– Завтрак готов, ваше благородие.
Позавтракав вместе со Снежком и намечая дальнейший план действий, был прерван в своих задумках денщиком Афонькой
– Ваше благородие, вас ждут на вещевом и оружейном складах, а потом надо коня выбрать, есть там один трехлетка – огонь, а не лошадка, ну сами увидите.
– Афонька, а чего за меня на складе не получил?
– Не положено – отчеканил денщик, стоя над душой.
– Ничего не поделаешь, пойдем. Снежок, отоваримся. Начали с оружейного склада – пистолет "ПМ", к нему пять обойм, патроны, – 150 штук калибра 9 мм, кобура – 1 шт., ремень поясной – 1 шт., портупея офицерская – 1 шт., сабля офицерская в ножнах, оправленых серебром – 1 шт., разгрузка – 1 шт., каска стальная – 1 шт., сапоги хромовые 42 размера – 1 пара, сапоги полевые, укороченные 42 размера – 1 пара, берцы 42 размера – 1 шт., плащ-палатка – 1 шт. и т.д.
Всю эту груду имущества денщик аккуратно укладывал в несколько объемистых чемоданов, с недавних пор появившихся в обиходе. Алеша, вдобавок ко всему, потребовал у каптенармуса карабин – рефлекторно проверив его на гнутие ствола. С обоих складов они получили столько барахла, что Афоньке пришлось две ходки.
После подгонки портупеи и, повесив второй пистолет на пояс, Алеша отправился к ротному фершалу, местоположение которого легко угадывалось по большой палатке с белым кругом, внутри которого отчетливо виден красный крест. Фершал, Зиновий Пожич, из поляков, оказался молодым мужичком с густыми пшеничными бровями. Он оказался выучеником самого Фоки Жука – личности легендарной и весьма популярной в армейских кругах.
Алеша, представившись, поинтересовался наличием инструмента и прочего инвентаря для проведения операции по удалению аппендицита и двух гвардейцев. Зиновий заверил офицера и продемострировал все, что у него есть, привоскупив бутыль со спиртом.
– Рефтификат-с, ваше благородие – кадык его непроизвольно дернулся, и Зиновий слегка запунцовел.
– Приготовьте все, что положено к 16.00, господин военфельдшар, будем делать операцию.
– Опиум есть?
– Есть, есть – зачастил Зиновий.
– Это хорошо и аккуратней с ректификатом, ну вы меня поняли.
– Так точно, ваше благородие – фершал встал по стойке смирно и откозырял. Выйдя из лазарета, Алеша бросил денщику
– Теперь веди к лошадкам.
Коняшку он выбрал мгновенно – тут, как говориться, любовь обоюдная и с первого взгляда. Конь – трехлетка вороной масти и с белой звездочкой во лбу не мог не понравиться. Маленькая голова с прижатыми ушами выдавала породу, стройные сухие ноги, мощный круп и длинная лебединая шея – завораживала взгляд. Жеребец двигался с непередаваемой грацией, легко, едва касаясь копытами травы. Таких красавцев Алеша еще не встречал – он удивленно уставился на денщика.
– А я что говорил, таких коней днем с огнем не сыщешь, одно плохо, никого не подпускает, кусается.
Алеша хмыкнул и пошел к жеребцу в загон. Афонька потом божился и клялся, что его командир и жеребец разговаривали, а в конце вообще обнялись и поцеловались. Гвардейцы подняли денщика на смех, покрутив пальцем у виска. И были не правы.
Афонька рассказал истинную правду. Одоевский, взглянув в глаза лошади, тут же перешел на ментальную связь, и, удивительное дело, жеребец его понял. Алеша минут пятнадцать держал его за шею и что-то нашептывал на ухо, затем приказал подать упряжь и седло. Жеребец, которого он назвал Орликом, спокойно стоял и позволил себя взнуздать. Вокруг загона столпились несколько гвардейцев, разинувших рты – все знали злой и неуживчивый характер трехлетки.
– Афоня, открывай загон – крикнул Алеша. Орлик пулей вылетел вон из лагеря. Проскакав наметом километров десять, Алеша вернулся назад неспешной рысью. Бойцы встретили его криками "Ура". Взяв у Афоньки приготовленный подсоленный сухарь, дал Орлику. Жеребец, положив голову лейтенанту на плечо, с удовольствием хрумкал угощение.
