— Ух ты! — оживился пилот. — Настоящий живой капитан? Госпожа капитан, как старшая по званию, укажите курс на базу! А то наш кэп считает, считает, а пилот говорит, не туда летим!

Госпожа живой капитан не ответила.

— Не умеете? — участливо вздохнул стрелок. — Вот и у кэпа пока не получается…

— Все у меня получается! — проворчал офицер и наконец оторвался от приборов. — Просто вы меня заразили паранойей. Мы к базе идем не оптимальным курсом. Знаете, если за нами гоняется матка европейцев, то пусть она гоняется на кратчайшем маршруте, а мы огородами, огородами, как говаривал главный герой видеомира «Батя Нестор»…

— Расходников не хватит, — меланхолично заметил пилот.

— Не хватит, я считал, — признался офицер. — Часть маршрута полетим по инерционной. И обязательно с включенными установками невидимости. От них, конечно, гравитацию дергает, но лучше устать, чем сгореть. Я так считаю.

— В пустом космосе — под невидимостью? Кэп, это паранойя! — обрадовался стрелок.

— А я о чем говорю?

— Идем по инерционной, — подал голос командир. — Под невидимостью. Оля, передай приказ на эскадру, пожалуйста.

Установилась внимательная тишина. Экипаж крайне заинтересованно уставился в спину командира.

— Балбесы вы, ребята, — неловко сказал командир. — С нами летит такая девушка, а вы кидаетесь на нее, как… она же девушка!

— И что? — не понял стрелок. — У нас уже пятьдесят лет как равноправие полов. Серж пилот, и она пилот. И оклад у нее капитанский, между прочим. И обязанности, которыми она, как все комэски, нагло пренебрегает, даже маршрут проложить не способна… в чем разница-то?

Командир обеспокоенно приподнялся и заглянул в пилотский компенсатор. Потом жестом приказал всем убраться из «кают-компании» и аккуратно перенес туда безвольное женское тело. И беспомощно уставился на него. Потом нежно вытер кровь с запрокинутого лица.

— Кидались, как дураки, а она без сознания, — глухо сказал он. — В чем разница, в чем разница… умрет от гравитационного удара, пока долетим, вот в чем разница! Она же девушка! А у меня врачебной подготовки нет!

— Отодвинься, — неловко сказал офицер. — Я по образованию в том числе и военный психолог, нас обучали основам медицинского дела. Как лечить гравитационные поражения, тоже учили. Только ее надо раздеть.

— Раздевай, я не мешаю, — буркнул командир.

Офицер мучительно покраснел и умоляюще уставился на старшину.

— Я инкубаторский, — еле слышно признался офицер. — Нас же воспитывали отдельно от девочек. Не веришь, у экипажа спроси… Командир, я никогда в жизни не прикасался к женскому телу… что-то боязно… А ты, говорят, семейный, знаешь, что и как…

— Коновал! — буркнул непонятно командир. — Знаешь, ты говори, что делать, я лучше сам. А то налечишь, как курс проложил, криво-косо. И помогай, не торчи столбом! Ну что уставился, это просто скафандр, снимай к чертовой матери, пока я ее держу!

Затаив дыхание, пилот и стрелок вслушивались в переговоры.

— Застежку до конца расстегни, иначе не снимем… и не багровей так, а то мне страшно становится! Все снимать, врач? Кэп, не тормози!

— Первый шаг — раздеть и смыть кровь, — тихо откликнулся офицер. — Обработать капиллярные разрывы, вколоть противовоспалительный комплекс…

— Вот и действуй! Гигиенические губки подойдут? Серж, подай!

Пилот сунул не глядя. И тоже покраснел.

— Герои! — буркнул командир. — Как вы детей будете заводить, а?

— А зачем? — не понял стрелок. — Технологии клонирования достаточно дешевые, нам так в инкубаторе говорили. И дети получаются без генетических отклонений, красивые, вот как я. Или неправда?

— Правда. Прекрасные нравственные уроды получаются, не знают, для чего женщин на руках носят — зато без генетических отклонений… кэп, внутривенно? Кэп, ау! Смотри на маркировку, а не туда! Это? Сколько за раз? Ох, горе вы мое… без генетических отклонений… Ну что ты пялишься, как будто любовных фильмов не видел?

