— Вы не спустите их в канализацию, — сказала она звонко. — Я обещаю это. Это хорошее капиталовложение. Спасибо, мама. Спасибо за доверие.

Тихо, как будто несколько пораженная тем, что она обещала, Кэт сказала:

— Кроме того, я хотела бы сделать это и ради Саймона тоже. А как насчет Саймона, Харриет?

— Сейчас он не получит ничего. Пока еще нечего получать. Когда придет время, он получит справедливую долю.

— Я знаю, ты сделаешь все правильно, — произнесла Кэт.

— Итак, я предлагаю десять процентов тебе, мама, и по пять процентов Кену и Лизе. Конечно, если ты хочешь включить их.

Кэт была довольна:

— Конечно, мне это нравится.

Харриет протянула руку:

— По рукам.

Все трое ударили по рукам.

— Выпейте ваше шампанское, — приказала Харриет. — Думаю, что это следует отметить.

Они оставили вторую бутылку шампанского до возвращения Лизы. Она пришла немного позже, раздраженная дневными делами и часом пик, надутая и хорошенькая в своей теплой ярко-красной куртке. Ее глаза устремились на бутылку и бокалы.

— Что происходит, мама? Вы выиграли в почтовый тотализатор?

— Харриет получила большой заем для нового дела.

Выражение лица Кэт представляло собой смесь различных чувств.

Она гордилась Харриет и тревожилась за нее, но она всегда сознавала существование старого соперничества между ее дочерьми и никогда не перехваливала одну перед другой. Она также страстно желала, чтобы все было хорошо, как она всегда неуверенно говорила себе. Не должно быть ссор сегодня вечером, да и, вообще, никогда, если только это возможно. Когда Харриет наблюдала за этим маленьким сражением внутри матери, она возмущалась, но и любила ее за это еще больше.

— Это повод для того, чтобы выпить. — Лиза поставила бокал, чтобы его наполнили.

— Мы собираемся стать акционерами. Разве это не прекрасно?

Лиза подняла на сестру брови, и Харриет разъяснила ей договоренность.

— Мне? — радостно воскликнула Лиза. — Наконец-то и я стану отвратительным капиталистом.

— Благодаря маме. Но теперь ты больше не сможешь покупать себе одежду по себестоимости в «Степпинг».

Лиза взглянула на нее:

— Успехов, успехов всем нам. Приготовить мне парадный обед? Ты останешься?

Харриет унаследовала от Кэт не слишком большую любовь к кухне. А Кен и Лиза были кулинарами.

— Только на этот вечер. — Никаких покушений на территорию Лизы. — Мне бы хотелось пообедать.

Лиза весело трещала и напевала над плитой, а Харриет накрывала круглый стол в столовой. Кэт нашла в шкафу новые розовые свечи и вставила их в стеклянные подсвечники, а Кэн спустился вниз в свежей рубашке и зеленом кардигане с обтянутыми кожей пуговицами.

Свет свечей дрожал и создавал уют, а они, когда сели обедать, почувствовали, что они — семья, сидящая вокруг стола.

После того, как поели, Кэт протянула руку, чтобы сказать что-то важное. Остальные трое после веселых протестов послушно успокоились.

— Я просто хочу сказать, Харриет, что бы ни случилось, не перебивайте меня, что бы ни случилось, а я не столь прозорлива, как ты, и поэтому не могу предсказать, что произойдет, что бы ни было, я хочу, чтобы ты знала, что мы все на твоей стороне. Мы все с тобой. Кен, Лиза, это так? Если что-то произойдет, мы сможем помочь тебе, дорогая, тебе надо только попросить.

И Кен поднял бокал, наполненный теперь праздничным шампанским из его собственного подвала, и прокричал:

— Все так, дорогая. Я полностью за то, что сказала Кэт.

— И я, — глаза Лизы сверкали, и ее красная губная помада очень подходила к качающимся красным пластиковым шарикам в ее серьгах.

Они пили вместе, Тротты и Пикок.

— Спасибо вам, — просто сказала Харриет.

Она подумала о том, что она счастлива. У нее есть друзья и семья, и ей больше ничего не нужно.

