Сначала Алеша не хотел показывать Илону в роте, думал подождет неподалеку, а тут вон как обернулось. Девушка во время катавасии держалась молодцом и даже врезала самому нахальному турку кнутом по морде. Приехав в расположение роты, Алеша выслушав рапорт дежурного, сдал ему пленных. Илону в палатке Афонька угощал холодным квасом.

Алеша, сидя в сторонке, живо накатал рапорт на имя командира батальона о случившемся происшествии. Высказал предположение, что не один десяток турок ошивается в окрестностях Скопье. Сообщил так же, что он своей властью решил устроить облаву в радиусе трех километров от расположения роты, дабы обезопасить передвижения связных и денщиков.

– Афонька, отдай дежурному, пусть выделит пять бойцов, доставить немедля рапорт в батальон, а также пленных башибузуков. – И найди мне лейтенанта Березу.

– Слушаюсь, Вашебродь.

Появившемуся Сергею Березе обрисовал положение, представив перед этим Илону.

Лейтенант Береза не мог удержать восхищенный вздох. Перед палаткой то и дело, словно невзначай, пробегали гвардейцы – солдатское радио работает быстро. Что командир привез редкую красавицу-гречанку в гости, эта новость мигом облетела всю роту. Каждому хотелось хоть глазком на нее глянуть. С десяток бойцов слушали дежурного открыв рот – тот безбожно врал, но не отходил далеко от истины. В общем через полчаса весь лагерь знал – Ляксей Иванович Одоевский, командир 3-й роты, завоевал сердце македонской "княжны". Солдаты развлекались как могли – понятное дело телевизора и прессы нету.

Предупредив обо всем своего зама, Алеша с Илоной на возке отправились в Скопье, рядом рысил на пегой кобыле Афонька, всю дорогу рассказывающий о новостях в полку и батальоне.

– К Вам, Ваше благородие, сегодня лейтенант Лихачев приезжал, просил передать привет.

– Спасибо, Афоня, увидишь кого из 4-й роты, передай – я на днях к ним наведаюсь. – Как только разгребусь с делами – Алеша осторожно глянул на Илону.

Ты прыснула в ладошку.

Афонька, глаз не сводивший с красавицы "княжны", чуть не сверзился с лошади, зацепившись за ветку дерева, росшего рядом в дорогой.

– Очнись, гвардеец, – сделал страшные глаза Одоевский, приводя денщика в чувство.

Вскоре они въезжали в южные ворота города.

– Запоминай дорогу, Афанасий.

Тот старательно вертел головой.

– Найду, Ваше благородие, ей Богу найду.

– Вот дом Костакиса, благородного отца семейства и Илоны, запомнил?

– Так точно, Вашебродь.

– Тогда свободен.

Денщик, полюбовавшись напоследок точеным профилем юной гречанки, шумно вздохнул и, гикнув, дал шенкелей кобыле. Она галопом понесла его прочь.

– Вот мы и дома, дорогой, – Илона, склонившись, шепнула Алеше на ухо. – Я соскучилась, хочу тебя опять.

– Я тоже, радость моя.

– Альёша, ты, наверное, считаешь меня развратной женщиной?

Юноша рассмеялся.

– Глупенькая, как тебе могло прийти в головку. – Сама подумай – разве может быть разврат в любви?

Илона на мгновение задумалась.

– Наверное ты прав. – Когда испытываешь большое и искреннее чувство, глупо говорить о чем-то плохом.

– Ты у меня такая умничка, я горжусь тобой.

– Правда?

– Правда, правда.

Их любовную воркотню прервал веселый голос Николаса.

– Молодые люди, ваши лошади утомились стоять в воротах, я полчаса жду, когда же вы соизволите заехать во двор.

Молодые люди с трудом оторвались друг от друга, с удивлением обнаружили свой возок стоящим перед распахнутыми воротами. Грек расхохотался во все горло.

– Заезжайте быстрее, мы вас заждались.

В этот раз праздничный стол хозяева накрыли на террасе. Специально для кудесника Альёши (так стали называть Одоевского греки), часть блюд приготовили не такими острыми. Об этом позаботилась Аврора. Николас, вместе со слугами, в подвале нацедил 16-ти летнего виноградного вина, поставленного в бочке в год рождения любимой дочери Илоны. Белое вино за эти годы приобрело изысканный вкус, запах и цвет. По здешним меркам налили в бурдюки и кувшины немного – 20 литров. Хозяин не забыл о напитке покрепче – из заветной бочки нацедили 10 литров палинки – местной водки. Коньяк производить здесь пока не умели. Да и водка, надо признать, невысокого качества, а алкоголя имела не более 20 градусов, совсем как японское сакэ.

