— Знаешь, — Фэйт бесшумно возникла в гостиной, прервав грустные размышления Эллы, — пойду-ка я лучше к себе. Почитаю немного.
— Но я думала… Мы ведь собирались пойти в B&Q!
— Может, лучше на следующей неделе? Что-то я сегодня не в настроении.
Элла открыла было рот, чтобы возмутиться, но Фэйт уже исчезла. Через минуту она тяжело протопала вверх по лестнице.
— О, чудесно! Просто замечательно! — Элла с досадой швырнула журнал на пол. — Какого хрена я сдаю комнаты, если день-деньской торчу здесь одна?! — Повернувшись к двери, она сделала зверское лицо: — Да-да, какого хрена, ты не ослышалась!..
Она с размаху плюхнулась в кресло и рассеянным взглядом уставилась в телевизор. Шло какое-то дурацкое шоу, но как Элла ни старалась, так и не смогла вникнуть в суть происходящего. Взгляд ее остановился на телефоне возле кухонной двери, продолжавшем упорно молчать. Какое-то время она гипнотизировала проклятую трубку взглядом, посылая Мэтту мысленный приказ… Потом дала ему пару секунд, чтобы отыскать телефон и позвонить. Напрасно — телефон будто умер. Элла обреченно вздохнула, но тут же одернула себя: только не распускаться. Это не в ее правилах.
«Выше нос! — подбодрила себя Элла, неохотно вылезая из кресла. — Обойдусь без вас. Покрашу-ка я, пожалуй, рамку для зеркала».
Она еще немного потопталась на месте, прежде чем выбраться из дома и притащить из сарая в саду тяжелое зеркало, которое купила на распродаже и намеревалась повесить в прихожей. Потом подняла глаза к потолку и нахмурилась. Фэйт у себя. Неужели и вправду читает?
Фэйт плотно прикрыла за собой дверь спальни. И сразу же почувствовала, что ей стало легче дышать. Это было ее убежище. Подойдя к стереосистеме, она поставила музыкальный диск и нажала кнопку «Воспр.», потом покрутила немного ручку настройки. Для начала включила музыку на полную громкость, потом, подумав немного, уменьшила ее до нормальной. Не стоит лишний раз напоминать Элле о своем существовании, подумала она. Элла и так никогда не забывает об этом. Через какое-то время хлопнула входная дверь. Стало быть, Элла отправилась в свой любимый сарай, так что теперь до нее никому нет дела. Да, будь дома Миранда, все было бы по-другому.
Достаточно было только вспомнить о Миранде, как сердце Фэйт тоскливо сжалось. Миранда — красивая, всегда такая уверенная в себе, обольстительная… Всегда в мире с собой и со всем остальным миром. Отлично знающая себе цену и нисколько не сомневающаяся, что достаточно ей щелкнуть пальцами, и будет так, как она хочет. При одной только мысли о том, что Миранда может путаться с типами вроде Майка или Оливера, Фэйт ощутила тошноту. Тем более что Миранда понятия не имела, кто эти парни на самом деле. В особенности Майк.
Фэйт обвела взглядом комнату. Из двух свободных спален ее была самая крохотная. Поскольку Фэйт пришла первой и таким образом получила право выбирать, какую из них занять, она и предпочла ту, что поменьше. В ней Фэйт казалась себе значительней.
У нее с собой почти не было вещей. Фэйт так и не могла понять, для чего Миранда приволокла с собой столько чемоданов. В отличие от нее, Фэйт взяла с собой совсем немного: любимый ночник, коврик с дельфином, который ей подарил еще в детстве дядюшка, несколько одеял и покрывало. И еще ночной столик — тот самый, что когда-то собственноручно смастерила ей мать из старого гардероба. Фэйт считала, что не стоит загромождать чужой дом своим скарбом, но туалетный столик занимал так мало места, и она решилась взять его. Сейчас на нем стоял будильник, а рядом с ним лежала книга, которую на днях сунула ей Элла.
