Уловка же — совсем пустяковая. Чаще всего огородники приседают–встают с ведром в руках (ведро может понадобиться и для арпаша или зубков чеснока при посадке, и для сорняков при прорывке грядки, и для урожая — стручков, плодов, клубней). Так вот, надо взять брусок, длина которого на 10–15 см больше диаметра раструба ведра, положить его на ведро, и при каждом приседании–вставании опираться на брусок. Могу заверить: так приседать и вставать намного легче. Даже если не приседаешь (на колено или на корточки), а только нагибаешься — опора заметно облегчает это «физическое упражнение», меньше затрудняет дыхание.

Облегчив себе работу, мы заодно делаем более комфортным житьё–бытьё наших близких, с которых снимается забота о наших ногах. А чего о них заботиться, если их можно сохранить без следов, которые оставляет долгое сидение на корточках?

В предисловии мы обещали описывать лишь такие уловки, которые одновременно снижают давление на окружающую среду и раскрепощают огородника. Сев крупных семян с помощью палок и трубки, а также опора в случае нужды на брусок — именно такие уловки, способные снизить артериальное давление и давление на огородника.

По–видимому, нет нужды говорить, СКОЛЬ важны поливы в жару. Это — аксиома, не требующая доказательства. С нею трудно спорить, находясь в здравом уме. А поставить под сомнение эту традицию — вообще безумство.

Но не зря говорил видный ботаник первой половины XX века Б. М. Козо—Полянский: «В науке нет места традициям, и всё, что освящено веками и именами, подлежит особенно беспощадной критике, особенно пристальному пересмотру».

Каким бы курьёзом это ни выглядело, но поливы в жару могут стать бритвой в руках обезьяны. И традиционное воззрение на поливы тоже «подлежит пристальному пересмотру».

БА: Привлечём в свои рассуждения самую малость географии, физики, математики и физиологии растений.

Как известно, в глубине почвы (начиная с метра–полутора) — постоянная суточная температура. Эта температура может быть различной (в зависимости от типа и структуры почвы, времени года и других факторов). Но так или иначе — это достаточно низкая положительная температура (определённости ради будем считать её равной +12 °C). Именно феномен постоянства (достаточно низкой) температуры почвы в глубине позволяет строить погреба, в которых прохладно летом и не морозно зимой. С проникновением на более низкие слои эта постоянная для слоя температура сначала понижается, а потом — опять повышается (в глубоких шахтах — жарко).

На поверхности почвы в жаркий день температура может стать запредельно высокой. Голая чёрная почва может накалиться до 70 градусов, а в чёрном пригорке вокруг окученной картошки — и до всех 75!

Снижение температуры с погружением в почву с 70 °C, 40 °C и 25 °C на поверхности (коричневые линии — для сухой, а синие — для политой почвы)

Проследим, как меняется температура почвы по мере продвижения вглубь. На фото с графиками изображено падение температуры в почве с 70, 40 и 25 градусов до 12. Пары кривых, отражающие динамику температуры, — убывающие экспоненты, проходящие соответственно через точки +70°, +40° и +25° на оси температур и асимптотически прижимающиеся к штриховой линии, проведённой на высоте +12°. Напомню, что все числа — условные, и выбраны для определённости. Если почва обладает высокой теплопроводностью, то экспоненты падают полого (синие кривые). А для почв с низкой теплопроводностью экспоненты падают круто (коричневые линии).

Чтобы убедиться в справедливости двух последних утверждений, нужно лишь представить себе два дома — деревянный и металлический. В деревянном доме можно жить и летом, и зимой. Дерево обладает слабой теплопроводностью, и температура в стене меняется круто: снаружи стена может иметь температуру, скажем, — 40С, а внутри всего лишь через 25 см (толщина стены) — +20С. Так что график изменения температуры в стене — круто падающая кривая. В то же время каждый легко согласится, что в аналогичном доме из металла (материала с высокой теплопроводностью) температура снаружи и внутри будет, практически одинаковой, а график изменения температуры в стене будет пологой кривой.

