А вот преемник – Константин Семенович Журавлев правил в Союзе до 1985 года, с поста ушел по болезни.
– Семен, тебе бывший Ген.сек. никого не напоминает?
Скуратов молчал и пялился в окошко машины.
– Эй, вернись, князь, куда убежал, приди в себя – рявкнул Владимир.
– Чиво орать изволите?
– Ну ты тормоз, Семен. – Совсем нюх потерял, вспоминай.
Сеня только вертел в недоумении башкой.
– Идиото – до сих пор не понял – Журавлев Константин Семенович, твой сын. – Забыл о сексуально-осеменительном процессе осенью 41 года в Москве. – Кстати с твоей дурацкой подачи.
– А кто, благодаря мне, встретил свою очередную жену Людочку?
– Тут ты прав – нехотя признался Владимир.
Сеня стал тих и задумчив, а потом выдал:- Надо бы найти Константина, болеет, поди.
– Излечишь его, командир? – Скуратов с надеждой посмотрел на Романова.
– Да о чем речь, Сеня, если он жив, поможем. – Блин, но куда делся дедушка Брежнев? – Нет, ну как дело повернулось, не ожидал и думаю, на этом сюрпризы не закончатся. Владимир как в воду глядел, но об этом речь впереди.
* * *
В Галаце, живописном городке Румынии, стоявшем на слиянии двух рек – Серет и Дунай, Алеша получил сразу четыре письма. Три от любимой жены Леночки, четвертое от друга и компаньона Аникея Гончарова. Сначала решил прочесть письмо от Аникея, а Леночкины послания посмотрит не спеша, вникая в каждое слово.
Наш герой устроился в тени палатки, усевшись на раскладной стульчик, у ног устроился Снежок, изредка поглядывая на хозяина преданными глазами. Афанасий убежал на кухню за ужином.
Одоевский развернул треугольник письма, украшенный многочисленными штемпелями и печатями и присвистнул – Аникей отправил послание аж третьего мая, с нового серебряного прииска. После всяких поклонов и приветов Аникей сообщал – изумрудный прииск на консервации, перед закрытием всю сезонную добычу, а именно 12.3 кг изумрудов закупила казна по приличной цене.
Гончаров по привычке не заморачивался с весом, считал изумруды, словно картошку, на килограммы. Алеша произвел в уме нехитрые подсчеты, получалось 61500 карат.
Купец сообщил, что вырученные деньги – 1230 тысяч разделил пополам и положил на их счета в Госбанк, правда, вычел 200 рублей на новый сезон. Тек же сообщил, все серебро, добытое на новом прииске тоже забирает казна по нормальным ценам. Золотишка пока моют, но жила иссякает. Поспешил обрадовать известием, его рудознатцы нашли на Южном Урале железное месторождение.
Аникей спрашивал совета, а не открыть ли железноделательные заводы – железо, дескать, всегда нужно стране и обчеству.
– Ну молодец, дядя Аникей, зрит в корень, повезло мне с ним встретиться. – Завтра же напишу ответ, – Алеша посидел немного, обдумывая полученные новости, затем достал из кармана письма жены.
Они оказались столь эмоциональными и так сильно написаны, что Одоевскому почудился серебряный смех. Леночка так своеобразно смеялась, что у Алеши все топорщилось в организме. Пришлось из фляжки полить себе голову студеной водой. Письмо жены – сплошные эмоции, слава Богу, положительные, пишет что любит и скучает, чувствует себя в беременности хорошо. Они с Дашей думают что носят под сердцем мальчиков. У Даши беременность протекает тяжелее.
Дворец, худо-бедно, достраивается, поставили мельницу, отстроили одну деревню, сейчас ставят срубы во второй и еще кучу маленьких новостей. Передала приветы от ее родителей и тысячу поцелуев. Чувствовалось – письма написаны искренне, от души. Алеша перечитал их несколько раз, потом посидел, закрыв глаза, пытаясь представить себя папой – ничего не получалось.
Приперся Афонька, держа в руках котелки с ужином – один держал в зубах. Одоевский развеселился:
– Афанасий, ты другой раз Снежка попроси, он подсобит котелки в зубах таскать. – Га-га-га.
Денщик пробурчал, дескать, в последний момент повар навязал котелок с виноградом. – Для вас, между прочим, Вашбродь, тащил.
– Ладно, Афанасий, не обижайся, давай на стол ужин и рассказывай, что нового слышал.