Пришла весна. Сырая и холодная, но она должна была бы быть субтропической, чтобы Харриет заметила ее.

Она продала свою долю в «Степпинг», вернула долг Кену и положила двадцать тысяч фунтов на счет «Пикокс». На тот же счет были переведены деньги «Лендуит Эссоушиэйтс» и Кэт. Харриет и Робин официально стали деловыми партнерами.

Она назначила в совет фирмы высококвалифицированного бухгалтера по персональной рекомендации Мартина, а также приняла технического эксперта, работающего в производстве игрушек, на неполный рабочий день. Эксперт, которого звали Грэм Чандлер, вступил в бой с мистером Джепсоном и легко выиграл. Технологический процесс был согласован, и «Головоломка» пошла в производство. Капитал Лендуитов пошел на счет «Пикокс», как кровь из крупной артерии.

«Головоломка» продавалась, но это еще не было настоящей продажей.

Розничные торговцы заказывали ее десятками и двадцатками вместо того, чтобы заказывать сотнями. Харриет превратилась в машину, просто автомат, она звонила людям, которых никогда не видела, номера, имена и бестелесные голоса следовали один за другим. Она говорила с ними нежным голосом, вкладывая в голос улыбку.

Она общалась со всеми, кто мог бы упомянуть «Головоломку»: с журналистами со своими изданиями, диск-жокеями с их программами, редакторами, их помощниками, помощниками помощников, и так, вплоть до школьников выпускных классов, подрабатывающих завариванием чая. Она беседовала с любым, если существовал хоть малейший шанс, что этот человек может помочь ей получить известность.

Она могла покупать рекламную площадь и тратила на это так много денег, как только могла, но было значительно труднее получить беглое упоминание между делом, среди новостей, совершенно независимо, если не считать ее усилий по обеспечению этого. Просматривая заявки, Харриет начала понимать то, о чем раньше только догадывалась.

Только выработав правильную политику рекламы, она сможет создать настоящую известность «Головоломке». Это было трудно еще и потому, что она могла определить эту известность не иначе, как колебания эфира, которые должны окутывать людей в магазинах, заставляя покупать игру.

Шел апрель, а «Головоломка» должна быть запущена в августе. Сейчас требовалась предварительная реклама, шорох в воздухе, который мог бы стимулировать закупщиков, просто привлечь их внимание. Без этого «Головоломка» утонет в массе других рождественских игр. Харриет нахмурилась и потянула к себе телефон. Ее ухо заболело от прижатой телефонной трубки. Она набрала один номер из своего списка и назвала имя.

— Синди слушает.

Харриет разговаривала с Синди и раньше. Она работала исследователем в коммерческой радиокомпании на севере Англии.

— Привет, Синди, как дела? — улыбка в голосе должна быть обязательно. — Это Харриет Пикок. Вы помните? Я разговаривала с вами по поводу «Головоломки».

— Да, конечно, привет, — звук призрачной дружбы. — Я говорила Джону, и он заинтересовался.

Джон был составителем и ведущим периодических музыкальных и разговорных программ. Харриет пыталась уговорить Синди, чтобы та убедила Джона сыграть в «Головоломку» в своей программе, пригласив, возможно, некоторых местных знаменитостей, медсестер из больницы или победителей телевикторины. Кого угодно, для того чтобы делать что угодно, но только с «Головоломкой».

— Очень хорошо. Когда он сможет заняться этим?

— Это надо делать вовремя. Джон считает, что пока еще рановато.

Харриет тоже начинала понимать, что нет разницы между слишком рано, слишком поздно, а также не вовремя. Слушая, она машинально рисовала рожицу в своем блокноте, а потом резко начертила стрелу, пронзающую голову.

— Он считает, что было бы лучше сделать это в районе дня выпуска. Вы знаете, когда игра действительно будет в магазинах? Какого числа?

— В августе. Я пришлю вам еще одну подборку для печати. Там много интересного, Синди. Пресса — это то же, что и радио. Дайте это на радио, и вы будете первыми, от кого это услышат. Я знаю, что Джон любит быть первым.

Это был деликатный намек на то, что, если он почему-либо потерпит неудачу, то это произойдет по вине Синди.