Сэйнт-Элм танцевал с легкостью и завидным изяществом, свободно держался и уверенно справлялся с самыми сложными фигурами гавота, сарабанды и джиги. Мы с ним были прекрасной парой, привлекали к себе внимание и вызывали у гостей восхищение. Я наслаждалась этим празднеством.

Во время небольшого перерыва в танцах Сэйнт-Элм отвел меня в соседний зал, где предлагались легкие закуски. Когда подали заказанных им устриц, он со знанием дела чуть-чуть посолил их, сбрызнув сверху каплей лимонного сока, и после этого любезно предложил мне. Мы выпили с ним сухого белого вина из запотевших бокалов.

— Я против того, чтобы запивать устриц шампанским, — заметил он, аккуратно ополаскивая пальцы в специальной чашке. — В этом случае я предпочитаю шабли, поскольку сухое вино, как никакое другое, подчеркивает их свежий морской аромат.

Откинувшись удобно в кресле и разминая уставшие пальцы в парчовых бальных туфлях, я пробовала устриц и ощущала во рту приятный вкус вина. Это наше занятие и мирная беседа были прерваны появлением какого-то человека, Сэйнт-Элм тут же почтительно поднялся со своего места.

У этого человека неопределенного возраста, одетого в самый обыкновенный темно-зеленый сюртук, был высокий лоб, темные глаза и — наиболее приметная его черта — большой острый нос.

— А, мой дорогой Сэйнт-Элм, — произнес человек с большим носом и посмотрел в мою сторону прищуренными глазами. — Как вам нравится нынешняя необычная погода?

— Да, действительно, погода стоит необычная для этого времени года, — согласился Сэйнт-Элм и представил нас друг другу: — Мистер Уильям Питт, — сказал он и пояснил: — Наш премьер-министр. Мадам Казанова с Корсики.

— С Корсики? — Это обстоятельство вызвало у мистера Питта интерес. Он сделал слуге знак, чтобы тот принес ему стул, затем подсел к нашему столу и повторил: — С Корсики… Так, значит, вы приехали из этой прекрасной, свободолюбивой страны, мадам.

Я помнила, что советовал мне Джеймс.

— Я горжусь своей страной, мистер Питт, а также людьми, которые борются за ее процветание. — Я секунду поколебалась и добавила: — Такими, например, как мой кузен Карло Поццо ди Борго.

Мистер Питт сделал невольное движение.

— Вы родственница Поццо ди Борго? Это замечательный человек. — Он стал разминать пальцы, неприятно хрустя суставами. — А самого Бонапарта вы тоже знаете?

Сердце у меня дрогнуло. Я почувствовала, как щеки заливает румянец, и повернулась к Сэйнт-Элму.

— Пожалуй, я все же не отказалась бы сейчас от бокала шампанского, — сказала я, а затем снова обратилась к мистеру Питту: — Ну конечно же, я знаю семью Бонапарт. На Корсике почти все местные жители знают друг друга. Большинство семей связаны между собой родственными либо брачными узами.

— Любопытно, — произнес он, растягивая слова и увлеченно продолжая разминать пальцы. — Тогда вы должны знать этого генерала, который служит некоему государству, где царит бесславный дух разрушения. Тот самый дух, что несет с собой отчаяние и разорение достойным людям.

Я вежливо кивнула, размышляя в этот момент о другом. Что же мог совершить такого Наполеон, если его имя известно даже премьер-министру Англии? Я отпила из бокала шампанского и поспешно спросила:

— Так что же насчет Бонапарта, произошли какие-то новые события? — Чтобы объяснить свой внезапно вспыхнувший интерес, я добавила: — Насколько мне известно, на Корсике он слыл довольно заурядным армейским офицером, потом за свою политическую активность был выслан из страны.

Губы премьер-министра искривились в усмешке.

— В таком случае, его положение с тех пор радикальным образом переменилось к лучшему. Ведь он протеже Барраса, одного из членов Директории, а после того, как он силой с оружием в руках подавил народное восстание в Париже, то и вовсе превратился в национального героя. — Мистер Питт снова язвительно усмехнулся. — Можно утверждать, что ваш соотечественник успешно осуществил во Франции свою карьеру. Когда Баррас устал от своей любовницы, он передал ее Бонапарту, который, таким образом, благополучно женился на прекрасной Жозефине Богарнэ. В качестве приданого Баррас наградил его постом главнокомандующего французскими войсками в Италии. На сегодняшний день Бонапарт одерживает одну победу за другой. Он прославил свое имя как удачливый военачальник, поэтому солдаты верят в него и считают полубогом.

