— Да пусть приезжают. Места для всех хватит.

Марта просияла.

— С одним условием, — затараторила она в трубку, — Я пришлю за вами мальчиков, а вы по дороге организуете нам обед. Я думала, мы перекусим в кабачке неподалеку, но здесь чудесное местечко для пикника, — она снова немного послушала, потом засмеялась, — Ладно, я сейчас их отправлю.

Она вскочила и принялась прыгать и размахивать руками, подзывая близнецов. Но видно, морок на нас был качественный, так как никто на нее внимания не обратил.

— Вот ведь скотенок! — ругнулась Марта, — Ладно, сейчас подойду и так хлопну его по заднице, что ни один морок не выдержит.

Когда троица возвращалась к нашему биваку, на них оборачивались не только женщины, но и мужчины, а один из близнецов потирал пострадавшую часть тела и с опаской косился на эльфийку.

Парни оделись и убежали к машине, а на лице Марты играла довольная улыбка.

— С этими клоунами невольно научишься два раза не наступать не грабли, — усмехнулась она и повела перед собой руками, — Вот так-то лучше. Спрятали они нас, как же! Телохранители! Теперь благодарная общественность может лицезреть нас во всей красе.

Я оглянулась по сторонам и поняла, что совершенно не разделяю ее самодовольных восторгов. Прямо на нас двигались Кирилл с Серегой и еще двумя какими-то парнями. И они нас уже заметили.

Уме

Видимо, Каролина действительно очень не хотела видеть меня на похоронах. Она постаралось и не пожалела денег, чтобы все произошло быстро, так что я успела впритык даже при том, что билет у меня был на утренний рейс. Каково же было мое удивление, когда едва выйдя из взятой напрокат машины, я оказалась зажатой с двух сторон между Шарлем и инвалидной коляской Хэнка.

— Как? — прошипела я, не слишком приветливо глядя на друзей.

— Хэнк позвонил, и я предложил вылететь немедленно, транзитным ночным рейсом, — невозмутимо пожал плечами Шарль.

— Ты сама не своя в последнее время, девочка, — Хэнк успокаивающие взял меня за руку, — Я подумал, что не стоит оставлять тебя одну в такой момент.

— А я подумал, что давно следовало познакомиться с твоей мачехой и ее сыном, — усмехнулся Шарль, — Он ведь родился после смерти твоего отца, не так ли? — он сжал мою руку и, наклонившись совсем близко, прошептал мне на ухо, — Я никому не дам тебя в обиду, Уме. Каких бы скелетов в шкафу ты ни прятала.

Я задохнулась от потрясения, поняв вдруг, что у Шарля запросто могло хватить ума сообразить, насколько "гипотетический" случай я предложила ему рассмотреть. А если он догадался, что Гордон — мой сын, то сказал ли об этом Хэнку? Я покосилась на ирландца, но тут же поняла, что, знай он правду, встретил бы меня совсем не такими словами. Да и Шарль не из тех, кто станет разбазаривать чужие непроверенные секреты. Я вдруг успокоилась и испытала прилив благодарности к ним обоим.

— Спасибо! — я поняла, что улыбаюсь искренне.

— Не за что, — сверкнул зубами Шарль.

— А зачем еще нужны друзья, — хмыкнул Хэнк, — Если тебя надо от кого-то здесь спрятать, ты только скажи.

— Надо! — решительно тряхнула я головой, — Я, конечно, познакомлю Шарля с Каролиной, но вот общаться с ней после похорон мне совершенно не хочется.

— И на поминки не останешься? — осторожно спросил Хэнк, видимо не доверяя моему вдруг поднявшемуся настроению.

— Сами помянем, — как-то очень жестко отозвался Шарль за меня, — Розалия была славной женщиной, я очень любил ее в детстве. И делить память о ней с посторонними мне совершенно не хочется. Я прав, Уме?

— Пожалуй, Шарль, — я вздохнула, — Ну, что? Пошли?

