Что это? Ревность к делу? В этот колхоз уже не нужно посылать толкачей? Там «кампании» идут своим чередом, без уполномоченных райкома? Там ему, Стародубову, делать нечего?..

Однажды на прямо заданный вопрос Стародубов прямо и ответил мне, несколько, правда, иносказательно:

— У вас есть взрослые дети?

— Да, сын студент, на втором курсе.

— И у меня два студента… Кончили десятилетку, поступили в институт, стипендия, взрослые люди — в крайнем случае, уж и без отца обойдутся. Ты уже не нужен им… Грустно провожать выросших детей в самостоятельную жизнь…

Как-то при мне в райкоме Стародубов и Назаров стали хвалиться — в шутку — кто больше сил положил на колхозное строительство?

— Я, товарищ Назаров, — сказал Стародубов, — связан с колхозным строительством уже двадцать восемь лет!

— Как же это может быть? — развел руками Назаров. — Колхозам-то всего двадцать второй год. Мы стали организовывать колхозы в тридцатом году.

— Кто это — вы? Вы, может быть, в тридцатом. А мы, батраки и бедняки села Глебово Курской области, организовали коммуну еще в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, и я работал в этой коммуне на тракторе. Первым был трактористом в районе!

Назаров усмехнулся.

— Вот так и моим словам удивляются, Дмитрий Сергеич, когда скажу, что я колхозник с тысяча девятьсот двадцать второго года. Я родом с Кубани. У нас была краснопартизанская коммуна. Отец мой был командиром отряда, его же выбрали и председателем. Мне тогда было четырнадцать лет. Поначалу коров пас в коммуне.

— Значит, выходит, мы оба с тобой колхозники с «подпольным» стажем?

Посмеялись, вспомнили комсомольские годы, раскулачиванье, бандитизм, трудное время, когда спали не раздеваясь, с наганом под подушкой… Стародубов спохватился, встал, провел карандашом по сводке, разложенной на столе.

— Там у тебя, Павел Федорович, недовыполнение по яйцу. Нехорошо, сводку нам портишь. Передовой колхоз. Я тебя прошу. Постарайся как-нибудь к двадцатому числу.

И Назаров встал, вздохнул.

— Выполним, Дмитрий Сергеевич. Чем-нибудь заменим… Я же вам объяснял, почему мы не взяли цыплят с инкубатора. Не достроили новый птичник, не успели. А тут холода, снег пошел в апреле месяце. Зачем брать? На погибель?.. По птичьему поголовью немножко недовыполнили, зато коров — сто сорок процентов. Это же важнее. Заменим молоком… Какое сегодня число? Двенадцатое. Девятнадцатого покажу вам квитанцию.

А когда я присмотрелся ближе к делам в колхозе «Красное знамя», то увидел: нет, нужен еще этому возросшему сыну отец! Только надо бы и отцу, когда дети поступили в институт, заглядывать в свои истрепанные вузовские учебники, повторять кое-что забытое и узнавать новое, чтобы во всякую минуту знать и понимать больше, чем знают дети, обращающиеся к нему за помощью…

Стародубов увлекся подтягиванием всех колхозов района к уровню передового колхоза «Красное знамя» и делал это, надо сказать, с душой. В районе, собственно, уже и не было резко отстающих колхозов. В последние годы, при нем, председателями колхозов посылали действительно лучших людей из партактива. Было послано и несколько агрономов — не таких, что, имея диплом о высшем сельскохозяйственном образовании, не умеют запрячь лошадь в телегу, а практиков, любящих колхозное дело, организаторов. Стародубов много занимался машинно-тракторными станциями. При мне как-то он созвал совещание бывших трактористов — узнал, что в каждом колхозе есть пять-шесть старых трактористов и комбайнеров, бросивших машины и устроившихся кто кладовщиком, кто просто ездовым, — и распорядился созвать всех в райком такого-то числа, к такому-то часу. Там он подробно расспросил каждого: почему бросил он машину? Непорядки ли в МТС отпугнули, колхозы ли неаккуратно рассчитывались с ним, бытовые ли условия в бригаде были плохие? Пообещал, что займется улучшением быта трактористов и проверит по каждому колхозу расчеты с ними. Рассказал им то, что они и сами, собственно, видели: как в МТС ежегодно весною сажают на новенькие машины учеников и что из этого получается — богатейшая техника не дает и половины того, что могла бы дать в опытных руках. Постыдил, поругал их за то, что бросили свою замечательную, трудную, но почетную профессию. После совещания многие его участники вернулись на машины.

