после ужина пить чай с лимоном и что вообще доктора рекомендуют ему есть лимонов как

можно больше, Тася пришла в полное смятение: она знала, что, кроме клубники и черешни, в

колонии нет сейчас никаких ягод или фруктов. Она стремглав помчалась к Елизавете

Фёдоровне, которая по ее виду решила, что случилось какое-то непоправимое несчастье.

— Ох, что мы будем делать? Алексея Максимовича нужно кормить только лимонами!

А у нас их нет ни одного!.. — с плачем, скороговоркой доложила Тася.

Елизавета Федоровна успокоила ее, как могла, убедив, что она преувеличивает

потребность Алексея Максимовича в лимонах, но беспокойство охватило уже и ее: «В самом

деле, надо же что-то предпринять!» А тем временем кабинет Антона Семеновича, где все это

происходило, наполнился ребятами, прослышавшими о неожиданном затруднении.

— Что будем делать? — обратилась к ним Елизавета Федоровна. — Кто возьмется

поехать в Харьков и добыть лимоны?

Ребята молчали. Это была для того времени года нелегкая задача. Кто-то робко

предложил послать гонцов на самолете в Москву или на Кавказ.

Но вот слово взял Новиков-старший, Жора, известный всей колонии своей

находчивостью и ловкостью, правда, иногда направленными совсем не в ту сторону, куда

следовало.

— Я поеду! – заявил он.

— У тебя есть какой-нибудь определенный план?

– 44 –

— Ах, Елизавета Федоровна, да разве для такого дела можно заранее план составить!

Вся надежда на учет обстановки и на содержимое вот здесь, — с улыбкой ответил Жора,

постучав пальцем по лбу.

— Я думаю, что надо на всякий случай и еще кого-нибудь послать в Харьков,—

сказала Елизавета Федоровна.— Может быть, и ты, Денис, поедешь?

Отказываться от поручения, как бы необычно и сложно оно ни было, настоящему

колонисту не полагалось; Денис Горгуль, исполнявший обязанности помощника

заведующего хозяйством колонии, молча вышел из толпы ребят.

Через пятнадцать – двадцать минут высокий, худощавый Жора и низенький, плотный

Денис отправились в Харьков. Кто-то шутливо крикнул им вслед:

— Эй, Дон Кихот, куда ты со своим Санчо Панса отправляешься? Смотри, не задерись

там с мельницами, их по дороге много!

Но ни тот, ни другой даже не обернулись, поглощенные мыслями о том, как

выполнить ответственное поручение, с которого, по убеждению всех ребят, зависела самая

честь колонии, принимавшей в своих стенах великого гостя.

После короткого отдыха Алексей Максимович попросил ребят показать ему

колонийское хозяйство.

Ребята справедливо считали, что Горького, безусловно, интересует все, что есть в

колонии, и водили Алексея Максимовича по всем, даже самым отдаленным уголкам Куряжа.

Они с гордостью демонстрировали ему наши цветники, оранжерею, сад, молочную ферму,

конюшню, свинарник... И на каждом шагу засыпали его бесчисленными вопросами. Алексей

Максимович без конца отвечал и отвечал, глядя на ребят со своей спокойной, ласковой и

мудрой улыбкой.

— Вот наш «Молодец»! Правда, он потомок орловских рысаков? – спросили ребята

Горького, приведя его на конюшню.

Алексей Максимович не возражал и даже нашел у «Молодца» какие-то стати,

подтверждающие породу. Осмотрели и других лошадей. Затем вышли во двор, где возле

кормушки, опустив голову, стоял конь «Малыш», доживавший у нас свою старость. Ребята

захотели и «Малыша» показать Алексею Максимовичу.

С невинным видом спросили они у Горького, сколько, по его мнению, лет «Малышу».

Алексей Максимович сказал:

— Надо думать, лет пятнадцать уже есть.

Ребята загалдели все сразу:

— Что вы, что вы, гораздо больше! — и стали звать Силантия Грищенко (Отченаша),

нашего старшего конюха.

Силантий, который всем говорил «ты», независимо от пола и возраста собеседника,

явился незамедлительно.

— Смотри, Алексей Максимович,— сказал он, открывая рот «Малышу»,— зубы-то

совсем истер, гладко ведь... Никак ему не меньше тридцати. Да ты рукой пощупай, не бойся!

Пока язык держу, не куснет!

И Алексей Максимович, к ликованью ребят, вынужден был заглянуть «Малышу» в рот

и «рукой пощупать», чтобы убедиться в старости нашего водовоза. Впрочем, все это

доставляло Горькому видимое удовольствие, его радовали и галдеж ребят, и споры с ними, и

их жадная заинтересованность во всем, что касалось колонии, и их стремление узнать, как он

относится ко всем деталям колонийской жизни.

В оранжерее Алексей Максимович сразу согласился, что левкой пахнет хорошо, а роза

еще лучше, что табак и матиола – неказистые цветочки, но обладают привлекательным

ароматом, что львиный зев зря назвали львиным, ничего львиного в нем нет.

При осмотре свинарника Алексей Максимович с улыбкой признал, что «Акулька» —

красавица, а «Машенька» все же красивее. Потом, показывая на недовольно повизгивавшую

«Зазнайку», ребята начали жаловаться Горькому, что «Зазнайка» — самая большая крикуха,

– 45 –

просыпается раньше срока и требует корму, а если опоздать на пять — десять минут, то

подымет такой визг, что Антон Семенович обязательно присылает дежурного узнать, не

случилось ли чего в свинарнике. А когда ее выпускают гулять, «Зазнайка» обязательно в

огород лезет! Алексей Максимович посочувствовал ребятам, что им приходится иметь дело с

такой невоспитанной свиньей, но вопрос, который они тут же задали ему, поставил Алексея

Максимовича в тупик.

— Почему «Зазнайка» поросится пятью поросятами, а все остальные свиньи дают по

восьми и даже больше? Ведь, верно, это потому, что она так много кричит? — совершенно

серьезно спрашивали ребята.

Алексей Максимович задумался. Что тут ответить, чтобы не попасть впросак?

— Вот что, ребята,— серьезно сказал он, — вы «Зазнайку» за ее крик, видно, не

любите и плохо за ней ухаживаете. Так нельзя! Надо ко всем свиньям относиться хорошо.