(Халид): От этого они бегом примчатся.

Хассан поднялся на ноги и направился к разрушенному входу, на ходу перезаряжая оружие.

(Халид): Забираем объект и уходим отсюда, пока нас не поймали.

Хассан не заметил, как Сигиллит вошёл в комнату. Только что он был один, а в следующий момент уже смотрел прямо на пожилого человека с накинутым капюшоном, стискивающего посох. Он собрался.

(Сигиллит): Прости, что заставил тебя ждать, капитан. У лорда Дорна благие намерения, но он так и не овладел умением быть кратким.

Хассан сцепил руки за спиной и вытянулся по стойке смирно. Он чувствовал, как набирает темп его пульс, стуча по венам его шеи. В человеке, который стоял перед ним, было что-то нервирующее. Он ощущал необъяснимое желание отвести глаза.

Сигиллит был тщедушным, его сутулость делала его малорослым, а его руки стискивали мерцающий посох словно бы в поисках опоры. Но несмотря на всю хрупкость этого человека, Хассан ощущал излучаемую им спокойную силу, словно бы идущую из глубокого и леденящего колодца. "Он её не скрывает. Он может уничтожить всё вокруг нас одним мановением руки".

Сигиллит поднял костлявую руку к своему капюшону и откинул ткань назад. На свет появилось старое-старое лицо с желтоватой иссохшей кожей, изрезанное глубокими морщинами. Из измождённой плоти выпирали кости, да так сильно, словно это был лик самого Голода. Но его глаза были полны жизни, это были глубокие, подвижные глаза, которые двигались едва ли не с птичьей стремительностью. Хассан на короткий миг был пойман их взглядом, и почувствовал, как у него пересыхает во рту. Затем Сигиллит отпустил его. Он прошёл к низкой софе и опустился вниз. Он двигался с запинками, как человек, когда-то натренированный до пика физической формы, но с тех пор перенёсший ужасные ранения. Это было до странности трогательное зрелище.

Малкадор откинулся назад, его мрачное лицо чуть смягчилось, напряжённые черты расслабились. Он отложил посох в сторону и устроил свои морщинистые руки на костлявых коленях.

(Сигиллит): Сядь.

Хассан сделал так, как ему было сказано, пройдя к кожаному креслу, которое стояло напротив софы. Он чувствовал, что у него дрожат руки.

(Сигиллит): Выпьешь?

Малкадор бросил взгляд на графин, который стоял на столе между ними. Как только он об этом упомянул, Хассан почувствовал, что у него в горле горит от жажды.

(Халид): Нет. Благодарю вас.

Малкадор налил себе бокал чего-то, по виду похожего на вино. Он поднял его к своему ястребиному носу, давая напитку поблагоухать какое-то время.

(Сигиллит): Я помню времена, когда во Франкии имелись вина.

Он отпил малую толику, покатал во рту и сглотнул.

(Сигиллит): Настолько же сейчас проще. Оно даже такое же хорошее на вкус. Хм. Или нет? Откуда бы нам знать? Кто ныне жив из тех, чья нога ступала по виноградникам старины?

Он задумчиво поджал свои тонкие губы.

(Сигиллит): Кое-кто из нас помнит.

Затем его глаза вскинулись вверх, немигающие, как у хищной птицы.

(Сигиллит): Чем ты занимался в Гипте?

(Халид, после паузы): Тайное задание, лорд. Приказы, полученные из Дворца, секретность и войсковой приоритет самого высшего уровня. Нам дали координаты, сроки, доступ к армейскому транспортнику. И затем мы отбыли.

(Сигиллит): Это было всё?

(Халид): Мне было сообщено… местоположение одного бункера… Я его проверил, точно также, как всегда… Я до самого конца думал, что всё идёт правильно.

Малкадор кивнул.

(Сигиллит): До самого конца.

Хассан почувствовал, что у него вспыхивают щёки. Тот удар по самолюбию ещё не забылся.

(Халид): Возможно… если бы мы знали, что мы разыскиваем…

(Сигиллит): Но это убило бы саму идею, разве нет? При твоей профессии осведомлённость опасна, она опасна при любой профессии. Если бы это зависело от меня, знания строго нормировались бы, они отмеривались бы тем, кто в состоянии с ними управиться, — дюжине душ, не более того. Двенадцать достойных людей способны руководить безграничной империей, если только они сохраняют верность своему призванию.