— В любовных фильмах по-другому! — вступился за офицера стрелок. — Там женщины неживые. А тут…

Стрелок скосил глаза за компенсатор и смутился.

— В современных фильмах — да, — согласился командир. — Они или рисованные, или роботы. Использовать людей для съемок любовных сцен запрещено законом. Но я старые фильмы имел в виду. Вот тот, к примеру, где говорят «и огородами, огородами». Или вот…

— А в старых фильмах женщины — сумасшедшие! Рыдают, кусаются…

— Это называется «целуются».

— …целуются, орут, раскрашиваются в искусственные цвета, задают идиотские вопросы, бегают туда-сюда! И еще они там все — дуры!

Командир невольно улыбнулся и осторожно убрал мокрую прядь с лица девушки.

— Подскафандровый костюм по размеру подберите, умники. Посмотрю я, как сами забегаете, когда влюбитесь.

— Не влюбимся! — уверенно сказал стрелок. — По последним исследованиям любовь исчезает как явление. Инкубаторские вообще не влюбляются, у нас это сцепленный признак, да и остальные космачи прохладненько на противоположный пол реагируют. Как-то оно не надо никому. Для эмоциосферы есть видеомиры, есть музыка, сенсорных интерактивных игр полно, а для отклонений вроде гиперов… ну, интим-роботесс никто не запрещал. Не зря общество взяло курс на половую сегрегацию. Вон даже во флоте появились женские подразделения, амазонки. А мы, если разобраться, амазоны. У нас — дружба. Дружба лучше, она с ума не сводит. Верно, Серж?

— Делать мне нечего, про любовь думать! — проворчал пилот. — Кэп, командир, вы закончили там? Приказ на эскадру по порядку движения кто передавать будет? Сержант Стрежевой, что ли?

Командир не ответил. Он был очень занят — держал на руках хрупкую девушку и баюкал, словно куклу в детских фильмах. Кэп убирал медицинские принадлежности и тоже был явно не в себе. Пилот посмотрел, посмотрел, пожал плечами и взялся передавать курс для эскадры сам.

— Поняли, по инерционной, под невидимостью! — донеслось насмешливое оттуда. — И веничком следы заметать? Без охраны «тринадцатого» страшно по краткому маршруту лететь, что ж тут непонятного!

И отключились.

— Этот «тринадцатый» начинает меня раздражать, — проворчал пилот, берясь за управление. — Один за всех воюет. А мы, выходит, блистеры протираем.

— Нет, вы… вы, говорите, позапрошлый раз флагшипа завалили? — недоуменно припомнил офицер.

Стрелок тихо застонал.

— А как вы, кстати, подошли к флагшипу? — пробормотал офицер. — Как вы вообще переключаете опознаватели… если переключаете? На блоках «свой-чужой» каскадное шифрование, самое надежное шифрование в мире! А на европейских блоках — еще лучше! И шифры меняются ежесуточно!

— Как, как… тоже мне задача… — пробурчал пилот. — Ах как сложно перехватить сигнал европейского опознавателя. Ах как трудно скоммутировать симуляцию…

— Но это будет всего лишь симуляция! — возмутился офицер. — Блок ее не примет!

— В облаке помех? — хмыкнул пилот. — После многократных олл-аут со всех сторон? Военные блоки опознания из-за олл-аут сейчас такой зазор имеют, что принимают любую симуляцию, как миленькие, проверено не раз! Кэп, ты же с нами и проверял!

Офицер озадаченно замолчал. Экипаж деликатно дал ему возможность обдумать услышанное.

— Как у вас все просто выходит! — наконец усмехнулся он.

— Ага, и сами мы ну очень простые! — обрадовался стрелок.

— Прилетим на базу, я подумаю и хорошенько подготовлюсь, тогда поговорим иначе! — пригрозил офицер.

— Не шумите, Оля спит, — буркнул командир. — А вы действительно подумайте, кэп. Подумайте о том, что пришло время перемен. И что в такой ситуации должен делать экипаж малого истребителя класса «Черт». Вы как-никак у нас командир, не я.

— Вот именно! — буркнул офицер, недовольный своим непонятным положением в экипаже. — Но я подумаю. По инерционной нам долго до базы лететь…

— Вот и подумайте! Иначе профукаем Россию, как в прошлый раз, только окончательно! Я, например, уже подумал.