Это был не дом.
Он обнаружил себя лежащим в позе эмбриона на какой-то жесткой поверхности. Где он? В глазах все плыло, взгляд не желал фокусироваться. Впереди маячило какое-то светлое пятно. Энергично моргнув несколько раз, Иван добился, что зрение стало четче, и светлый овал обрел форму, превратившись в широкий дверной проем, забранный решеткой. Правда, движение век вызвало в голове такой взрыв боли, что Иван против воли дернулся и сразу же обнаружил, что руки у него за спиной и что-то их там удерживает. Что за притча? — подумал Иван, и попробовал пошевелиться еще раз. С тем же успехом. За спиной что-то металлически брякнуло. Наручники что ли? Вот те раз!
— Эй, начальник! — раздался откуда-то с боку визгливый женский голос, — парнишка, кажись, очухался. Ты просил сказать…
Иван скосил глаза и различил в паре метров от себя фигуру. Кажется женскую, в светлом, то ли пальто, то ли плаще.
— Проснулся родной? — участливо спросила «кажется женщина» и крикнула в сторону решетки. — Наручники с него снимите ироды, без рук ведь парень останется!
Иван неуклюже заворочался и сел на лавке. Рук пониже локтей, он и впрямь не чувствовал.
— Ты говорят, буянил очень, — обратилась к нему добрая женская особь, — Я аж испугалась, когда тебя в камеру бросили… совсем невменяемый, думаю: загрызет еще… а ты уснул тут же…
Ее рассказ прервали шаркающие шаги, и по ту сторону решетки появился человек. В камере стало темнее. Человек был, что называется, поперек себя шире.
Иван напряг глаза, морщась от головной боли. Человек был в милицейской форме. Круглая голова с седоватым ежиком волос. Плечи, наверное, метровой ширины. На них погоны, кажется, старшины. Загремели ключи, и решетчатая дверь отворилась с неприятным скрежетом. Старшина некоторое время громоздился над Иваном этаким «Каменным гостем», разглядывая его словно некую диковинную зверушку, затем скомандовал:
— Подъем!
Иван с трудом выполнил команду. На теле, кажется, живого места не было — болело каждой своей клеточкой.
— Сними с него браслеты, дуболом! — пискнула из своего угла женщина.
— Заткнись, шалава! — не оборачиваясь, буркнул милиционер. Несмотря на нарочито грубый тон, голос у него был не злой. — Ну-ка, поворотись-ка сынку.
Щелкнуло, и Иван почувствовал, что руки свободны. С трудом вытащил их из-за спины и принялся растирать онемевшие запястья и кисти.
— Видать шибко на тебя ребята злые были, — тон у «человека-горы» был примирительный, — крепко ты их приложил… Ваську Калягина в больницу пришлось отправлять… Оправиться не желаешь?
Иван молча кивнул, чувствуя, что если откроет рот хотя бы для единого слова, его тут же вырвет прямо на доброго старшину.
— Дверь в сортир направо, — напутствовал его милиционер, — и смотри, не выкинь чего! Со мной не забалуешь, не посмотрю, что ты морпех… а к сроку твоему добавка выйдет.
«К какому еще сроку?» — хотел спросить Иван, но не спросил — приступ тошноты скрутил особо свирепо, заставив поспешать к унитазу.
Его чуть не вывернуло наизнанку, а легче не становилось. Попил холодной воды из-под крана, набирая ее в ладони. Поплескал на лицо и, наконец, посмотрел в маленькое треснутое зеркало над умывальником. Лучше бы он в него не смотрел. В существе, глядящем на него из зеркала, прежний Иван, довольно таки симпатичный парень, узнавался с большим трудом. Опухшее потерявшее форму лицо; фингалы под обоими глазами, засохшая кровь под носом; вместо губ оладьи. Зубы? Кажется, все целы, что удивительно. Интересное ощущение — словно выпил не воды, а водки. Как говорится, заколбасило по старым дрожжам. В голове, и без того неясной, все поплыло. Захотелось упасть обратно на лавку и отключиться. Но вопрос, который он так и не задал старшине, свербел в мозгу раскаленным гвоздем.
— К какому сроку? — спросил он, едва извлекшись из туалета.
— Что? — удивился, было, милиционер, — а-а… ты не помнишь, что ли ничего? Да начудил ты парень изрядно. Я тут почитал твой протокол… лет на пять, минимум… тут тебе и злостное хулиганство, и нанесение тяжких телесных… и оказание сопротивления сотрудникам органов правопорядка, с избиением оных. Не говоря уже про материальный ущерб ночному клубу «Стоп-сигнал».
Что, блин, за «Стоп-сигнал»?
