Еду в офис, там спокойнее. Пытаюсь прийти в себя, прежде чем что-то предпринять. Надо заняться делами. Нельзя дать ей повод меня уволить.

Забираю вещи из своей комнаты и перебираюсь к ней в кабинет. Сажусь за ее стол, вытягиваю ноги. Вот, значит, каково это. Вот как это у меня должно быть. Большая комната, большой стол, большое окно. У меня всегда должно быть так.

Я работаю, работаю лучше, чем она. Звонят клиенты, спрашивают Пандору.

— Нет, ее не будет несколько дней. Но я рада решить все ваши вопросы.

Все получается как нельзя лучше. Все видят, что я просто чудо.

Она все время звонит. Я держу автоответчик включенным.

— Лори, это я. Ты на месте? Возьми трубку.

Я не беру трубку. Это глупо, меня ведь могут уволить. Но я больше не могу. Я вам не рабыня, Мисс Ящик. Не рабыня, черт бы вас подрал, и я не сниму эту чертову трубку.

На лестнице я сталкиваюсь с Джоном Брэдшоу. Он выглядит просто развалиной. Отлично. Мое письмо сработало как надо.

— А, мисс Макс, мисс Браун там?

— Ее нет. Она уехала в Кармель с другом.

Он совсем сникает. Ему понятно, что это за ДРУГ.

— Вы не знаете, когда она вернется?

— Обещала в четверг днем.

— А вы без нее справляетесь?

Да, ублюдок, и куда лучше, чем она.

— О да, все идет прекрасно.

— Если возникнут какие-нибудь сложности, обращайтесь прямо ко мне.

Напыщенный старый дурак, мне твоя помощь не нужна. Это тебе нужна помощь — моя. Надо бы написать ему еще одно письмо, добавить подробностей, но пока и этого хватит. Он что-то затевает, я вижу по его лицу. Он попался. Мое письмо и то, как она его кинула, — все это совершенно доконало его. Так что у меня еще есть шанс, все еще есть.

Я дома. Безмолвие. Полное безмолвие, в котором я просто тону. Невыносимо.

Внизу шкафа у Троя есть тайник. Он не подозревает, что я о нем знаю. Таблетки. Белые, зеленые, желтые. Глотаю всего понемножку, по справедливости. Теперь потолок не давит, не душит безмолвие.

Выбраться отсюда. Сесть в машину. Воздух не лезет в легкие.

Еду в бар «У Ширли». Встаю у стойки. Играет музыка, и мне хочется раствориться в ее вихре без остатка. Я никогда здесь раньше не бывала одна, Трой этого не допускал. Ревновал к местным девицам.

А теперь они мне улыбаются, вьются вокруг.

— Можно тебя угостить?

Конечно. Беру стакан, делаю вид, что пью.

Ко мне подходит девушка. Темно-рыжие волосы, сногсшибательное дорогое платье. Говорит вполголоса, похоже, из наркобаронесс; и руки у нее совсем не мужские. Ее прикосновения точны, она в этом мастер.

— Я не видела тебя здесь раньше. Ты откуда?

— Да я живу тут поблизости. Никогда раньше не ходила сюда одна.

— А сегодня почему?

— Забыть кое-что.

— Или кое-кого?

Ее руки непрестанно двигаются, словно живут своей жизнью.

— Я умею помогать людям забывать.

Я иду за ней в туалет. У нее в лифчике крохотная подушечка с таблетками, которая пахнет ее духами. Я глотаю таблетки.

— Я живу неподалеку.

У нее маленькая красная «мазда». У одного парня в школе была такая же «мазда». Мы часто трахались на заднем сиденье. Радости было мало. Там было неудобно. Эта девица слишком высокая. Руль станет мешать.

Но она просто ведет машину, не переставая касаться меня. И то, и другое делает умело.

— Я не могу дождаться, Лори, просто не могу.

Ее дыхание учащается. Она гонит машину так, что выскакивает на встречную полосу.

— Не бойся, я знаю, что делаю. Я вообще могу быть каскадером.

Не надо говорить мне о каскадерах, я знаю про них все.

Мы приезжаем к ней домой. Здание пахнет, как старые бабульки. Я замерзла и не понимаю, какого черта здесь делаю. Трой, найди меня, приди и стукни в дверь, как ты делал это всегда, забери меня отсюда.

Мы поднимаемся по лестнице. Она вводит меня в свою квартиру. Это просто страница журнала «Красота вашего дома». Не выбраться из этих свечек и веночков.

