Когда Пандора уехала в Лос-Анджелес, в моей жизни образовалась какая-то дыра. Наше последнее свидание было давным-давно, но все равно мне невыносима даже мысль, что ее нет в городе, просто не верится. Я совершил паломничество по местам, связанным с ней в моей памяти: школа Кэтрин Финчи, больница Эйзенхауэра, водопад в Таквице. Мне все время казалось, что стоит поднять глаза, и я увижу, как она сидит в парке или шагает по каньону. Иногда я даже ездил в Дрим-хоумс и гонял на мотоцикле по ее улице. Легче всего мне представить ее именно здесь, у проволочного забора, за которым взлетают самолеты.

Изредка я навещал ее родителей. Миссис Браун держалась молодцом и так же переливалась всеми цветами радуги. У них поселилась ее старая подруга Милли, и это сильно ее подбадривало. Правда, мистер Браун внушал мне некоторые опасения, он сильно похудел и с трудом передвигался по дому. Что, однако, не мешало ему разносить меня в пух и прах каждый раз, когда мы садились играть в парчизи.

Говорили мы главным образом о Пандоре. Они рассказывали, как много она работает, чтобы научиться хорошо управлять агентством, как помогает ей в этом одна девушка, которая, помимо всего прочего, нашла для нее квартиру и сопровождает ее в поездках по городу. Я радовался, что Пандора не одинока, но мне было грустно, что кто-то другой скрашивает ее одиночество, кто-то другой помог ей устроиться в офисе и переехать на новую квартиру.

По-видимому, я сейчас ей не нужен, даже в качестве друга. С тех пор как она уехала в Лос-Анджелес, я не получил от нее ни одной весточки. Я знал от ее родителей, что Пандора приезжала в Палм-Спрингс на выходные, но ко мне она так и не зашла. Меня это не удивило, но все равно было больно.

Последний раз мы виделись, когда она устроила прощальную вечеринку. Мне удалось тогда лишь поцеловать ее в щеку и пожелать удачи. Уже после отъезда Пандоры я все пытался придумать какие-то волшебные слова, которые вернут ее мне, слова, которые снова соединят нас. Но потом я понял, что этих слов просто не существует.

Мне оставалось только исчезнуть из ее жизни. Я не звонил ей, не писал по электронной почте, не пытался встретиться с ней, когда она приезжала в Палм-Спрингс. Так проходила неделя за неделей, и со временем образ Пандоры сдвинулся куда-то на обочину моего сознания. Мне больше не мерещилось, что она где-то здесь, в нашем городе, но вместо этих видений в моей душе возникла пустота, которую ничто не могло заполнить.

Удивительно, но я ни разу в жизни не был в Лос-Анджелесе. И многие другие жители наших мест тоже. Мы представляли себе этот город по фильмам и телепередачам, но не стремились увидеть его наяву. И когда я пытался представить там Пандору, у меня ничего не получалось. Она казалась мне нереальным существом, живущим непонятной жизнью в совершенно незнакомом городе.

И вот однажды, месяца через два после ее отъезда, мне довелось отправиться туда.

Все началось в самое обычное воскресенье. Я рано встал, просмотрел газету, потом сел на мотоцикл и отправился в дюны. В этот раз они были ко мне благосклонны. Я словно смотрел на самого себя с другого конца подзорной трубы, взбирающегося в гору на дурацкой маленькой тарахтелке, и видел, как моя жизнь уходит в песок, год за годом.

Я развернулся и погнал по автостраде 111. Доехав до Айдилуайлда, подумал, что отсюда рукой подать до квартиры Боба, и решил заглянуть к нему, но его не оказалось дома. И тогда, вместо того чтобы вернуться в Палм-Спрингс, я почему-то помчался дальше на запад. Увидев поворот на автостраду 10, я, сам не знаю почему, выехал на нее, все еще не признаваясь себе, куда направляюсь.

Дальше были Бомон, Баннинг и Сан-Бернардино. В полдень я остановился в Монтклере, заправиться и перекусить. А потом оказался на автостраде 101, и вскоре уже появились указатели к центру Лос-Анджелеса.

