— А ваши друзья из банка «Аллардайс» отдали должное фирме «Пикокс»? — протяжно произнес Мартин.

Харриет медленно опустила чашку, наслаждаясь моментом.

— Я думаю, да, — сказала она. — Я надеюсь, вы будете согласны.

Она вынула из портфеля свои бумаги и разложила их по порядку.

А затем, не сверяясь с ними, она рассказала своим партнерам, что она для них сделала.

Лендуиты предложили на продажу четырнадцать процентов своих акций и получили обратно свои первоначальные тридцать пять процентов.

Харриет не нужно было объяснять, что принесет им выпуск акций во вторник и сколько будут стоить оставшиеся у них акции после закрытия биржи.

Их инвестиции в «Пикокс» были рискованными. Теперь они с триумфом возвращались, летя на золотых крыльях.

Она заметила, как в то время, когда она говорила, в их глазах загорелся огонек. Они не улыбались, ни один из них, они также не потирали рук, но она видела, как воспарили их души. Тогда это была их общая и личная причуда. Их волновали не деньги, потому что им не нужно было больше денег. Это было просто слушанье цифр и подсчет власти и славы, которую дает прибавление денег.

Наблюдая за ними, Харриет размышляла, действительно ли они ей нравятся. Но она также знала, что нравятся они ей или нет, она с ними связана. Она перешла на их сторону, и она тоже чувствовала ответственность. Она чувствовала ее и пальцами на руках и ногах, и тем, что у нее внутри.

— Ну вот, — удовлетворенно закончила Харриет. — Робин, можно еще чашку чая?

Мартин взял чашку и снова наполнил ее. Когда он подошел к ней и протянул ей руку, Харриет пожала ее.

— Мои поздравления, — сказал Мартин. — Я убежден, вы знали, что я был менее уверен в вашем предложении, чем Робин. Я не сомневаюсь, вторник докажет, что я был неправ, и я этому рад. Отлично сделано, Харриет.

— Вторник докажет, заслужила ли я поздравления, — ответила Харриет.

Она понимала, что будут еще и другие моменты, о которых не было сказано. По тому, как он смотрел на нее, и по прикосновению его руки Харриет поняла, что он хотел ее. В прошлом она могла только делать предположения, теперь же она знала наверняка. Она также осознавала, что его желание было таким же определенным и соизмеренным, как курс на момент закрытия биржи, и одновременно было ясно, что завтра появятся новые актуальные проблемы, которые вытеснят ее.

Она приняла дань и посмотрела мимо него на Робина.

Мартин весело сказал:

— Аннунзиата ждет, чтобы я взял ее послушать Паваротти сегодня вечером. Я лучше сменю обстановку. Спокойной ночи вам обоим.

И он закрыл за собой дверь.

Робин сразу же встал и подошел к Харриет. Она заметила удовлетворение на его лице, вызванное тем, что она была с ним и что Мартин ушел не только для «Пикокс», но и для самой Харриет. Она тоже это приняла.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Робин.

Харриет улыбнулась, встретившись с ним глазами, а затем наклонилась вперед, упершись в него лбом.

— Горячо, — прошептала она.

Робин прижал ее ближе.

— Горячо, как это?

Одной рукой он расстегнул пуговицы на ее льняном жакете и бросил его на пол возле ее ног. Он расстегнул маленькие жемчужные пуговки на ее блузке и распахнул ее. Его рука коснулась груди.

— Прохладнее?

Харриет отрицательно покачала головой.

— Нет. Даже наоборот. Но это офис, Робин. Это бизнес.

— Ты думаешь слишком много об этом чертовом бизнесе.

Его лицо потемнело. Она увидела, что он не может больше притворяться.

— Сними это сейчас же, — он рванул ее шелковую блузку, и она услышала слабый звук разрываемой ткани.

Харриет огляделась — стол и экраны с котировками на час закрытия биржи, ряд телефонных аппаратов, ожидающих звонка.

— Здесь, — прошептала она.

— Здесь и сейчас, — скомандовал Робин. Он нажал на кнопку. — Никаких звонков. Не прерывать.

Потом он быстро подошел к двери и запер ее.