Я почувствовала, что у меня голова идет кругом. Наполеон женился! Выходит, он поступил с Эжени-Дезирей Клири так же, как со мной. Ну что ж, его можно понять. Пост главнокомандующего войсками в Италии стоит гораздо больше ста пятидесяти тысяч ливров. Выходит, я желала Наполеону всех возможных напастей, а он тем временем преуспел и даже сделался знаменитым. Я испытала раздражение. Шампанское в бокале стало горчить. Пришлось заставить себя улыбнуться и спокойно встретить испытующий взгляд премьер-министра.

— Прошу прощения, джентльмены, — сказала я, поднимаясь. — Я устала и хочу попросить мистера Уилберфорта отвезти меня домой.

Мужчины вежливо склонили свои головы, а я, кивая, думала о том, что Джеймс должен объяснить мне эти события и рассказать все, что знает. С независимым видом я снова пробиралась сквозь плотное скопление гостей, отвечая на приветствия и улыбаясь, мимоходом повторяя бесконечное число раз, какой это был замечательный вечер и какое восхитительное общество здесь собралось.

Наконец мне удалось разыскать Джеймса. Он разговаривал с увядающей рыжеволосой леди Памелой Бриджпорт, которая благосклонно заверила меня в том, что я очаровательна, и выразила надежду вскоре лицезреть меня у себя с визитом. Я боролась с подступающим отчаянием, пока на меня изливался весь этот поток светской болтовни. Мне хотелось кричать от ярости и мучительного разочарования, пока я выслушивала ее разглагольствования о погоде, удивительно мягкой для этого времени года. Когда сия поистине неиссякаемая тема была все же исчерпана, леди Бриджпорт еще раз пригласила меня поскорее посетить ее и лишь после этого принялась терзать новую жертву. Я увлекла Джеймса за собой.

— Хочу уехать отсюда, — заявила я. — Пожалуйста, я очень устала.

На раскрасневшемся от вина лице Джеймса веснушки стали заметнее, а глаза оживленно блестели.

— Мне льстит ваше нетерпение остаться со мной наедине. — Он рассмеялся. — Сегодня вы превзошли мои самые смелые ожидания. Все только о вас и говорят. Причем я не слышал ничего, кроме похвал и комплиментов в ваш адрес.

— Что ж, тем лучше для вас, — бросила я.

Лицо Джеймса сделалось серьезным.

— Феличина, в чем дело? Что произошло? — спросил он спокойно.

— Я потом вам все расскажу, — сказала я. — А пока я хочу уехать. — В этот момент у меня в голове была одна мысль: я боялась остаться в одиночестве. — Этой ночью я хочу стать вашей любовницей, — твердо заявила я.

Симпатичный маленький домик Джеймса — его временное прибежище на случай «особых обстоятельств» — располагался на небольшой тихой улочке. За домом присматривала некая миссис Коллинз; эта молчаливая женщина ничего не видела, не слышала и никогда не задавала никаких вопросов. Вслед за Джеймсом я поднялась по крутым, покрытым ковром ступенькам и оказалась в гостиной. В большом камине с мраморной облицовкой и лепным орнаментом в виде завитков мерцал огонь. От свечей в серебряных подсвечниках распространялся мягкий свет. Стены комнаты были обиты шелком с красно-золотистым рисунком, приятно контрастировавшим с темной полированной мебелью. Гардины из красного бархата с золотой бахромой закрывали окна, как бы отгораживая эту комнату от остального мира. Я на мгновение забыла о своих проблемах.

— Славно, — сказала я. — Здесь очень-очень мило.

Джеймс просиял.

— Вот ваша спальня. — Он открыл дверь в соседнюю комнату.

Когда я вошла туда, мои ноги утонули в ворсе бледно-голубого ковра. Изящная белая мебель вся инкрустирована слоновой костью и перламутром. На широкой кровати — блестящая камчатная ткань с целым каскадом кружев, голубое шелковое покрывало приглашающе отогнуто. Несколько толстых поленьев горело, потрескивая, в камине, облицованном фарфоровыми плитками с изображением цветов, всевозможных животных и обнаженных женщин. Вдобавок стены и даже потолок спальни сплошь покрывали зеркала. Сейчас я видела собственное отражение впереди, сзади, сбоку и сверху.