Впрочем, когда Фэйт спросила разрешения поставить в комнате стереосистему, Элла тут же согласилась. И вот теперь она красовалась на комоде, которым Фэйт снабдила та же Элла. Родители Фэйт никогда не возражали, чтобы она слушала музыку, — впрочем, в отчем доме ей бы и в голову не пришло включать стереосистему на полную громкость. Два года назад, когда Фэйт купила стерео, отец только насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал. А потом они все трое долго сидели за кухонным столом, стараясь разобраться в инструкции. Фэйт с матерью доверили отцу вставить вилку в розетку. Спустя пару минут он ворчливо объявил, что система, дескать, бракованная — пусть Фэйт отправит ее в магазин и попросит заменить. Мать с дочерью молча переглянулись. После этого мать Фэйт воткнула штекеры как положено, а отец, добродушно ухмыльнувшись, что-то проворчал себе под нос.
Присев на край кровати, Фэйт выглянула в окно. Тоска по родному дому вдруг сделалась невыносимой. Был воскресный вечер, стало быть, родители наверняка весь день возились в поле, копая овощи, которые потом продадут с машины. Фэйт тяжело вздохнула — она любила их поле, особенно по вечерам в выходные. Сначала, еще совсем маленькой девочкой, она часто играла там — строила из грязи сказочные замки, ловила бабочек-капустниц и пряталась в грядках гороха, чтобы потом неожиданно просунуть голову в прореху между упругими листьями и зарычать на отца, который всякий раз добродушно посмеивался. Потом, когда ее отправили в школу, Фэйт с нетерпением ждала этих вечеров, когда могла незаметно ускользнуть из дома и отправиться в поле. Даже если мать ворчливо гнала ее на улицу поиграть с подружками, Фэйт упрямо качала головой, твердя, что ей приятнее быть с ними, помогать им на грядках, наслаждаясь покоем и тишиной перед началом новой суматошной недели.
Правда, раз или два она решилась пригласить подружек домой. Кое-кто из них знал, что в овощном фургоне торгуют также и сладостями. Во дворе под навесом всегда стояла коробка шоколада или леденцов. Подружки, явившись к ней домой, без конца приставали к Фэйт, прося отвести их туда. Брать что-то из коробки без разрешения, по ее мнению, было обычным воровством. Но подружки просили леденцов или «Твикс», и Фэйт, сдавшись, совала им какую-то мелочь, зная, что иначе они уйдут. Потом им хотелось посмотреть котят или щенят. Фэйт безропотно соглашалась. Подружки весело возились и играли, напрочь позабыв о ней, а потом расходились по домам — веселые, с карманами, набитыми леденцами и конфетами. А в школе рассказывали, будто в доме у Фэйт воняет кошачьей мочой или что ее родители смахивают на уродливых гномов — такие у них сморщенные лица и сгорбленные спины, — а Фэйт дома еще скучнее и противнее, чем в школе. Словом, скучища смертная. А все обитатели дома пахнут так, словно выросли вместе со своими овощами на грядках. И у них нет даже приличной ванной, потому неудивительно, что они никогда не моются. А сама Фэйт — со смеху умереть можно! — толстеет день ото дня. Наверняка в один прекрасный день она превратится в турнепс. То-то они повеселятся!..
Забравшись в постель, Фэйт свернулась клубочком, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Как она любила музыку! Казалось, ее уносит туда, в неведомый, но прекрасный мир, где все любят друг друга. Фэйт прикрыла глаза — ее первое чудесное воспоминание «Мистер Голубое Небо». Как-то раз на день рождения родители преподнесли ей крошечный радиоприемник. В тот же вечер, крутя ручку настройки, Фэйт в первый раз услышала «Мистер Голубое Небо». И душа ее пела от радости. Песня была до краев наполнена счастьем. И сделала счастливой ее.
Со временем, став старше, Фэйт обнаружила, что есть еще кое-что, отчего она чувствует себя счастливой. Она стала старше, когда заметила, что ее одноклассники вовсе перестали замечать ее. С ней почти никто не разговаривал. Кто-то из них увлекался историей, кто-то — живописью, кто-то — английским. Фэйт только удивлялась, слушая, как они говорят о своих увлечениях, облекая в слова то, о чем она и подумать бы никогда не решилась. И при этом никто почему-то не интересовался ни точными, ни естественными науками. И вот этого Фэйт никак не могла понять. Для нее наука всегда была чем-то близким, понятным. Вместе с родительским полем она стала неотъемлемой частью ее жизни. Благодаря науке мгла невежества рассеивалась, и мир, сверкая и переливаясь яркими красками, представал перед нею заманчивым и привлекательным.
