Интересно, что путь Чокана Валиханова повторил Лавр Корнилов[4], Отец Корнилова — иртышский казак, мать — крещеная казашка из рода Аргын. По окончании Николаевской академии Генштаба капитан Корнилов, пользуясь своей азиатской внешностью и знанием шести восточных языков, в конце XIX — начале XX веков совершил разведывательные экспедиции в Персию, Афганистан, Кашгар, Китай и Индию. Его книга «Кашгария, или Восточный Туркестан» стала весомым вкладом в географию, этнографию, в военную и геополитическую науку, принесла автору заслуженный успех, была замечена британскими специалистами и, как и труды Валиханова, немедленно переизданы в Англии. Картографический материал «Военный отчет по Кашгарии» 1907 года представляет собой планы городов и укреплений Восточного Туркестана.

Седьмого июня Петр Семенов приехал в город Барнаул, расположенный на левом берегу Оби. Общество в Барнауле состояло из хорошо образованных и культурных горных и лесных инженеров и их семей. Широта познания горных инженеров Алтайского горного округа проявлялось в их знакомстве с научной и художественной литературой, а об их эстетических наклонностях свидетельствовало процветание Барнаульского любительского театра. Одним словом, Барнаул был в то время, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, за что Семенов прозвал его «сибирскими Афинами».

В начале августа Семенов прибыл в Семипалатинск, где встретил самый предупредительный прием со стороны губернатора, генерал–майора Генерального штаба Панова. Адъютант Панова, у которого остановился Семенов, приготовил сюрприз: совершенно неожиданно он представил ему у себя на квартире одетого в солдатскую шинель своего петербургского приятеля — Федора Михайловича Достоевского[5], находившегося в ссылке. Достоевский рассказал ему все, что ему пришлось пережить. При этом он сообщил, что положение свое в Семипалатинске считает вполне сносным благодаря добрым отношениям к нему не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации. Надо заметить, что в Сибири вообще к поднадзорным или находившимся уже на свободе ссыльным начальство в то время, относилось благодушно. Писатель был арестован в 1849 году в связи с «делом Петрашевского».

Петрашевцы — «вольнодумцы», участники собрания у Буташевича—Петрашевского[6]. Лишь некоторые из них имели замыслы революционного характера. Значительная часть осужденных понесла наказание только за распространение письма Белинского к Гоголю.

Хотя Достоевский отрицал свою вину, суд признал его «одним из важнейших преступников». Всего, по делу петрашевцев были арестованы около сорока человек, из них 21 приговорен к расстрелу. 22 декабря 1849 года они были привезены из Петропавловской крепости на Семеновский плац, на котором был инсценирован расстрел, после чего был зачитан новый приговор — каторга, ссылка и т. п. Достоевский был приговорен к каторге сроком на четыре года с последующей отдачей в рядовые. В январе 1850 года, во время короткого пребывания в Тобольске, по пути к месту каторги, писатель встретился с женами сосланных декабристов: Муравьевой, Анненковой и Фонвизиной. Женщины подарили ему Евангелие, которое он хранил всю жизнь.

Годы каторги Достоевский провел в Омске. В 1854 году был освобожден и отправлен в Семипалатинск рядовым в седьмой линейный сибирский батальон. Во время службы в Семипалатинске он подружился с Чоканом Валихановым. Там молодому писателю и молодому ученому поставлен общий памятник. В Петербург Достоевский вернулся в 1860 году.

Из Семипалатинска Семенов направился в город Копал и достиг его 11 августа. Город, основанный князем Горчаковым, к тому времени существовал пятнадцать лет, в нем было более 700 домов с деревянной церковью на площади. Начальник Копальского округа полковник Абакумов принял Семенова приветливо и радушно. Он, по словам путешественника, был выдающейся личностью, имевшей заслуги перед наукой в качестве натуралиста.

Копал… предо мной фотография деда по материнской линии — Широкова Михаила Фроловича. Она датирована 24 октября 1915 года. На ней бравые семиреченские казаки: мой дед и его сослуживцы — Плаксин Василий Никифорович и Рогов Макар Петрович. Эти данные дед аккуратно записал на обороте фото.

Из Копала Петр Семенов продолжил путешествие в направлении военного укрепления Верный[7]. По пути, в районе пикета Карабулак, по берегам реки Каратал он ознакомился с оседлыми поселками чолоказаков. Под этим названием подразумевались русские–выходцы из Ташкента, которые основали оседлые поселения в степи, взяв в жены казашек. Но это были не ташкентские узбеки, а беглые из Сибири русские ссыльнопоселенцы, долго прожившие в Ташкенте и, наконец, образовавшие в конце сороковых — пятидесятых годах земледельческую колонию на краю Российской империи, под сенью легальной русской земледельческой колонии — Копала. Поселки эти состояли из тщательно выбеленных мазанок с плоскими крышами и печами, приспособленных для зимнего проживания.

