Выражение «имеющие ваку» (корову) нередко употребляется в разговорном языке сальвадорцев. Так называют в народе кучки влиятельных взаимосвязанных людей, которые могут извлекать всяческие прибыли праведными, а в основном неправедными путями, находясь в любом учреждении или организации. Будь то армия или правительство, министерство или банк, торговая фирма или религиозное общество.

Я думал над этим словом «вака». Почему такие группы предприимчивых, жадных, неразбирающихся в средствах дельцов окрестили названием столь полезного мирного парнокопытного животного? Видимо, потому, что, как говорят сальвадорцы, «кто имеет ваку» (соответствующее положение в обществе или должность в госаппарате), тот имеет и «молоко». То есть может для получения незаконных доходов использовать свое положение или должность как дойную корову.

Среди таких сальвадорских «вака» есть немногочисленная группа, которая, по выражению сальвадорцев, имеет «вака де лас вакас» (корову коров). Это—14 самых богатых семей «грандов». Их «молоко» — это… кофе. То есть баснословные прибыли, которые они получают от производства лучших в мире кофейных зерен на своих плантациях. Корни нынешних событий в стране связаны с теми, кто решил заняться в ней культивированием кофе.

Испанцы-конкистадоры не нашли в Сальвадоре кладов чистого золота. Золотой руды тоже не нашли. Однако нашли прекрасные, обильно удобренные вулканическим пеплом почвы, позволяющие выращивать кофе. Но одним он принес процветание, а другим — нищету и лишения. Земля и ее распределение стали ключевыми вопросами в государстве. В связи с резким повышением спроса на мировых рынках на кофе у производителей этого продукта разгорелись глаза. Появилась возможность на таком буме, который носил довольно устойчивый характер, зарабатывать бешеные деньги.

Однако для этого существовало препятствие, ограничивавшее возможности обогащения, — туземное население. В малоземельном Сальвадоре оно занимало некоторые территории, необходимые им для пропитания. Это были общинные земли.

Концентрация земли в руках небольшой группы людей началась еще с сороковых годов прошлого века, когда кофе становился важным продуктом на мировых рынках. Сначала «кофейные бароны» собирали земли, заставляя крестьян продавать участки. Тех, кто отказывался это делать, либо убивали, либо силой забирали в армию.

Чтобы отнять землю у коренного населения на «законном основании», был принят в 1881 году закон. Он отменил общинное землевладение и объявил частную собственность на землю единственно возможной. После этого кофейные магнаты быстро прибрали общинные земли. Склоны гор, на которых индейцы выращивали сельскохозяйственные культуры для питания, превратились в кофейные плантации. Часть трудившихся на них индейцев изгоняли, а часть, превращали фактически в бесправных рабов, колонов, которые с утра до ночи гнули спину на своих хозяев. Чтобы не дать им умереть с голоду (ведь нужны же были рабочие руки), колонам выделяли на пустырях жалкие кусочки земли, которых едва хватало для обеспечения их питанием по самым минимальным нормам.

Закон 1881 года завершил процесс обезземеливания сальвадорских крестьян. Родилась мощная экономическая группа «кофетелерос», превратившаяся в решающую политическую силу в стране, хотя и действующую большей частью за кулисами. Два процента населения стали владеть 60 процентами земли. Они кладут в свои карманы около 1/3 национального дохода. С тех пор как производственные, так и имущественные отношения между кофейными магнатами и ограбленными крестьянскими массами оставались без изменения. Лишь с каждым годом все более контрастно выглядело баснословное богатство на одном полюсе сальвадорского общества и ужасающая нищета на другом. Для тысяч сальвадорских отверженных кофе оказался горьким. Судьба Сальвадора стала зависеть от сбыта этого жизненно важного для них продукта.