Я пообещала себе, что выдержу и ничем себя не выдам. Не прощание с Розалией. С ней я простилась два дня назад, уже зная, что больше никогда не увижу ее живой. Нет. Не взгляд на умиротворенное лицо лежащей в гробу пожилой женщины накрыл меня волной паники, а маленький мальчик в чопорном костюме-двойке с черной повязкой на рукаве, стоявший рядом с Каролиной и уставившийся на нас по-детски любопытными глазенками. У меня задрожали колени, и я мертвой хваткой вцепилась в рукав Шарля. Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее, словно передавая мне часть своей силы. Хэнк проделал странный маневр и оказался так близко ко мне, что я почти слышала, как трется штанина моих слаксов о колесо инвалидного кресла. Если даже я решила бы грохнуться в обморок, они бы мне не позволили. Мысль об этом заставила меня успокоиться. Почти десять лет мне казалось, что я совершенно одна в этом мире, и нет никого, кто мог бы понять и бескорыстно поддержать меня. Но вчера я узнала, что у моего сына есть отец, который никогда не бросит ни его, ни меня, а сегодня друзья пришли на помощь в эту трудную минуту.

Я заставила себя отвести взгляд от Гордона и осмотреться. Народу собралось неожиданно много. Я даже узнала кое-кого из соседей. Люди говорили о Розалии, вспоминая только хорошее. Шарль удивил меня, когда взял слово. От его речи веяло Новым Орлеаном и детством, ароматом специй и теплой лаской домашнего очага. Я словно наяву снова увидела Розалию хлопочущей у плиты. К горлу подкатил комок. Я знала, что мне тоже нужно будет что-то сказать, но у меня никогда не нашлось бы таких слов, чтобы выразить все, чем я была обязана Розалии. Мысли заметались в поисках подходящих выражений. Но вот уже Хэнк слегка подтолкнул меня в спину, и я оказалась на полшага впереди него. Взгляды обратились ко мне.

— Розалия вырастила меня, — я не узнала собственного голоса, — У меня никогда не было никого, ближе нее…

Люди смотрели на меня, а я не имела представления, как продолжить. Сказать хотелось слишком много, но никаких слов не хватило бы, чтобы высказать все.

— Это моя сестра? — звонко прозвучал в наступившей тишине тихий голосок Гордона.

Едва сдерживаемые рыдания вырвались из горла почти звериным воем. Хорошо, что на похоронах все приняли их за слишком бурное проявление скорби. Я метнулась за спину Шарля.

Снова зажав меня с двух сторон мои друзья принялись пробираться к выходу. Шарль успел сбегать на кухню и принести мне стакан воды. Во дворе, вдали от посторонних взглядов мне стало легче.

— Ты в порядке? — Хэнк сжал мне руки и пристально заглянул в глаза, — Если хочешь, можем уйти прямо сейчас.

— Нет, — я сделала несколько глубоких вдохов, — После моей истерики это было бы не совсем нормально. Останемся. Просто я больше не смогу туда зайти.

— И не надо. Ты хочешь поехать на кладбище?

— Я должна проводить ее, Хэнк.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — раздалось у меня за спиной.

Я вздрогнула. Каролина стояла в дверях, сдержанная внешне, но взгляд ее обещал мне все кары египетские. Почему-то именно это заставило меня разозлиться. И мобилизоваться.

— Познакомься с Шарлем, Каролина, — я сама удивилась, как ровно прозвучал мой голос, — Мы вместе выросли в Новом Орлеане, наши семьи дружили.

Я не могла не подпустить эту шпильку, зная, как ревниво относится Каролина ко всему, что связывало отца с прошлой жизнью, жизнью до нее.

— Мадам! — Шарль, как всегда был безупречен.

Уже через пару минут он обаял Каролину настолько, что легко заставил ее вернуться в дом. Я отогнала возникшее беспокойство. Если Шарль и попытается что-то выведать у нее о Гордоне, то не здесь и не сейчас. Не то время, не то место.

Мы все-таки поехали на кладбище. Хэнк с Шарлем поддерживали меня, когда я положила на гроб цветы. А потом мы сели в машину и отправились в ресторан, и я, наконец, перестала ощущать на себе неотступный сверлящий взгляд Каролины.

Шарля словно прорвало. Он так и сыпал воспоминаниями и историями из нашего детства и студенчества. Я сама не заметила, как отпустила туго натянутая внутри струна боли и страха, и я начала искренне смеяться и вспоминать вместе с ним. Хэнк, тихо похихикивал, слушая нас, иногда вставляя комментарии.

Непонятно почему, из рассказов креола выходило, что мы были влюблены друг в друга чуть ли не с пеленок, и не было пары счастливее нас, пока мы были вместе. Но в то же время в них не мелькало ни тени ностальгии или сожаления об ушедшем и не сложившемся. Хэнк тоже, видимо, это почувствовал.