И еще один корабль.

Он шел прямо сквозь огненную бурю, поглотившую «Моргельд». Вонзался в сердце битвы, как клинок ассасина.

— Кровь Горгона, нет… — прошептал он.

Электромагнитная волна от уничтоженного «Зета Моргельда» мешала идентифицировать корабль. Рассекая пространство, как нож, он вышел на расстояние для выстрела между «Сизифеем» и «Малькиантом».

— Что, во имя Ферруса… — начал Тиро, вскочивший с кресла, когда тоже увидел реальное изображение ауспика. — Еще один корабль?

— Он стреляет! — крикнул Сайбус.

— В кого? — требовательно уточнил Тиро.

Ответ на вопрос они получили, когда по борту «Малькианта» прошла серия взрывов. Блестящие лучи лазеров сорвали его щиты, как бумагу, а сделанные в упор залпы с нескольких орудийных палуб распотрошили корабль Альфа-легиона с тщательностью мясницкого секача.

Новоприбывший не уступал «Малькианту» в скорости, и разрушительные бортовые орудия все били и били по предательскому кораблю. Сокрушительный поток огня смял бессильное судно за считанные мгновения, а финальный веер торпед завершил дело, оставив от «Тета Малькианта» лишь расширявшееся облако радиоактивных обломков.

Никогда раньше Велунд не видел, чтобы корабль убивали так быстро и эффективно.

— Не знаю, кто командует этим кораблем, но он мастер пустотных боев, — сказал Сайбус, восхищенный жестоким уничтожением корабля.

— Кто это, черт возьми? — спросил Тиро. — Велунд! Под флагом какого легиона он летает?

— Посылаю запрос, — ответил Велунд, склоняя голову набок и прислушиваясь к грязному от помех ответу их вокс-бусины в ухе.

Сначала он решил, что ослышался. Возможно, электромагнитное возмущение исказило слова их капитана, или же помехи заставляли его слышать то, что он хотел услышать.

— Сабик, — позвал Шарроукин. — В чем дело?

Велунд поднял на него изумленный взгляд.

— Это Медузон, — сказал он. — Это Шадрак-чтоб-его-Медузон…

Слова Велунда встретили пораженным молчанием. Шадрак Медузон из Сорргола. Военачальник и Связующий кланы. До «Сизифея» доходили обрывки слухов, что за серией карающих ударов по врагам в секторах Оквет, Инстар и Момед стоял именно Медузон.

Но Двелл стал началом конца.

Он был краеугольным камнем в обороне Медузона, и его потеря разрушила казавшийся незыблемым миф о его непобедимости. По теневой сети, связывавшей силы расколотых легионов, о Медузоне передавались противоречивые сведения: что он погиб на Двелле, что он до сих пор сражался с предателями, что Сыны Гора вырезали ему сердце…

Но не это.

— Медузон, — выдохнул Тиро, словно не смел в это поверить. — Ты уверен?

— Кольцевые структуры в шифровке вокса совпадают в точности, — ответил Велунд, считывая свежие данные с корабельного ауспика. — Это «Железное сердце». Это он, должен быть он.

Тиро слышал в голосе Велунда отчаянное желание. Он испытывал такое же.

Годы после Исствана оказались тяжелее всего, что он когда-либо переживал, — чем кто-либо из Железного десятого когда-либо переживал. Смерть Ферруса Мануса лишила их какой-либо определенности, а эта новая форма войны отняла величайшую силу, взращенную в них генетическим отцом: братство.

— Они запрашивают разрешение взойти на борт, — сообщил Велунд. — Один «Громовой ястреб».

На палубу спустился Никона Шарроукин.

— Откажи им, — сказал он Велунду. — Отключи вокс.

— Что? Почему?

— Отключи его и улетай отсюда.

Тиро встал с командного трона и произнес:

— Это корабль Железных Рук, Шарроукин. У тебя здесь нет права голоса.

Гвардеец Ворона обернулся и уставился на Тиро черными как смоль глазами.

— Мы не знаем, кто это, — сказал Шарроукин, ткнув пальцем в сторону размытого силуэта «Железного сердца» на главном экране. — Может быть, это Шадрак Медузон, а может, это вражеский корабль, пытающийся заманить нас в ловушку.

— Коды проверку проходят, — заметил Велунд. — Подделать их невозможно. Их может знать только истинный сын Медузы.