В 70-х годах в Сальвадоре наблюдался индустриальный бум. Многие крестьяне, которые устали от беспросветного житья в деревне, соблазнившись возможностью больших заработков в промышленности, хлынули в города. И хотя индустриальный сектор вырос на 24 процента, число рабочих мест увеличилось только на 6 процентов. И бежавшие из деревень, которым не удалось найти работу, пополнили и без того огромную армию безработных. Примерно половина рабочих рук оказалась за бортом производства. Все это приводило к небывалому росту социальной напряженности. Резкое обострение классовых противоречий не могло не беспокоить сальвадорские правящие круги и Вашингтон.

США имеют, конечно, определенные экономические интересы в Сальвадоре. Достаточно указать на ИТТ, «Маккормик», «Тексас индастриз», «Фелпс-Додж», «Ю. С. стил», «Алкоа» и другие американские компании, которым обстановка террора и репрессий не мешает выколачивать прибыли из многострадальной страны. «Дела идут хорошо», — удовлетворенно заявлял делец из «Маккормика». А не побоявшийся вложить капиталы в Сальвадоре представитель компании «Дэлмэд» докладывал в ее штаб-квартиру: «Мы имеем здесь прекрасную отдачу».

Однако приоритет сейчас отдается политическому и стратегическому значению Сальвадора. Он, как и другие «дружественные» страны Центральной Америки, рассматривается как тыл в глобальной стратегии США. Именно в этом регионе, как считают пентагоновские генералы, находятся главные пункты так называемой американской «национальной безопасности», «зона их жизненных интересов», «стратегическое подбрюшье» Вашингтона.

После событий в Никарагуа в Белом доме поняли, что исключительно военными средствами сальвадорскую проблему не решить. Так родилась идея: чтобы не взорвался накопившийся социальный динамит и не снес до основания все здание капиталистической эксплуатации, начать какие-то реформы и в первую очередь решать аграрный вопрос, «вопрос вопросов» для Сальвадора.

Прежде всего было решено брать под контроль положение в деревне, где появилось большое количество крестьянских организаций. Еще при Кеннеди в Сальвадоре стали действовать тесно связанные с ЦРУ отделения Управления международного развития и Американского Института развития свободных профсоюзов. Этот институт был создан в 1961 году якобы для повышения квалификации профсоюзных работников. В действительности же ему было поручено сколачивать профсоюзы или внедряться для контроля в старые.

В рамках действовавшего тогда пресловутого «Союза ради прогресса» между Управлением международного развития и Американским институтом развития свободных профсоюзов, с одной стороны, и министерством труда Сальвадора, с другой стороны, было заключено в 1962 году соглашение. Институт брался в соответствии с этим соглашением за обучение крестьянских лидеров и принимал участие в создании различных крестьянских организаций, стоящих на проправительственных позициях.

Эта мера была скоординирована с созданием «ОРДЕН». Последний дополнил такую деятельность мобилизацией «эскадронов смерти» на разгром левых крестьянских организаций, настаивавших на проведении подлинных реформ в сельском хозяйстве страны. Их рядовых членов, руководителей и сторонников стали запугивать, убивать. Многие из них оказались вынуждены уйти в подполье.

ЦРУ через институт развития свободных профсоюзов надеялось подчинить правительству крестьянские профсоюзы. Вместе с тем его сотрудники сделали кое-какие либерально-демагогические жесты. От олигархии они потребовали незначительных уступок и чисто косметических реформ.

Но и это показалось кофейным магнатам неприемлемым, вызвало у них бурю возмущения. Они категорически отказались поступиться хоть чем-то в своих привилегиях. Возник скандал. Институт поссорился с 14 «грандами», «обиделся» на такую твердолобость и ретировался домой.

Лишь в 1979 году советники института вернулись в Сальвадор. Тут уж было не до обид. Ведь в Никарагуа победила революция. Ее пламя вот-вот могло перекинуться и на соседнюю сальвадорскую землю. Было решено спасать сальвадорских олигархов, узколобых, эгоистичных, не способных реально оценивать складывающуюся обстановку, даже вопреки их желанию.