Он ошеломил меня своими размерами. Я бесцельно кружил по улицам, надеясь получить хоть какое-то представление о городе. Но одно впечатление тут же сменялось другим — за кварталом старых жилых домов вдруг начиналась территория пустых зданий на снос, а за ней — целый лес новых современных высоток.

Миссис Браун упоминала название улицы, где поселилась Пандора, но я не запомнил. Знал только, что это где-то в Голливуде. Я остановил такси и спросил водителя, как добраться до Голливуда. Он объяснял мне дорогу, округлив глаза — видимо, решил, что я приехал поглазеть на кинозвезд.

Когда я увидел Голливуд, то не поверил своим глазам — неужели со всего мира приезжают люди, чтобы посмотреть на это? Никогда в жизни не видел столь отвратительного места. Повсюду кучи мусора, кругом обшарпанные заколоченные постройки, толпы бомжей, и чуть ли не в каждом доме порномагазин. Такого безобразия у нас в Палм-Спрингс не допустили бы никогда.

Последним пунктом моего путешествия стал «Китайский театр Граумана», где на цементной площадке перед входом оставляют следы все кинозвезды. Большинство имен почти ничего мне не говорили, но потом я увидел отпечаток маленькой туфельки на шпильке, оставленный Мэрилин Монро. Я всегда очень ее любил.

Когда я шел обратно к мотоциклу, я вспомнил — Свитсер, так называется улица, где живет Пандора. Я заехал на заправку и попросил у них справочник. Нужной улицы я там не нашел и спросил у служащего. Он посмотрел на меня, как на полного придурка. Выяснилось, что эта улица находится в Западном Голливуде и называется Свитзер, через «з».

Я поехал туда. Я твердил себе, что я не стану заходить к Пандоре, а просто проедусь и посмотрю, что это за улица.

Я нашел улицу и несколько раз проехал из конца в конец. Это оказался приятный старый район с кирпичными оштукатуренными домами. Конечно, он знавал лучшие времена, но выглядел очень прилично и приятно. Я легко мог представить людей, которые живут здесь. Но Пандору я не увидел.

И тут я вдруг почувствовал, как мне это необходимо. На меня навалилась такая тоска, что мне стало больно. Вся гордость куда-то улетучилась. Я не мог смириться с тем, что нахожусь буквально в двух шагах от Пандоры, но не встречусь с ней.

Я позвонил миссис Браун по сотовому и попросил адрес Пандоры. Я не стал говорить, откуда звоню. Получив адрес, я сразу поехал туда. Но чем ближе я подъезжал к ее дому, тем больше сбавлял скорость.

Когда мы были детьми, я часто проделывал такое — кружил вокруг ее дома, надеясь наткнуться на нее как бы случайно. Если она встречала меня, я всегда мог сказать, что приехал посмотреть на самолеты. Но сейчас у меня нет никакого предлога. Я не мог ничего придумать, кроме того, что было на самом деле.

Я нашел ее дом и оставил мотоцикл на обочине. Несколько минут я ждал, надеясь, что она выйдет из дома и наша встреча окажется непринужденной. Но никто не появился, и мне ничего не оставалось, как идти к двери.

Там было много кнопок и табличек с именами. Среди них, под номером 3, я увидел маленькую наклейку с надписью «П. Браун». За свою жизнь я столько раз видел это «П. Браун» — на листе с диктантом в шестом классе, в обратном адресе на рождественских открытках, на воротничке физкультурной формы. И теперь это имя здесь, в совершенно незнакомом, чужом для меня мире. От этого хотелось плакать.

Я простоял у двери очень долго, но так и не нашел в себе сил нажать кнопку звонка. Что, если она дома? Как я объясню свое присутствие здесь, под каким предлогом заявлюсь к ней в дом?

В конце концов я развернулся и пошел прочь. Я пообещал себе, что обязательно вернусь сюда, но только в следующий раз все сделаю как надо. Позвоню Пандоре заранее, скажу, что еду в Лос-Анджелес, купить кое-какие компьютерные программы, и приглашу ее куда-нибудь на ланч или в кино. Я был полон решимости, и это дало мне силы дойти до мотоцикла и двинуться в обратный путь в Палм-Спрингс. Однако где-то у Сан-Бернардино все мои планы показались мне совершенно бессмысленными, и я понял, что никогда больше не приеду в Лос-Анджелес.