Чолоказаки обзавелись казахскими женами тем же путем, каким римляне — сабинянками: одних похитили с их согласия, других с уплатой калыма. Казаки очень хвалили умелость чолоказаков не только в полевых работах, ирригации и скотоводстве, но и в садоводстве и строительстве. Петр Семенов познакомился с главой одного из самовольно построенных поселков. Звали его Чубар–мулла, ему было 80 лет. На его лице явно просматривались следы вытравленных клейм. Он рассказал Петру Семенову свою историю. Сбежал из Сибири в Среднюю Азию. Поселившись в Ташкенте еще в 1830‑х годах, он нашел там кусок хлеба, занимаясь земледельем, садоводством и вообще сельскохозяйственными работами. Невольно возникает мысль: Ташкент всегда был хлебным городом!

У богатых ташкентских узбеков беглых русских работников было много и они все знали друг друга. В 1842 году до них дошли слухи о том, что в Семиречье возникло цветущее русское земледельческое поселение Копал. Чубар–мулла, человек отважный и предприимчивый, много лет страдавший на чужбине от тоски по родине, решил привести в исполнение, зародившееся в нем непреодолимое желание посмотреть на эту новую богатую окраину русской земли и, если возможно, поселиться в ней для того, чтобы, по крайней мере, умереть на родной земле. Он запасся тремя верблюдами, навьючил их ташкентским товаром — изюмом, шепталой[8], фисташками и ташкентскими тканями, беспрепятственно добрался до Семиречья, сбыл здесь с выгодой свой товар, запасся в Копале русским товаром, с которым вернулся в Ташкент. По дороге он встретил особенное гостеприимство и временный заработок у русских казаков на Каратале и, облюбовав совершенно свободные места, удобные для орошения и земледелия, решился поселиться вместе со своими земляками, товарищами–беглецами из России, под именем ташкентских выходцев — чолоказаков. По возвращении в Ташкент он собрал большой караван из нескольких десятков верблюдов и не меньшего числа чолоказаков с большим количеством ташкентских товаров, из коих самым ходким был изюм, так как из него копальские казаки курили водку. С тех пор русские чолоказаки окончательно поселились на Каратале. Второму поколению было уже от 10 до 17 лет.

Во все время своих путешествий Петр Семенов активно занимался ботанической и географической работой. Вот как он описывает один из бесчисленных эпизодов своей деятельности по пути в Верный: «Двадцать седьмого августа я предпочел взобраться на горный хребет Аламан. Притом главная вершина Аламана была так расположена, что вид с нее со всех сторон был самый обширный и для исследователя географии страны самый поучительный, и простирался далеко за китайские пределы и за самую главную реку Семиречья — Или. Казахский султан Адамсарт вызвался проводить меня на вершину Аламана в сопровождении одного джигита, а я взял с собой из Коксуйского поселка двух казаков. Пятнадцать верст мы сделали на прекрасных лошадях султана по дороге от Коксуйского пикета к Терсаканскому, а затем переехали вброд быструю реку Коктал и стали подниматься на Аламан. Дорога шла через скалистые ущелья вдоль ручья, падающего водопадом. Подъем занял четыре часа. Около полудня достигли мы вершины хребта у снеговой поляны, над которой круто возвышалась груда сиенитовых скал колоссальной величины. Кругом, в полном цвету альпийская растительность алтайского типа. На вершине Аламанского хребта я провел четыре часа за сбором растений, образцов горных пород и в производстве гипсометрических[9] наблюдений. В четыре часа пополудни мы начали спускаться с Аламана по другой, более прямой дороге, по крутым обрывам, мимо ужасных пропастей. Вдоль ущелья крутые скаты поросли казачьим можжевельником (JuniperusSabina), ниже зоны распространения которого появилась жимолость (Lonikeraxuljsteum) и черемуха (Prunuspadus). Уже было совершенно темно, когда мы достигли своего спуска и направились к ночлегу в одном из аулов Адамсарта. Когда мы вошли в юрту, расположившуюся на лугу, то нашли там разостланными богатые ташкентские ковры, приготовленные для нашего ночлега. Скоро загорелся и приветливый огонек посреди юрты, принадлежавшей, не султану, а богатейшему из жителей этого аула. Общество, окружавшее очаг, состояло, кроме прибывших со мной, из хозяина юрты, двух почетнейших жителей аула и двух чолоказаков. Султан совершил свою молитву, затем нам подали красивые бухарские медные кумганы (рукомойники). Мы вымыли руки и принялись за ужин. Прежде всего, в больших фарфоровых пиалах нам подали кумыс, потом чай, а затем было подано обычное выражение гостеприимства — баранина.