Недалеко от террасы , на открытом огне, на большом вертеле, слуги жарили тушу косули. Орлика слуги увели в конюшню, а Снежок спокойно лежал в теньке у дома – недалеко от стола.

Молодые люди умылись с дороги, Илона переоделась и надела на шею красивое монисто. Алеша, глядя на любимую, неожиданно понял, что он дурак и тупица. Завтра же на рынке нужно купить Илоне подарок

Наконец, все расселись. Николас встал и поднял руку, домочадцы притихли. Праздник начался с пышного тоста хозяина, певшего дифирамбы кудеснику Альёше, который не знал куда себя деть от смущения.

Одоевский вообще по жизни был скромным парнем и, чтобы чувствовать себя в своей тарелке, в ответном тосте за гостеприимных хозяев, попросил больше не хвалить его персону – ни к чему это.

Пирующие уделили большое внимание гастрономическим изыскам и доброму вину.

Илоне, как впрочем и любой женщине на ее месте, не терпелось поделиться пережитыми приключениями. Улучив момент между тостами, она и вывалила о злополучной встрече на лесной дороге. Домочадцы слушали не дыша, а когда Илона закончила рассказ, в глазах мужчин появилось недоверие.

Николас обратился к Одоевскому.

– Ну у страха глаза велики, Илона, наверное, перепутала и напал один турок, всего навсего, да еще и без оружия поди.

Алеша, обгладывающий кроличью ножку, спокойно заметил:

– Нет, Илона верно рассказала – турецких солдат действительно было девять человек – четверых я убил, пятеро сдались в плен. – Ох и испугался я тогда* * * за Илону, но она молодец, не растерялась – туркам досталось от ее кнута.

Вот здесь македонцев достало – они видели, молодые люди не врут, хотя непонятно – один русский офицер, пеший, без сабли, справился с девятью солдатами. А то, что он признался, что испугался в тот момент вообще не лезло ни в какие ворота. Да, гордому греку проще себе язык откусить, чем признаться в собственной трусости.

Мужчины рода Костакисов явно чувствовали себя не в своей тарелке. Первым опомнился хозяин.

– Альёша, мы правильно тебя поняли, что у тебя кроме ножа и пистоля не нашлось другого оружия?

– Совершенно верно.

– И ты смог поразить турка на расстоянии в двадцать пять шагов?

– Да, так и было.

Альёша, не сочти за оскорбление, а не мог бы ты продемонстрировать свое умение владеть ножом, кстати я не вижу его у тебя на поясе?

– Николас, прикажите, этот виноградный листик примостить на столбе ворот.

Из-за стола сорвался младший сын Андреас. То, что произошло потом и чуть позже, прочно вошло в легенду о непобедимом русском офицере Альёше.

Одоевский встал, подошел к краю террасы, момент броска не увидел никто, только и заметили короткую стальную молнию и глухой звук удара. К воротам бросились все.

– Ну, чисто дети – подумал юноша.

Николас, мощный мужик, высокий по здешним меркам – рост около 170 см – пыхтел минуты три прежде чем мог вытащить клинок, пришпиливший листок к столбу.

Возбужденно переговариваясь, мужчины вернулись за стол и хозяин с поклоном отдал нож Одоевскому.

– Прости за наше недоверие, Альёша, но мы никогда не видели раньше такого. – Очень метко и чересчур большое расстояние. – Еще раз прошу нас извинить, но объясни нам, как ты мог застрелить сразу трех турок из одного пистоля?

Одоевский пожал плечами и, достав из кобуры пистолет Стечкина, передернул затвор.

– Бах-бах-бах-бах – хлопнули четыре выстрела, Алеша стрелял не целясь в макушку воротного столба, чтобы не ранить случайных прохожих.

Греки открыли рот, естественно, такого оружия им видеть не доводилось. После некоторого шока, подтащили скамью к воротам – смотрели результат стрельбы. Симметричный крест, выбитый пулями АПС, сильно впечатлил импульсивных греков. На Алешу они стали поглядывать не только с уважением, но и с опаской.