Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Подойти и сказать, что у меня нет денег?.. Стыдно признаться в этом. Выйти из автобуса и отправиться домой пешком? Пройду часа два, сестренка умрет от страха за меня. И я сижу, не в силах сдвинуться с места. Сижу на самом виду, как на скамье подсудимых.

Хорошо, что в кинотеатре «Ударник» только что окончился сеанс и в автобус набивается много народу.

V

Ее зовут Лилей.

Я узнаю об этом у кондуктора автобуса, в котором еду на работу.

— Зачем она тебе? — спрашивает кондуктор, пожилая женщина, добрая характером и еще не раздраженная работой. Иначе вряд ли она ответила бы на мой вопрос.

— Да так... Я должен ей.

И краснею.

— Постой... Ее машина, кажется, сорок девять восемнадцать. Ее зовут...

Фамилию ее я и раньше знал — Буданова.

Я повторяю ее имя, точно боюсь забыть. Но я уже знаю, что никогда его не забуду.

Каждый день ищу автобус сорок девять восемнадцать. Мерзну на остановках, встречая и провожая глазами автобусы, все как один яйцеобразные, окрашенные в красное и желтое, с побелевшими от густого инея стеклами. Стекла кое-где темнеют пятнами: это пассажиры растапливают своим дыханием иней и лед, чтобы увидеть нужную остановку. Я, когда был маленьким, тоже увлекался этим.

Однажды утром я раньше обычного ухожу из дому. Сажусь в автобус, но через остановку выхожу. Мне почему-то кажется, что следующий будет Лилин. Но в следующем еду тоже только одну остановку, потому что Лили нет. Третьего нет так долго, что я начинаю волноваться: опоздаю! Наконец автобус подходит. На месте кондуктора сидит та женщина, у которой я спрашивал о Лиле. Она узнает меня, кивает, будто давнишнему знакомому.

— Не нашел?

— Не нашел.

— Ищи. Долг полагается отдавать.

— Ясно, полагается. Да где ее найдешь? Автобусы у вас все одинаковые.

— Лиля новый получает. Такой красивый!

На работу я опаздываю. Правда, Костя Мармеладов только что закрепил заготовку и еще не включил мотор. Но глядит он на меня волком.

— Опять автобус?

— Автобус.

— Непонятный ты человек, Витя. Вроде парень ничего, а серьезности никакой.

— Это верно, серьезности никакой.

— Иди ты к черту! — ревет он.

И зачем обижается? Я вовсе не дразню его. Мне просто нечего сказать, разве только повторить его же слова.

Подходит мастер Семен Иосифович, стоит возле нас с плотно прижатой к боку культей. Исчезает, ничего не сказав.

Я включаю станок. Он гудит ровно и мягко. Мне нравится, когда гудит мой станок. Если я выключу его, то шум цеха сделается куда менее наполненным. Про себя я горжусь этим.

О многом я думаю в эту смену. Я думаю о том, как встречусь с Лилей, что скажу ей. Все получается очень просто. Она сразу узнает меня, и я говорю, что знаю, как ее звать, и покупаю два билета. «Почему два?» — спрашивает она. «Я в прошлый раз без билета прокатился. Помнишь?» «Нет, не помню», — ответит она, а я по глазам увижу, что она помнит. «Пойдем сегодня в цирк?» «Да что ты, я ведь работаю!». «А завтра?» «Завтра пойдем»... И я жду завтрашнего дня. Мы встречаемся. Идем не в цирк, а на танцы в наш заводской клуб. Меня спрашивают, кто это. Я отвечаю гордо: «Знакомая». Ребята мне завидуют.

«Ах, черт, нужно купить костюм! Лиля засмеет меня за пеструю кофту и голубые брюки-макаронины, — думаю я. — Займу деньги у Ивана Чарушина. Заработаю — отдам».

Через несколько дней Иван дает мне денег, и мы втроем — он, я и Костя Мармеладов — идем в магазин, чтобы выбрать костюм. Долго спорим, какой цвет лучше. Мне нравится цвет какао, Косте — серый. Иван Чарушин молча глядит на нас, роняет скупо:

— Непрактично...

Я молчу, поникший: на приемы, что ли, мне в черном-то ходить?

— А ну его! Пусть носит, что ему нравится, — говорит Костя, видя, как я скис от одного вида черного, скучного костюма. — Только твои лошади так его обслюнявят, что не узнаешь в первый же день.

Чудак этот Костя: да разве я пойду в цирк в таком костюме? Меня там и в кофте хорошо встречают.

Сестренка приходит в ужас, увидев мою покупку.