— Тебе нравится, Лори? Мне так хочется, чтобы тебе здесь понравилось.

Еще немного таблеток, в этот раз с серебряного подноса.

Я отправляюсь в путешествие в страну-видение. Несусь в машине вверх-вниз по радуге. По обеим сторонам стеклянное ограждение, надо бы аккуратнее вести машину. И я могла бы стать каскадером. Я мчусь все быстрее, съезжаю с рельсов. Врезаюсь в стекло, оно разбивается вдребезги. Как здорово, это совсем не больно. Кровь хлещет волнами, а когда я сгибаю ногу, из раны вылетают кровавые узоры. Я гидрант, приходят люди и танцуют в моей крови.

Она улыбается, гладит меня по голове:

— Понравилось путешествие?

Я плачу. Она так добра. Мать никогда меня так не гладила.

Она гладит и гладит меня, голову, плечи, потом ниже, еще ниже.

В спальне у нее все простыни одного цвета.

Поначалу все это ничего, но потом я прихожу в себя. Мне не нравится, я не хочу. Я хочу Троя. Она продолжает, она стонет. Все это была ложь, она обещала, что заставит меня забыть, но я все еще помню, я помню все.

Но сил нет противиться, надо через это пройти.

Серое, затхлое утро. Она лежит рядом со мной, улыбаясь во сне. У нее большие старушечьи груди. Смятая постель, шорохи, словно шепот. Надо выбираться отсюда.

Я одеваюсь. Стараюсь все делать бесшумно. Вдыхаю этот запах, запах ее духов, этой отвратной квартиры, ее веночков.

Перед тем как уйти, останавливаюсь у постели, смотрю на нее. Что ж, она старалась, надо отдать ей должное.

Она поворачивается, но я не хочу ее будить, не хочу видеть ее глаза. Я даже имени ее не помню. По дороге к выходу прихватываю пепельницу.

Лори, возьми трубку, если ты там. Тебя, кажется, нет. Я просто хочу сказать, что возвращаюсь завтра днем. Надеюсь, все в порядке.

В четверг днем еду к ее дому. Оставляю машину за углом, сама прячусь в кустах. В два часа ее еще нет. Я ухожу и возвращаюсь через час.

В четверть пятого они подъезжают. У машины поднят верх. Трой со смехом убирает руки с руля, вся улица в его распоряжении. На заднем сиденье куча пакетов, сани Деда Мороза, да и только. Я вижу там его чемодан, тот самый, который купила ему для нашей поездки в Мексику. Не может быть, чтобы он взял его и уехал с ней. Мне хочется схватить этот чемодан и бить Троя по башке, бить и бить, пока он не свалится замертво.

Он останавливается, заглушает мотор. Они смеются, она шутливо бьет его по плечу, и он ее целует.

Поворачиваюсь и иду прочь.

Я звоню ему, не могу удержаться. Ненавижу себя, но все равно звоню. Слезы текут по трубке, я слушаю бесконечные звонки. Наконец он подходит к телефону. Я знаю, что он знает — это я.

Я не задаю никаких вопросов, не спрашиваю, где он был. Мне просто нужно поговорить с ним. Немедленно. Я сейчас совершенно спокойна, никаких слез. Он говорит, что занят, что сейчас ему неудобно, он позвонит мне вечером, а завтра, возможно, мы встретимся.

Отлично, соглашаюсь я, ты совершенно прав, так будет лучше.

Мне хватает десяти минут, чтобы оказаться у его дверей. Если он увидит меня снова, увидит мое лицо, ее чары развеются, я знаю, у нее не хватит сил удержать его. Я стучу в дверь, стучу без остановки, я готова стучать до утра, пока он не откроет.

Я слышу его шаги. Он медленно открывает, он знает, кто там.

— Зачем ты пришла? Я же сказал тебе, что сейчас мне неудобно.

Я стою перед ним, но это не меняет его нисколько.

Его квартира в полном беспорядке. Он распаковывает вещи. Повсюду разложена одежда. На кровати новая рубашка, синяя шелковая рубашка. Это она ему купила, и я эту рубашку ненавижу.

Что-то изменилось здесь. Раньше это был мой дом, а теперь нет. Я сажусь в кожаное кресло. Это его кресло, не мое. Нам надо поговорить, твержу я ему.

Он театрально разводит руками, будто персонаж в «Крестном отце».