— Сабик, ты забыл все, что мы делали? — спросил Шарроукин. — У нас есть Криптос и возможность взламывать шифры предателей. Откуда вам знать, что предатели этого не могут?

Тиро знал, что Шарроукин прав, но в сердце Железноруких была пустота, заполнить которую можно было, лишь восстановив легион.

— Возможно, ты прав, Шарроукин, — сказал он, — но если есть хоть какой-то шанс, что это действительно Шадрак Медузон, мы обязаны удостовериться.

Шарроукин покачал головой.

— Нет. Мы стоим одни и одни сражаемся. Именно так работает эта форма войны. Никак иначе.

— Здесь не шахты Ликея, Никона, — сказал Велунд.

— Ты прав, — ответил Шарроукин. — Не шахты. А хуже. В темноте Ликея легко было понять, кого надо убить. Здесь такой уверенности нет.

— Довольно, Шарроукин, — сказал Тиро. — Придержи язык.

— Брантан бы этого не позволил, — ответил Шарроукин.

— Капитана Брантана здесь нет, — огрызнулся Тиро. — Зато здесь я. На «Сизифее» — не демократия, и я не позволю тебе оспаривать мои приказы. Велунд, отправь «Железному сердцу» ответ: мы примем их на носовой посадочной палубе.

— Ты уверен, что они мертвы? — прогрохотал Игнаций Нумен, закидывая в шлюз очередной труп. — Может, для большей надежности мне стоит отрезать им головы?

Тарса не знал, шутит ли Железнорукий или нет. Логичней было бы предположить, что нет, но из-за покрытой ожогами кожи и красных оптических протезов-целеискателей узнать точно было нельзя.

Нумен был одним из немногих свидетелей гибели Ферруса Мануса, и его броню покрывали вырезанные имена павших боевых братьев. Исстван отнял у сынов Императора всякое желание улыбаться, и особенно это касалось Железного десятого. У Тарсы хотя бы теперь была надежда, что ему еще доведется увидеть Вулкана. Для нее не было реальных оснований, если не считать того, что никогда не видел самой смерти примарха.

И видение с братом-Саламандром…

Все лишь искра надежды — но она была.

— Ну? — спросил Нумен, уже доставший боевой клинок.

Тарса покачал головой.

— Уверяю тебя, брат Нумен, они абсолютно мертвы. Такой уж эффект у аутопсии. Хотя я согласен: странно, что даже после смерти их кожа сохраняет яркий бронзовый оттенок.

Нумен прочитал слова Тарсы на оптике и согласно буркнул. Он кивнул и убрал оружие. Взяв очередное тело блестящей от металла рукой, он потащил его к шлюзу.

— Скажи, апотекарий, — произнес Нумен, — Альфа-легион происходит с вулканического мира, как твой?

— Ноктюрн — горячий мир, — ответил Тарса, вставая на колени рядом с одним из мертвых легионеров, чтобы изучить его невыразительно лицо, — но причина моего цвета не в нем.

— Не в нем?

— Нет, — повторил он. — Особая фоновая радиация на Ноктюрне сильно реагирует с зиготой меланохрома в генетической структуре нашего примарха, что радикально меняет пигментацию кожи к его сыновей.

— Даже рекрутов с Терры? — спросил Нумен.

— У любого легионера-Саламандра, с Терры он или с Ноктюрна, будет кожа как у меня, — сказал Тарса, моргнул и заставил глаза засветиться алым. — И глаза у него будут гореть огнем, как у меня.

Нумен задумался.

— Ты не ответил на мой вопрос, — заметил он наконец.

— Я не могу ответить, потому что, по правде говоря, ничего не знаю о родном мире Альфа-легиона, — сказал Тарса.

— Как и я. Тебе это не кажется странным?

— Каким образом?

— Я знаю про Фенрис, Ноктюрн и Хтонию, — сказал Нумен. — Но ничего не знаю о мире, сформировавшем Двадцатый.

— Почему это важно? — спросил Тарса.

— У каждого легиона культура является частью его метода ведения войны, и знание о происхождении воина помогает с ним сражаться, — пояснил Нумен. — Я пробовал лед Фенриса, потому понимаю дикие сердца Русса и его свиты. Макрагг рассказал мне о практичных воинах примарха Жиллимана. Но Альфарий и его сыны… О них мне ничего не известно.