Я чаще стала вести беседы с Джеймсом о его политической деятельности, задавала ему самые неожиданные вопросы и внимательно выслушивала все его ответы. Таким образом, я узнала о его тесном взаимодействии с премьер-министром Уильямом Питтом и лордом Карткартом. Последний играл роль «серого кардинала» в политике, за фасадом открытой для всех общественной деятельности скрывалась незримая сеть дипломатических курьеров — он служил в тайной организации, стоявшей на страже интересов государства.
Члены этой тайной организации направлялись повсюду в качестве курьеров, выдавая себя за обыкновенных путешественников, торговцев, законопослушных граждан, мелких служащих или дипломатов. Свое задание они выполняли тайно, под вымышленными именами, прекрасно владея многими иностранными языками. Ради Англии они готовы были играть любую порученную им роль. Джеймс тоже приезжал тогда на Корсику как дипломатический курьер под именем месье Риго. Он с улыбкой напомнил мне о том своем старом визите и сообщил, что за пределами страны постоянно находится не меньше сотни специально отобранных людей, которые идут на риск ради столь важного дела. Некоторые из этих людей возвращаются домой, некоторые бесследно пропадают. Однако на смену им приходят другие, их специально готовят для этого. Ведь Англия — мировая держава, жить и умереть ради нее — великая честь.
Рассказы об этой тайной организации действовали на меня завораживающе. Я могла слушать их часами в нашей зеркальной спальне или у горящего камина, задавая Джеймсу вопросы и выуживая из него все новые и новые сведения.
Прошла весна, наступило лето. Поскольку Эмили Уилберфорт решила провести жаркие летние месяцы в поместье Вудхолл-Парк, мне пришлось остаться в своем домике в Лондоне. Впрочем, я не очень-то была этим расстроена, поскольку с утра до вечера шли дожди и земля буквально пропиталась влагой. Клумбы с цветами утопали в воде, никак не просыхали подолы платьев, а дождь все лил и лил, стекая каплями по стеклу.
Лондонский светский сезон закончился, теперь все общество, невзирая на погоду, перебралось «на отдых в деревню». Я сидела дома, читала книги и принесенные мне Джеймсом секретные доклады, совершенно забыв про лето, про бесконечные дожди. Джеймс, промокший насквозь, истомленный семейной деревенской жизнью, навещал меня каждые две недели, снова и снова утверждая свои права на широкой кровати с кружевами. Каждую неделю у меня появлялся Уильям Сэйнт-Элм с цветами или сладостями, а то и с каком-нибудь новым мудреным кулинарным рецептом и, конечно, кратким отчетом о самочувствии подаренного ему щенка. Тем не менее Джеймс, который обычно ревновал меня и довольно остро реагировал на появление новых поклонников, отмечал регулярные визиты Уильяма лишь с мягкой иронией. Это приводило меня в полное недоумение. Мне начало казаться, что Уилберфорт попросту не считает Уильяма серьезным соперником, и я никак не могла понять почему. Ведь у Уильяма была вполне привлекательная внешность, стройная мускулистая фигура, мне очень нравились его застенчивость и ненапористость.
Наступившая затем осень решила, похоже, возместить потери прошедшего лета. Короткие осенние дни были насыщены золотым солнечным светом, леса и луга по-прежнему сохраняли роскошный зеленый покров. Равнодушное к этой красоте лондонское светское общество вернулось в свои городские дома — путь в поместье Вудхолл был теперь для меня свободен. Я поспешила поехать туда, чтобы успеть насладиться солнцем и свежим деревенским воздухом, прежде чем серый туман снова окутает Лондон. Я много ездила верхом и научилась под присмотром Картера преодолевать разные препятствия, изгороди и канавы. Еще я играла с Малышкой и Крошкой на прогретой солнцем аллее перед верандой, ходила босиком по траве, а иногда принималась даже немного скучать по Корсике. Вспоминались запах цветущей мальвы, дикого ракитника, резкий аромат мяты и благоухание лаванды. Мне не хватало сейчас оливковых рощ, лесов пробкового дуба, узких пыльных улочек Корте; мне так не хватало сейчас Лючии. В своих воспоминаниях я никогда не выходила за пределы Корте — не хотелось сейчас думать об Аяччо, о Бонапартах, о счастливых днях с Наполеоном.
