В итоге он добился обещания, положил трубку и вытер лоб.
— Извините, у меня был важный разговор, — обратился он на плохом французском к Оливье. — Это ужасно! Я все время должен искать деньги где-нибудь на стороне! Их никогда не хватает! Никогда!.. Итак, вы собираетесь ехать в Индию?
— Да, собираюсь, — ответил Оливье.
— Вы знаете, чем мы там занимаемся?
— В общем, да…
Мандзони вскочил из-за стола и подбежал к Оливье, чтобы лучше видеть его. Он обратился к нему на «ты»:
— Кто тебе рассказал про нас?
— Один парижский приятель. Он уехал в Индию в прошлом году.
— Почему ты не обратился в наше парижское отделение?
— Париж мне отвратителен! Я уехал из Франции, а теперь я хочу уехать из Европы.
Мандзони грохнул кулаком по столу.
— Нам не нужны типы, испытывающие отвращение к чему-либо! Нам нужны энтузиасты! Способные полюбить наше дело! Способные на жертвы! Как у тебя со всем этим?
— Не знаю, — жестко ответил Оливье. — Я такой, какой я есть, и вы или берете меня таким, или не берете.
Мандзони отступил на шаг, подбоченился и уставился на Оливье. Кажется, неплохой парень, но туда ведь нельзя отправить кого попало…
Оливье смотрел на круглое лицо собеседника и на плакат на стене за его спиной. На нем был изображен смуглый ребенок с огромными глазами, умолявший спасти ему жизнь.
— Как зовут твоего приятеля? — внезапно спросил его Мандзони.
— Патрик Вибье.
— Патрик! Что же ты раньше не сказал! Это же замечательный парень! Вот, смотри, он сейчас здесь…
Мандзони подошел к карте Индии, пришпиленной к стене рядом с плакатом. Поднявшись на цыпочки, он с трудом дотянулся до кнопки с красной головкой в верхней части карты.
— Вот здесь, в Палнахе. Он копает колодцы. Он собирался пробыть там два года, но заболел и теперь должен вернуться. Замены для него нет. Нам недостает всего, но особенно не хватает добровольцев! Эти бездельники! Вместо того чтобы слоняться по улицам и трепаться о футболе!.. Они ни на что не годятся! А вы, парижане, похоже, уверены, что ничего лучше баррикад на свете не существует…
Он потел, он кричал, он яростно жестикулировал. Наконец вытер лоб и вернулся за стол.
— Ты сможешь заменить его?
— Конечно, я хотел бы…
— Я отправлю ему телеграмму. Если он гарантирует, что с тобой все будет в порядке, я пошлю тебя в Индию. Ты знаешь наши условия?
— Знаю.
— Тебе придется дать обязательство пробыть там два года!
— Я знаю…
— Ты ничего не будешь там зарабатывать… Ты едешь туда не для того, чтобы зашибить деньжат. Ты будешь работать там ради жизни других людей!
— Знаю…
— Конечно, дорогу туда мы тебе оплатим…
Мандзони забарабанил обоими кулаками по столу и вскочил.
— Но нам нужны деньги! Деньги!
Распахнув двери, он прокричал несколько имен. Парни и девушки, вся его римская команда, добровольцы и стажеры, испуганные его воплями, столпились в кабинете. Мандзони сгреб с полки несколько банок для сбора пожертвований. На них были наклеены уменьшенные копии плаката с голодным ребенком. Он раздал банки, продолжая кричать:
— Нам нужны деньги! Оставьте все дела! Идите попрошайничать! Просить милостыню!
Он обратился к Оливье, сунув ему в руки банку:
— И ты тоже!
Потом он вытолкал всех на улицу, сел за стол, вытер лоб и набрал номер очередного «коммандаторе».
***
Патрик ждал его в аэропорту. Когда он хлопнул Оливье по плечу, тот подскочил от неожиданности. Он не узнал Патрика. У того еще в Париже была тонкая фигура; теперь же он совсем отощал. Он был подстрижен «под ноль», загорелое лицо напоминало цветом гаванскую сигару. Очки в металлической оправе увеличивали глаза; его взгляд оставался таким же светлым и чистым, словно взгляд ребенка.
Насладившись растерянностью Оливье, Патрик рассмеялся.
— А вот ты совсем не изменился, — сказал он.