Теперь свяжем теплопроводность почвы с её влажностью, и сделаем это способом, понятным «бабушкам» и «дедушкам», успевшим забыть, в каком классе изучалась теплопроводность.

Про «бабушек» и «дедушек» — неслучайно. К. А. Тимирязев говорил: «…общедоступное изложение, скрывающее от читателя всю внутреннюю работу автора, популярная статья, хотя бы заключающая самостоятельные взгляды — труд обыкновенно неблагодарный для учёного. Но неблагодарность такого труда, мне кажется, может с избытком вознаграждаться сознанием, что распространение серьёзного знания способствует развитию в обществе верного понятия об истинных задачах науки».

Словом, как я понимаю, если уж взялся донести нечто читателю, то будь с ним предупредительным. Распространяя серьёзные знания, способствуй развитию в обществе верного понятия… А объяснение сделай доходчивым.

Не удовольствуйся самовыражением или — что особенно неприглядно — демонстрацией своей «учёности». И пореже отсылай читателя (и слушателя) к инструкциям. Так уж сложилось, что наши читатели — как раз «бабушки» и «дедушки» (в основном). Их негоже уподоблять солдатам, обязанным вызубрить устав назубок, или студентам, вынужденным проштудировать «от сих до сих» — иначе наряд вне очереди (солдату) или незачёт (студенту). И о том, что читатели — абсолютно свободны и вольны захлопнуть книгу на любой странице, нам, пишущим «про огород», не надо забывать ни на минуту. Дарье Донцовой легче, ей помогает удерживать читателя лихо закрученный сюжет, а нам на каждом слове надо помнить о «тормозе».

О «забывчивых» же Климентий Аркадьевич писал так: «Что касается формы научного труда, то мне кажется, что… она должна равно избегать и педантичной учёности, и притязаний на непосредственную практичность приложений. Правда, что два последних качества обыкновенно очень выгодны для авторов: ряд щетинящихся цифр, нередко не допускающих никакого вывода, перечень взаимно противоречащих мнений, очевидно, не переваренных самим автором, подстрочные ссылки на многочисленные источники и, наконец, категорические рецепты или соблазнительные посулы — всё это сообщает произведениям внешность чего–то авторитетного и веского».

Так вот, о «бабушках», «дедушках», теплопроводности почвы и её влажности. Каждая «бабушка» (и часть «дедушек») знает, что снимать кипящую кастрюлю с огня надо сухой тряпкой. И все знают (возможно, даже не понаслышке), что мокрая тряпка для этого не годится. Всё прозрачно: сухая тряпка (в отличие от мокрой) обладает слабой теплопроводностью. В сухой тряпке температура от 100° непосредственно у ручек кипящей кастрюли падает круто: руки уже в 3–4 мм от металла жару не чувствуют. А в мокрой тряпке, напротив, температура падает медленно, и руки ощущают почти те же 100°, до которых нагрелась металлическая кастрюля.

И если я скажу, что пологие (синие) кривые описывают динамику температуры во влажной почве, а крутые (коричневые) кривые — в сухой, то читателю всё будет понятно.

Теперь выделим слой почвы 10–20 см. Он представляет особый интерес тем, что в нём сосредоточена основная масса корней культурных растений. Посмотрим, какова температура почвы в этом слое в случаях сухой (не политой) и влажной (политой) почвы. Напомню: цифры — условные. Они всего лишь помогают представить качественную картину.

Рассмотрим первую пару кривых линий, показывающих падение температуры с 70 °C до 12 °C. Пока растения оставались не политыми, в слое 10–20 см температура держалась около 30° (см. коричневую кривую). Это для ризосферы (корневой зоны) растений безбожно много. Помидоры, например, начинают сбрасывать завязь при температуре 28° в ризосфере, картофельные клубни одеваются кожурой и перестают наливаться с 23–25… Много это для корней — 30 градусов. Ужасно много. Но жить — в ожидании лучших времён (хотя бы ближайшей ночью) — растения будут.