Его денщик обладал уникальной способностью быть в курсе событий не только роты, но и батальона. Иногда он с важным видом рассказывал о положении в полку и о стратегических замыслах штаба армии. Везде у него земляки и знакомые, причем Афанасия и сплетником-то не назовешь – он делился новостями только с Алешей. Так что лейтенант Одоевский всегда знал чем дышит рота, не прилагая к этому никаких усилий.
* * *
Впервые с турками гвардейцы столкнулись на марше, недалеко от Букаешти – его третья рота по графику шла впереди. На острие всей армии. Первый эскадрон роты лоб в лоб столкнулся с отрядом турок в сотню сабель. Янычары, увидев свое двойное превосходство, сходу с визгом ринулись в атаку.
Унтер Кошкин по прозвищу Алтын, успел только гаркнуть:
– Одного взять живым. – Вперед, гвардия.
Оба отряда, не успев набрать большой скорости, столкнулись – завязался быстротечный бой. Полетели буйные турецкие головушки на сырую землю, впрочем, в основном они падали с лошадей, вместе с телами, поскольку их прострелили из АКД (автоматический карабин Дугина). Гвардейцы огонь открыли за двадцать метров, успев до сшибки опустошить магазины. Хлесткие выстрелы слились в единую пулеметную очередь, турки не успели опомниться, а половина их отряда оказалась уничтожена. Янычарам некогда осмыслить этот печальный факт, началась бешеная рубка. Вторые номера успели сменить обоймы и успешно отстреливали самых прытких противников. В кровище все бойцы и лошади оказались по уши в момент.
Чем и отличается встречный бой от обычного – он страшен в своей скоротечности, когда нет времени на обдумывание – кто раньше выстрелил, тот и выиграл.
Пленного турка взяли, хоть и раненного, остальных перестреляли и изрубили на куски.
Кроме десятка раненных, эскадрон потерь не понес – так унтер-офицер и доложил лейтенанту Одоевскому. Алеша, подлечив турка – ему прострелили плечо, после короткого допроса, отправил под охраной двух гвардейцев, в батальон.
Выстроив эскадрон, Одоевский поблагодарил за службу и объявил бойцам благодарность от имени командования.
– Служим России – рявкнули бойцы.
– Вольно, разойдись. – Где раненные, Кошкин?
– В лазарете, Ваше благородие.
– Вы, Кошкин, прямо сейчас пишите рапорт о бое и захвате пленного, обязательно фамилии всех отличившихся. – Они заслужили награды.
– Так точно, Вашбродь, разрешите исполнять?
– Давай, унтер, через час жду с рапортом.
Командир эскадрона лихо козырнул и исчез за палатками.
Алеша в лазарете занялся раненными воинами. Тяжелых не было, но повозиться пришлось до упора – турецкие ятаганы острые, словно бритва, оставляли неприятные раны. Одоевский вымотался до предела, останавливая кровь и заживляя исполосованные тела гвардейцев.
– Все, ребята, на сегодня, завтра еще один лечебный сеанс и вы забудете, что ранены, думаю, и шрамов не останется.
– Спасибо тебе, батюшка Алексей Иванович, от всего обчества – и гвардейцы, кто мог, поклонились офицеру в ноги.
Алеша смутился, покраснел.
– Да вы что, ей Богу, перестаньте, что же все докторам кланяться будете.
Повернулся и выскочил из палатки.
– Ну чисто дети – подумал он с теплотой о своих бойцах.
У палатки его ждал унтер Кошкин, что-то рассказывающий денщику и в азарте, размахивая руками.
– Ну что, Алтын, тьфу ты, Кошкин, рапорт готов?
– Так точно, Ваш бродь, – и подал Одоевскому большой лист бумаги.
– Прошу в палатку.
Сев за стол, Алеша внимательно прочел творение унтера и задал несколько уточняющих вопросов автору. Отпустив его через полчаса, принялся писать представление о наградах бойцов эскадрона, сюда же включил и унтера.
Алеша хоть и писал первое в жизни представление на воинов, не скромничал – включил в список награжденных весь эскадрон во главе с унитер-офицером Кошкиным. Напирая на то, что по сути это первое боестолкновение с турками, второе – его гвардейцы одолели противника, полным разгромом и уничтожением. И третье – сами потерь не понесли, только десять раненных. В итоге – уничтожен отряд янычар в количестве 104 человека, в плен взят один.