Одним ясным солнечным утром в Вудхолл-Коттедж неожиданно явился Уильям Сэйнт-Элм, одетый по последней моде, пожалуй, даже с преувеличенной элегантностью. Его светло-коричневый камзол прекрасно гармонировал с более светлыми бриджами, ловко сидевшими на нем без единой морщинки, на белом шелковом жабо розовато поблескивала жемчужная булавочная головка; на сверкающих сапогах не было ни единой пылинки. Мой же костюм для верховой езды весь был в зеленых пятнах от травы и в отпечатках собачьих лап. Воротник блузки расстегнут, волосы небрежно рассыпаны по плечам; к тому же на моем загорелом лице не было в тот день ни пудры, ни румян — явно вразрез с нынешней модой.
Не обращая внимания на мой небрежный внешний вид, Уильям преподнес мне коробку марципанов и букет желтых роз. Тщательно подбирая слова, он извинился за свой внезапный визит. После этого, сидя в тени на веранде и попивая холодный шерри, мы стали болтать с ним о том о сем. Наконец Уильям счел возможным перейти к основной теме.
— Мадам, я хотел бы обратиться к вам с одной просьбой, — произнес он довольно официально. — Моя матушка находится сейчас в Элмшурсте, нашем загородном поместье, и мое заветное желание состоит в том, чтобы представить вас ей без всяких лишних формальностей. Могу я прислать за вами карету и просить вас стать на несколько дней нашей гостьей?
Меня впервые приглашали посетить столь важную, благородную даму, и то, что меня готовы были принять как равную, означало мое вхождение в высшее общество. Я, не колеблясь, приняла это приглашение. Уже на следующее утро я вместе с миссис Хотч, Малышкой и Крошкой отправилась в поместье Элмшурст.
День выдался пасмурный. Порывы ветра срывали с деревьев первые желтые листья, а над полями нависла легкая дымка. Миссис Хотч предусмотрительно поставила на пол кареты маленькую печку с горящими угольями. Ощущая под ногами ее согревающее тепло, я чувствовала себя вполне готовой к предстоящей аудиенции. Сейчас мои волосы были аккуратно уложены, и я очень осмотрительно нанесла на лицо пудру и румяна. Поверх светло-серого платья накинула бархатную накидку того же цвета, а на ее капюшоне имелась отделка из меха черно-бурой лисицы.
Поместье Элмшурст напоминало Вудхолл — такой же ухоженный парк, широкие, посыпанные гравием аллеи, изогнутая дугой лестница, ведущая вверх на террасу.
В отделанном темными панелями зале меня встретила величественная, неприступная, словно скала, леди Гвендолин Сэйнт-Элм. Довольно высокого роста и широкая в плечах. На ее огромном бюсте поблескивала аметистовая брошь. Над плотно сжатыми губами виднелся темный пушок. Фарфоровые глаза — которые сын явно унаследовал от нее — внимательно и оценивающе смотрели на меня, словно проникая сквозь одежду. Затем ее мужеподобные губы дрогнули, и она довольно надменно произнесла традиционные слова приветствия. Голос леди Гвендолин был резким, глубоким; само ее присутствие подавляюще действовало на Уильяма, который сразу же поник, потерялся, отступив куда-то назад.
Впрочем, эта суровая матрона понравилась мне — всем своим видом она напоминала корсиканскую хозяйку дома, управляющую не только своим хозяйством, но и всем кланом родственников. Похоже, наше расположение было взаимным.
Пока мы с леди Гвендолин продолжали обмениваться любезностями, миссис Хотч начала распаковывать мои вещи. Обстановка комнаты для гостей отличалась суровой скромностью — темного цвета неудобная мебель, узкая жесткая кровать, на которой уже устроились Малышка и Крошка, неяркий огонь в камине, плохо пригнанные оконные рамы, пропускавшие холодный воздух. И никаких украшений или зеркал — ничего, кроме самого необходимого.
Я тщательно продумала свой туалет. Для этого случая выбрала платье исключительно простого покроя, сшитое из добротной красивой ткани. Это был муслин мягкого зеленовато-голубого цвета, украшенный снизу синей бархатной полосой, которая волнистым узором проходила по всему широкому подолу; изысканная вышивка в виде цветочного орнамента обозначала линию талии, переходившую сверху в лиф со множеством складок. Чуть-чуть пудры на лицо, несколько душистых капель на шею, цветок в тщательно скрепленной шпильками прическе — и никаких драгоценных украшений, за исключением сапфирового кольца, подаренного мне Джеймсом к последнему дню рождения.