Почистив щеткой жеребца, приказал поставить его на конюшню. Алеша, посмотрев лошадок роты, остался доволен – они выглядели сытыми и ухоженными. Подошло время обеда, трапезничал со своим заместителем Сергеем Березой. Денщики подали на стол щи из свежей капусты со шкварками, на второе – кулеш с хорошим куском мяса, на третье – кисель из каких-то ягод. Хлеба по два больших ломтя.
– Сергей, у вас всегда так сытно кормят?
– А тож, повар у нас знатный, всё сманить хотят, а он, молодец, не поддается.
– Да, готовит знатно, объявить ему благодарность от меня.
– Я через полчаса к пулеметчикам схожу, а ты, Сергей, займись полигоном – завтра устроим стрельбы, заодно подготовь полосу препятствий.
– Круто берешь, командир.
– А ты как хотел, я должен знать, что могут воины, и если где какая слабина, подтянуть их до приемлемого уровня.
В минометно-пулеметной роте Алеша пробыл недолго. Проверив матчасть, остался доволен результатом.
Без десяти четыре он был в лазарете. Два гвардейца уже переминались у входа. – Они пробовали вякать, дескать, не ко времени им операция, но Алеша их резко осадил.
– Вы что, бойцы, хотите получить приступ во время похода? Короче, шагом марш в лазарет, раздевайтесь и на столы.
Гвардейцы козырнули и поплелись внутрь палатки. Раздевшись и получив по маленькому, с горошинку, шарику опиума, бойцы вытянулись на столах. Тщательно вымыв руки спиртом, Алеша приступил к операции. Зиновий ассестировал. Фершал от восхищения закатывал глаза – настолько профессионально и точно все было сделано. Особо его поразила концовка. Алеша не стал зашивать рассечения, он просто руками соединил края и подержал в таком виде минут пять. После золотого свечения, исходившего от его рук, края раны соединились, образуя небольшой шрам, спустя некоторое время исчез и он.
– Ваше благородие, вы Посвященный?
– Да, Зиновий, только болтать об этом не нужно.
Фершал, беспрерывно кланяясь, все бормотал -
– Спасибо за науку, спаси вас Христос.
Солдатское радио работало быстро, и вскоре вся рота была в курсе чудесного исцеления своих товарищей. Авторитет Алеши независимо от него вознесся до небес, тем более его орлы прознали, что их командир – Посвященный. Надо сказать, на Руси таковых было немного – не больше 7-8 тысяч. Лейтенант Береза преисполнился к Алеше искренним почтением, с легкой долей опаски, и садился в присутствии своего командира только с его разрешения. Алешу это первое время напрягало, он ругал Сергея, просил не обращать внимания на его статус – бесполезно, а гвардейцы задрали нос – рота в один миг стала знаменитой на всю армию. Дальше больше. На следующий день 3-я гвардейская рота вместе с минометно-пулеметной сотней в конном строю последовала на полигон. Проезжая мимо ближайшего села, бойцы молодцевато подбоченивались – многие ходили на свидание к местным девчатам. Народ в селе жил смешанный – русские, малороссы, бессарабцы, греки, гагаузы. Веры держались одной – православной. Жили дружно, многие породнились и от смешанных браков рождались такие красавицы – кровь стыла в жилах, и все в организме кипело и топорщилось. Поселение радовало глаз белыми расписными хатами, разнообразные глечики и кувшины висели на плетнях. Детишки гурьбой сопровождали гвардейцев, с криками носясь вдоль растянувшейся колонны. Кое-где из-за плетня выглядывали девичьи головки, заставляя бойцов выпячивать грудь и подкручивать усы.
Вскоре показались ровные шпалеры виноградников – разветвленная сеть каналов позволяла заниматься не только хлебопашеством. Алеше все местные перепитии рассказал Сергей. Село называлось Благой Гай и считалось в округе самым зажиточным, а чего ему таким не быть, люди подобрались работящие, да и климат способствовал.
Прибыв на полигон, рота принялась отрабатывать атаку с первым и вторым номером – первый лихо рубил саблей глиняные шары на вешках, а второй номер расстреливал внезапно появляющиеся мишени. На полигоне работали сразу две десятки всадников – лейтенанты наблюдали за действом в бинокли. После окончания учебной атаки рота выстроилась в одну шеренгу, Одоевский, выехав на середину, поднял руку, требуя тишины и внимания.