Когда приезжали мы со Стародубовым в средний колхоз, у него находилось достаточно советов и дельных предложений председателю. Там он чувствовал себя как рыба в воде — где труднее. А в «Красное знамя» он и заезжать не любил. Только и бывал там, что с экскурсиями.

Но действительно ли ему нечего было там делать?..

Да, когда клевер убирать и что сеять на искусственных выпасах — это Назаров знал не хуже секретаря райкома и любого агронома. Да, кстати, и агроном у них был в колхозе. И поставки они выполняли без особого нажима, не нужно было посылать туда уполномоченных. А вот почему бы не спросить Назарова:

— До каких пор в таком богатом колхозе у людей хаты будут соломой крыты? Случись пожару под хороший ветер — полсела сгорит. Начинал ты с того, что заставил бригадиров крыть соломой хаты вдовам, но ведь с тех пор уже прошло пять лет. Теперь уж нужно перекрывать те хаты черепицей. Агрогорода, что ли, напугали вас? Строительство агрогородов приостановлено, как несвоевременное, есть более первостепенные задачи — повышение урожайности. Да и вам, может быть, не нужно тут город строить. Но село благоустроить нужно. Вам-то ваши доходы позволяют уже заняться бытовым строительством. Миллион — на капиталовложения!..

— А почему в вашем хозяйстве такое пренебрежение к садоводству? Сады — это и богатство колхоза, и изобилие, и украшение жизни. Десять гектаров старых, запущенных, обломанных деревьев — это не сад по вашим масштабам. Двести гектаров культурного сада надо бы вам иметь!.. Бывает, конечно, что сельский хозяин увлекается чем-то одним: пшеницей, или разведением свиней, или орловскими рысаками. Может быть, он просто не ест яблок. Но председатель колхоза, где тысячи людей с разными вкусами и потребностями, не имеет права быть односторонним. У него не должно быть нелюбимых отраслей.

Или вот — самое главное. Три года уже колхоз «Красное знамя» топчется на месте в смысле урожая. Хороший собирает урожай, но топчется на месте, рост приостановился. А удобрений, и местных и химических, из году в год все больше вносится в землю. В чем дело? Подтянулись все бригады к уровню передовых и застыли? Никто больше не ищет путей к еще лучшим урожаям? Или сказывается уже сильная распыленность почвы, разрушения ее структуры? И даже введенная на полях колхоза травопольная система не восстанавливает ее в должной мере? Земли ведь в колхозе действительно выпаханы, распылены до крайности. А «карпатские горы»! Одни ежегодные смывы почвы на буграх весною какой наносят ущерб ее плодородию!

До сих пор Назаров показывал себя на деле грамотным, образованным хозяином и не одного специалиста удивлял своей эрудицией в вопросах культурного земледелия. Но его познания в агрономии — это многолетний крестьянский опыт, начитанность, добросовестное изучение всяких агротехнических учебников, журналов — и только. Это еще не творчество. Чем-то принципиально новым в земледелии колхоз, даже под его руководством, пока что не блеснул. Чтобы не зайти в тупик с урожаями, Назарову нужно упорно, напрягши все силы, искать возможности для нового рывка.

Может быть, ему следовало бы съездить в Курганскую область к знаменитому уральскому полеводу-новатору, колхознику-ученому Терентию Мальцеву? Очень важно именно здесь, в среднерусской полосе, на сильно распыленных почвах заложить опыты с севооборотом Мальцева! Самое «страшное», на первый взгляд, в агрокомплексе Мальцева — это то, что он в пять лет лишь один раз глубоко пашет землю, а четыре года сеет пшеницу и ячмень по непаханой, только взлущенной дисковыми лущильниками стерне. Как — не пахать поля? Скажи только в каком-нибудь отстающем колхозе, что можно не пахать, — разведут тебе такие сорняки, что твои джунгли! Но «Красное знамя» — передовой колхоз. Здесь земли давно уже очищены от сорняков. В колхозе есть агроном. Бригадиры достаточно подготовлены агротехнически.