— Что с тобой? — спросил Оливье, проведя рукой по короткому бобрику приятеля. — Ты что, решил скопировать Г анди?
— Ты почти угадал… У тебя есть багаж?
Оливье приподнял рюкзак.
— Вот весь мой багаж.
— Отлично, так ты быстрее пройдешь таможню. Я займусь этим. Передай свой паспорт тому типу…
Оливье предъявил паспорт служащему в тюрбане, который, увидев визу на два года, мгновенно настроился враждебно. Он спросил на английском, что Оливье будет делать в Индии. Тот не понял и сказал ему это по-французски. Но чиновник прекрасно все понял и без слов. Перед ним был еще один человек Запада, из числа тех, что приезжают, чтобы спасти Индию своими советами и своими долларами, своей моралью и своей техникой. И, прежде всего, своим чувством превосходства. Но паспорт был в порядке, он ничего не мог поделать. И он поставил печать с такой силой, словно нанес удар кинжалом.
Огромные вентиляторы с лопастями, похожими на пропеллеры самолета, рядами свисавшие с потолка зала аэропорта, лениво перемешивали горячий воздух. Оливье рухнул в кресло. Было слишком жарко, ему хотелось пить, у него было нечисто на совести, и он чувствовал себя не в своей тарелке. Патрик быстро вернулся с его рюкзаком.
— Ну-ка, вставай, лодырь! Нас ждет джип. Впереди у нас длинная дорога, нужно успеть до ночи!
Оливье поднялся и взялся за рюкзак. Патрик был рад, словно встретил брата.
— Когда я получил телеграмму из Рима, я решил, что это невозможно, что это какая-то шутка!
— Да, почти шутка, — негромко пробормотал Оливье.
— Я так хотел бы остаться здесь с тобой. Быть здесь вдвоем — это совсем другое дело, понимаешь? Это было бы просто здорово! Но я совсем сдал… Эти амебы… Может быть, виновата жара, да и еда здесь без мяса… Не знаю… Я едва таскаю ноги, я ничего не могу делать… Мне нужно отдохнуть два-три месяца… Но мы еще увидимся, я обязательно вернусь!
Он дружески хлопнул Оливье по плечу, но так легко, словно коснулась крылом птица.
Пройдя несколько шагов, Оливье остановился и повернулся к Патрику.
— Ты действительно так устал?
— У меня просто не осталось никаких сил… Ты увидишь, здесь очень трудно, но ты гораздо крепче меня…
Оливье опустил голову. Как сказать ему? Потом выпрямился и по смотрел в глаза другу. Он должен знать правду. И так слишком много лгал с тех пор, как оказался в Италии.
— Послушай, меня мучает одна проблема… Я надеюсь, что они пришлют кого-нибудь другого тебе на замену… Но я не поеду с тобой…
— Что? Куда они тебя отправляют?
Патрик был сильно разочарован, но не возмущался. Он представлял огромность задач, стоявших перед «Командой солидарности», знал ограниченность ее средств. Они подключались везде, где только могли и как только могли.
— Никуда они меня не отправляют, — сказал Оливье. — Я сам решил, куда я поеду. Я поеду в Катманду.
— В Катманду? Что ты там будешь делать?
Патрик ничего не понимал. Оливье говорил ему что-то невероятное.
— Я должен уладить старые счеты, — ответил Оливье. — С одним подлецом. Это необходимо. У меня не было денег, и я использовал вашу «Команду», чтобы добраться до Индии. А теперь я должен двигаться дальше, вот и все.
— Это все?
— Да, все.
— Ты упомянул сейчас о каком-то подлеце… Как ты думаешь, кем можно считать тебя самого?
— Я есть то, что из меня сделали! — с яростью ответил Оливье. — Я верну вам деньги за дорогу! Я всего лишь взял их в долг. Не стоит делать проблему из этой ерунды!
Патрик, совершенно обессиленный, прикрыл на мгновение глаза. Потом он снова взглянул на друга, попытавшись улыбнуться.
— Прости меня. Я прекрасно знаю, что ты не подлец.
Измученный вид Патрика и его способность простить вывели Оливье
из себя.
— Мне плевать, если меня считают подлецом! И если я еще не докатился до этого, то, надеюсь, скоро стану им! Чао!
Он вскинул рюкзак на плечо и отвернулся от Патрика. Когда он подошел к выходу, Патрик окликнул его.