До недавнего времени в нашей науке проблема идентичности не стояла, ибо считалось, что человек автоматически наследует идентичность от своих родителей. Это утверждалось паспортной системой, закреплявшей за человеком этническую идентичность пожизненно. Сегодня ситуация кардинально изменилась. На это оказывают влияние, во-первых, изменения в паспортной системе, во-вторых, общий процесс демократизации, в-третьих, происходящая на наших глазах глобализация. Тем самым людям не просто предлагается выбор, но человек нередко оказывается в разных контекстах, требующих от него делать этот выбор вновь и вновь. Мало того, многолетние этногенетические исследования, открывающие картину множественности предков, предоставляют богатый набор предков для такого выбора. Поэтому в широком смысле актуальность проблемы определяется необходимостью научного анализа того, как и почему люди делают этот выбор. В узком смысле речь идет о ситуации с арийской идентичностью, которую навязывают обществу разного рода идеологи в разных этнополитических контекстах и с разными целями. Благодаря упорной пропаганде, ведущейся радикально настроенными идеологами, арийская идентичность становится в России все более популярной. К ней обращаются не только русские и осетины, но также татары, башкиры, чеченцы, буряты, саха (якуты) и даже российские корейцы. Этот процесс требует глубокого анализа. Следует изучить, что именно понимается под арийской идентичностью в разных контекстах, в каком виде и какими способами она предлагается обществу, насколько она популярна в разных социальных кругах и насколько различные группы готовы к ее восприятию. Важно понять, кто именно и с какими целями навязывает людям арийскую идентичность и что именно делает ее привлекательной в глазах ее адвокатов и популяризаторов. Наконец, в связи с нацистскими ассоциациями необходимо ответить на вопрос, насколько сегодня опасна арийская идентичность. Все это делает проблему актуальной не только для конкретной области знания, но для общества в целом.

В отечественной науке арийский миф практически никогда не анализировался (если не считать немногочисленных заказных работ 1930 – 1940-х гг., направленных против расизма в целом), не говоря уже о его современных разновидностях и арийской идентичности. Что касается зарубежной науки, то до сих пор специалисты изучали в основном процесс формирования арийского мифа в его западном ареале и, как правило, ограничивались эпохой XIX в. Некоторые авторы исследовали арийский миф в нацистской Германии. Появились работы об арийском мифе в Индии. Однако эволюция арийского мифа в России и особенно его возрождение в постсоветском пространстве остаются почти полностью неизученными2. Такая проблема поставлена в данном исследовании практически впервые. Также впервые исследуется вариативность арийского мифа на постсоветском пространстве. Арийский миф изучается как, во-первых, псевдоисторический нарратив, во-вторых, основа новых идентичностей, в-третьих, праворадикальная идеология, в-четвертых, основа для ксенофобии и расизма, в-пятых, важный атрибут новых религиозных (неоязыческих и эзотерических) обрядов и культов, в-шестых, мифопоэтический сюжет, вдохновляющий ряд литераторов, поэтов, художников и музыкантов.

В настоящем исследовании проводится комплексный междисциплинарный анализ, сочетающий диахронный и синхронный подходы. Используются подходы, разработанные для анализа социальной памяти и формирования национальной идентичности. Арийский миф рассматривается как дискурс, включающий как представления о предках, так и проект будущего переустройства общества. Анализируется его бытование в нескольких социальных сферах – в науке, в интеллектуальных кругах (литература, журналистика), в политике и в религиозной жизни. При этом показывается их взаимосвязь и перелив идей из одной сферы в другую. В работе применяются исторический подход (анализ возникновения и динамики арийского мифа), сравнительные исследования (анализ специфики арийского мифа в разных этнокультурных средах), дискурсивный анализ «арийских представлений», методы культурной антропологии (включенное наблюдение, анализ культурной символики и культурных практик), а также качественный анализ прессы, художественной литературы, общеобразовательных материалов и ряда научных публикаций.

При анализе разнообразной художественной литературы акцент делается не на высоких образцах интеллектуальной мысли, а на популярных произведениях, предназначенных для массового читателя. Ведь именно такие произведения, как это признано рядом специалистов, с одной стороны, отражают, а с другой – формируют общественное мнение (Пайпс 2008: 75; Биберштайн 2010: 23).

Работа состоит из нескольких частей. Во-первых, с опорой на западную историографию анализируется история формирования и развития арийского мифа на Западе в течение XIX – первой половины XX в. Во-вторых, проводится исследование арийского мифа в России. Это включает его историю начиная с XIX в., его современное бытование как в интеллектуальном дискурсе (СМИ, художественная литература, программы и заявления радикальных политических движений), так и в практике политических радикалов и, наконец, его этнополитическую вариативность на местах, где он используется для выковывания новых идентичностей. Анализируется ксенофобское содержание арийского мифа. В-третьих, определенное внимание уделяется роли арийского мифа в контексте неоязыческих и эзотерических учений в России и на Украине. В-четвертых, рассматривается формирование новых национальных идентичностей в постсоветских государствах Центральной Азии, где образ предков также включает апелляцию к «арийской древности». В-пятых, анализируются особенности формирования и бытования арийского мифа в Индии начиная со второй половины XIX в.

База современной науки закладывалась в XVIII в., когда справедливые сомнения в надежности библейской традиции, с одной стороны, порождали поиски в самых разных направлениях и вели к становлению научных дисциплин, но, с другой, способствовали появлению самых нелепых теорий, одно время имевших широкий спрос у любознательной европейской публики. Именно в 1777–1778 гг. французский астроном аббат Жан-Сильвен Байи поделился с Вольтером своими фантазиями о существовании древнейшей цивилизации в Сибири, куда ее создатели пришли якобы из Арктики (Байи 2003). Но еще большей популярностью пользовалось представление о происхождении высокой культуры из Индии, о чем наперебой тогда сообщали философы, натуралисты и писатели. В этом контексте Библия виделась вторичным источником, отраженным светом, доносившим в искаженном виде обрывки древней мудрости, исходившей когда-то из Индии. В конце XVIII в. это поветрие, позволявшее успешно отвергать поднадоевший иудеохристианский миф, не оставило равнодушными даже таких титанов мысли, как Кант и его ученик Гердер.

Отчасти речь шла о формировании новых основ европейской идентичности: христианская идентичность отступала, сменяясь национальной, а затем – расовой. Отчасти же можно говорить о сопротивлении эмансипации евреев, которой настоятельно требовала наступавшая эпоха. В этом плане и надо понимать причины нападок на иудаизм, которыми полна европейская литература рубежа XVIII–XIX вв. и первой половины XIX в. В писаниях ряда европейских интеллектуалов это выражалось в решительном отказе от поиска своих корней на Ближнем Востоке. Однако это вовсе не подрывало их убеждения в том, что истоки генеалогии лежали в таинственных экзотических странах Азии, где с упоением искали то «благородного дикаря», то «мудрого философа». Там же усматривали и источник «первобытного монотеизма», впоследствии пережившего упадок, искаженного и давшего начало политеистическим религиям. Так европейская мысль и открыла для себя «арийского человека» (Поляков 1996: 198–203).