— Где ты взял деньги? — спрашивает она строго.

— Занял.

— Смотри! Ты начнешь еще воровать...

— Ну, Надя, зачем ты так говоришь? Неужели не веришь своему единственному, горячо любимому брату?

Она смотрит на меня, и в глазах ее я не вижу больше ужаса.

— Ты всегда такой, — говорит она, все еще немножко сердясь. — Не посоветуешься.

— Это так неожиданно случилось. Зашли — купили.

— Столько, наверно, стоит!..

— И вовсе недорого. До весны рассчитаюсь. И тебе платье куплю.

— И не выдумывай!

— Куплю! Все равно куплю!

— Ладно. Только имей в виду — нужно на размер больше. Я к тому времени вырасту.

— Учту.

С этого дня сестренка относится ко мне с еще большей заботливостью. Каждый день она докучает вопросами: не болен ли я, почему окучен, почему подолгу не сплю?

— Нет, ты, Витька, не спорь. Я давно вижу, что ты нездоров. Ты стал какой-то не такой, как раньше.

— Надя, я здоров. Ну, право же! Я на коньках каждый день бегаю в ЦПКиО имени Алексея Максимовича Горького.

— Значит, тебя долги мучают.

— Не мучают. За костюм я почти рассчитался.

— Но ты приносишь домой столько же, сколько раньше!

— Я же больше теперь зарабатываю.

— А трахома?

— Надя! — кричу я. — Оставь меня, пожалуйста! Ну почему ты такая нудная?

Надя обижается. Уходит на кухню и там плачет. Я вижу ее покрасневшие глаза. Мне становится жаль ее. На другой день я покупаю ей платье — голубое, с такими красивыми волнами. Ничего, что почти вся премия, которую мне выдали за работу в последнем месяце, уходит на платье. Я даже рад этому. Куда мне девать сразу столько денег?

Сестренка ужасно рада платью. Такого дорогого у нее еще не было. Но как ни радуется Надя, она все-таки не забывает, что в доме она старшая. Поэтому мне приходится объяснять, откуда у меня появилась такая сумма денег.

Да, на работе дела у меня идут неплохо. Мне нравится, что меня никто теперь не прорабатывает. Мастер Семен Иосифович поручает точить такие детали, которые раньше доверял только Ивану Чарушину. А Иван Чарушин учит меня, дает разные приспособления, с которыми работать — одна прелесть.

Однажды я слушаю заводские известия и не верю своим ушам: рассказывают обо мне, о том, что я когда-то был отстающим, а теперь перевоспитался и стал передовиком. Диктор перечислил проценты, какие стояли против моей фамилии на большой доске в цехе. Мне приятно. Недоволен я только словом «перевоспитался». Никто меня не перевоспитывал, и сам я не перевоспитывался. Перевоспитались Костя, Иван Чарушин, мастер и все другие, кто по-иному стал относиться ко мне. Как ко мне, так и я к ним.

Никогда без любви - pic037.png

Но Костя замечает, когда я высказываю ему свое неудовольствие:

— Цирк, видно, в самом деле попортил тебя. Вниз головой ходишь.

— Выражайся яснее.

— Куда еще яснее-то? По-твоему, все были плохи, ты один хорош? Так выходит?

Да, что-то у меня тут не получается. Но я не пытаюсь выяснить, что именно. Голова забита другим. Я думаю о том, как встречу Лилю. Сегодня ее смена. Я буду ждать ее новый автобус, пусть для этого потребуется вся ночь. Ее новый автобус мне нравится. Окрашенный в голубое с серым, он красив. Формы его радуют глаз, и я готов без конца любоваться им.

...Наконец он подходит. Мягко открывается дверь, и я прыгаю на ступеньку. Мягкий вечерний свет падает через верхние окна, чуть припорошенные снегом. Лили нет на своем месте. Она стоит впереди, опираясь спиной о металлическую стойку.

— Здравствуйте, — говорю я, подходя, и чувствую, что краснею.

— Здравствуйте, если не шутите, — отвечает она, улыбаясь.

— Два билета.

— Пожалуйста.

Она отрывает мне два билета и сдает с рубля. Ее рука касается моей руки. Пальцы теплые. Она только что грела их в рукавах своей куртки. Я сажусь. Думаю, огорченный: откуда узнает Лиля, что второй билет я купил за прошлый раз? Она, наверно, думает, что нас двое. Я хочу заговорить с ней, но в голове нет ни одного слова. Пустота! Все слова, какие я мысленно говорил ей, стоя за станком или лежа дома на своем стареньком диване, исчезают, как дым.

4
{"b":"279979","o":1}