Его лицо помрачнело.

(Сигиллит): Хотя этого никак нельзя гарантировать, не так ли? Даже у сильнейших есть свои изъяны — такова уж трагедия нашей расы.

Хассан пытался слушать, угнаться за мыслью. Ум Малкадора, казалось, свободно блуждал, переходя от текущих дел к далёким проблемам управления Галактикой. Хассан начал задаваться вопросом, был ли старик полностью в своём уме. И тогда на губах Сигиллита неожиданно заиграла улыбка. Как и все его телодвижения, она несла в себе компромисс, сочетая и горечь, и веселье.

(Сигиллит): Император и я ведём полемику. Она продолжается уже долгое время, и сейчас, когда он исчез, мне недостаёт наших дискуссий. Такой могучий интеллект! Прямолинейный, но могучий. И — совсем редко — даже чувство юмора… в некотором роде. Можешь в это поверить?

Хассан настороженно слушал, он не понимал, что Малкадор имел ввиду, когда сказал, что Император исчез. Это не так, конечно же нет — куда бы ему исчезнуть? Хассан хотел спросить, но Малкадор продолжал говорить, словно отлучка Повелителя Человечества с извечного престола власти была каким-то пустяком, вряд ли стоящим того, чтобы на нём задерживаться.

(Сигиллит): Вот суть нашей полемики. Он полагает, что задача правителя состоит в том, чтобы вывести себя из употребления, так что его место займут его подданные — когда они достигнут достаточной зрелости. Я не согласен. Я не думаю, что нам вообще когда-нибудь хватит зрелости для этой задачи. Я считаю, что ни одному человеку, кроме него, никогда не достанет сил, чтобы сплотить человечество, пусть даже на один миг. Он, знаешь ли, совершенно исключительный, причём, возможно, в таких аспектах, что он даже сам этого не понимает.

Малкадор искоса смотрел на Хассана острым взглядом.

(Сигиллит): Так что думаешь, Халид? На чью сторону встанешь — его или мою?

Хассан помедлил, делая глубокий вдох. Он не знал, то ли считать себя польщённым тем, что его спросили, то ли оскорбиться.

(Сигиллит): Не мнись! Выбирай!

(Халид): Я собирался сказать… Я собирался сказать, что Император всегда будет вести нас. Это то, чему нас учат… то, во что я верю!

(Сигиллит): А… Хорошо сказано… Тогда ты со мной. И ты прав, конечно же. У него такие высокие устремления в отношении нашей расы. Слишком высокие, возможно, поскольку он не всегда отдаёт себе отчёт в собственной незаменимости. Но… Всегда ли он будет рядом? Это огромный вопрос. Это нынешнее испытание.

Сигиллит свёл руки вместе, соединяя кончики пальцев. Вид у него был отсутствующий.

(Сигиллит): Война за Трон уже началась. Даже сейчас я чувствую на нас взгляд Архипредателя, он давит на мой разум, как раковая опухоль. Я слышу голоса его братьев вокруг него, плетущих заговор вместе с ним… и против него… Я помню, какими они были, каждый из них, и в замысле, и в действительности. Я вижу, кем они стали сейчас, и иссыхание их душ наполняет моё сердце болью. Они высвободили силы, которыми не могут управлять. Их обманывали… и не только враги. Меня сокрушает быть этому свидетелем.

Хассан не знал, продолжать ли ему слушать. Он внезапно почувствовал себя так, словно бы совал нос в чьё-то глубоко личное горе.

(Сигиллит): Знаешь, из них всех, если бы я мог спасти лишь одного, то это был бы Лоргар. Даже при том, что он меня презирает, даже при том, что он… причинил мне боль. Он был такой хрупкой душой, такой нежной и такой ранимой. Мы могли бы обойтись с ним получше. Совершили ли мы ошибки в отношении некоторых из них? Наверняка. Хотя я чувствую, что время их исправлять уже давным-давно прошло…

Хассан наблюдал. Он выжидал. Мало что из сказанного Сигиллитом имело для него смысл. Он спрашивал себя, не было ли происходящее частью испытания или каким-то замысловатым способом его подловить. Если так, то это выглядело таким надуманным, таким… ненужным, безжалостнее, чем ему требовалось быть. Сигиллит поднял на него глаза с выражением терпения на лице.