Харриет могла бы засмеяться, но она была возбуждена. Она сбросила блузку и спустила юбку в следующую кучу. Затем под взглядом Робина она сбросила с себя белье. Затем обнаженная она медленно повернулась на пятках, вытягиваясь и чувствуя холодный воздух на своей коже. Это было так эротично — ощутить себя стоящей здесь голыми ногами на прекрасных коврах под хорошими картинами в то время, когда котировки на час закрытия лондонской биржи мелькали на экранах Робина у нее перед глазами.

— Подойди, — тихо сказал Робин.

Он гладил ее руки, бедра и обвил руками ее талию. Когда он притронулся к ней, она почувствовала, что горит. Она ослабила узел его галстука и расстегнула пуговицы на рубашке, чувствуя свежий хлопок под своими пальцами. Ее рука опустилась, нашла молнию на его брюках и ловко расстегнула ее. Ведомая неожиданным императивом, Харриет опустилась на колени и взяла его орган в рот. Ее язык двигался вдоль него, а губы были сжаты над гладкой головкой.

По мере того, как она двигалась, поднимая и опуская свою наклоненную голову, Харриет стало совершенно ясно, чего же она хочет. Она хочет иметь и Робина, и Мартина, и «Лендуит Эссоушиэйтс» — всех вместе, получив их себе и используя для своего собственного удовольствия, как награду за свою энергию и свой успех. Она была полна энергии, и она управляла ею значительно глубже, чем Робин это когда-либо делал. Робин чувствовал ее рот и ее горло, она хотела проглотить его, уничтожить его. Он промычал над ней:

— Я кончаю, Харриет.

Она подняла голову и встала. Робин отклонился назад на угол своего стола. Его глаза были устремлены на нее жадно, с желанием, соответствующим ее собственному. Одним движением Харриет приподнялась и с изящной сосредоточенностью обхватила его за шею. Она обвила ногами его талию, и он вошел в нее, наполняя ее волнами тепла и света, которые распространялись вверх в ее сердце и голову.

Неистово Харриет получала то, что хотела, не просто Робина, а все то, что он символизировал. Это сильно, глубоко возбуждало.

Она хотела погрузить свои зубы в горло Робина, глубоко зарыть свои пальцы в мышцы его спины. Они оба были сильными, но они были также отвлеченными и изменчивыми, практика и теория сошлись вместе. Она закрыла глаза на стены и картины, а вместо них увидела уравнения, запутанные формулы, связывающие секс, энергию и деньги. Она подумала в это мгновенье, что она ясно видит мир и читает его секреты. Она также была слепа и беспомощна, сбитый с толку свидетель своего собственного страстного желания. Голова Харриет откинулась назад.

Она не вспомнила почти такой же сцены из другой эпохи — дверь в студию Лео. Но здесь не было жены, которая неожиданно появилась в тишине, и разоблачения через открытую дверь. Дверь была заперта, а секретарша Робина охраняла их, ничего не подозревая. Харриет была забывчива. Они никогда так полностью не отдавалась своим чувствам, никогда не получала того, в чем так жестоко нуждалась. Это было похоже на то, что человека разбудили и оставили одного. Она прошептала:

— Робин.

Но это была значительно больше, чем Робин, то, что она в действительности звала. Ее рот открылся в долгом беззвучном крике.

Позже они прильнули друг к другу, дыша одинаковыми короткими вздохами. Голова Харриет лежала на плече Робина. Она видела рядом со своими глазами красные пятна, которые оставили ее пальцы.

Робин приподнял ее, а потом опустил в кресло. Она чувствовала себя такой же мягкой и бессловесной, как тряпичная кукла. Робин открыл шкаф и взял рубашку в шуршащей упаковке прачечной. Он разорвал бумагу и расстегнул пуговицы. Потом он протянул ей рубашку. Харриет завернулась в нее, вновь осмотрев комнату. Она удивилась, что снова владеет собой, и почувствовала себя несколько неловко.

Робин зашел в ванную, которая располагалась рядом с его кабинетом, а затем вышел одетым с гладко причесанными волосами. Харриет поплотнее запахнула на себе холодную хлопковую рубашку и поджала под себя ноги. Робин приблизился, а потом, глядя ей в лицо, встал перед ней на колени. Харриет посмотрела ему в глаза. Она знала, что волосы ее взъерошены и что ее губы покрыты синяками.