— Правду говорят, — продолжал старшина, — пьяная матросня хуже динамита!
— Откуда вы знаете? — понуро спросил Иван.
— Про матросню? Так билет же военный при тебе нашли.
«Верно, — подумал Иван, — военник забыл вытащить из куртки.
Старшина запер за ним дверь камеры, но уходить не спешил. Все стоял, загораживая свет могучей спиной.
— У меня сын такой, как ты, — пояснил он, наконец, причину своего сочувствия. — Э-эх… сломал ты себе жизнь парень… зачем было так нажираться?
— Да, я вообще не пью, — хмуро буркнул Иван, — пиво только иногда…
— Не пьет он… — удивился милиционер, — да от тебя до сих пор разит, хоть закусывай. Я понимаю — все бухают, — продолжил он свою мысль, — но не все же после этого людей убивают. Моли бога, чтобы тот охранник, которому ты чердак проломил, живым остался, — еще раз вздохнув, он удалился на свой пост.
Улегшись на лавку лицом к стене и положив голову на сгиб локтя, Иван стал мучительно вспоминать вчерашний вечер. Именно мучительно — другого слова и не подобрать. Мысли вращались тяжело, словно каменные жернова. Снова пришел старшина и, отперев дверь, забрал Иванову сокамерницу. По их вялому диалогу, парень понял, что за нее кто-то заплатил (какой-то Кот или кот) и теперь она может валить на все четыре стороны. Проститутка, наверное, — подумал Иван, и тут же забыл про нее.
А где же Пашка? — вдруг полыхнуло в голове, — они ведь все время были вместе. Куда он делся-то? Судя по разглагольствованиям старшины — протокол был составлен на одного Ивана. Никого другого он не упоминал. Так… как же было-то? Сначала они пили пиво в пивбаре „Харакири“. И потом уже поперлись в этот „Стоп-сигнал“. Во, блин, названия — одно другого хлеще. Кто такие только придумывает?
Что же там было?
Сперва все было чинно-благородно — это Иван помнил хорошо — они сидели с Пашкой пили пиво, вспоминали школьные годы золотые. Потом появились две девицы… и как-то все пошло вразнос. Откуда они взялись? Этого Иван, сколько не вспоминал, вспомнить не мог. Просто Пашка пошел за добавкой пива и вернулся уже с ними. Симпотные такие, фигуристые. Пиво как-то сразу полилось рекой. К нему добавились какие-то коктейли. Девки оказались весьма компанейские, и полчаса не прошло, как одна из них, кажется, ее звали Марина, уже сидела у Ивана на коленях. Он хорошо помнил ее тонкие пальчики с длинными блестящими ногтями и зажатой между ними сигаретой, постоянно мелькавшие перед его носом — Марина курила одну за одной. Потом они целовались, а Пашка со второй девицей обнимались со своего краю стола. То ли он ее щекотал, то ли просто дура набитая, но она беспрерывно хихикала. Затем возникла идея идти в этот „Стоп-сигнал“. Кто предложил, Иван не мог вспомнить, хоть убей. Не он точно — он про такой клуб даже не слыхал. Кажется, кто-то из девчонок. Или Пашка? С другой стороны, откуда Пашка мог прознать про всякие ночные клубы в чужом городе. Странная у него какая-то командировка.
Со „Стоп-сигнала“ все и началось.
К тому времени Иван был уже крепко пьян. При этом опьянение его было каким-то странным — голова уже ничего не соображала, а координация движений, как показали дальнейшие события, почему-то не утратилась.
Итак: фейс-контроль они прошли, но радость оказалась недолгой. Хватило на пару коктейлей. Потом пошли танцевать. Как началась заварушка, Иван не помнил. Кто-то кого-то толкнул, начались разговоры на повышенных тонах, хватание за лацканы и высокий секьюрити в черном костюме при галстуке, вежливо попросил прогуляться. Девки принялись громко возмущаться, а Пашка их поддержал. С этого момента, пробелы в памяти Ивана стали длиннее собственно воспоминаний. Он помнил, как охранник, взявши визжащих девиц под белы рученьки, тащил их по направлению к выходу, а еще двое влекли туда же Пашку, который громко блажил и вырывался. Ивана это очень удивило и обеспокоило, и, хотя до этого он вел себя вполне мирно, никого не пихал и не хватал за одежды, тут уж не выдержал и вступился за прекрасный пол, а заодно и за школьного друга. Сперва на словах. Впрочем, разгоряченные охранники не стали разбираться и быстро взяли его в оборот. Тут уже он рассвирепел не на шутку — его боевого разведчика и участника, прессуют какие-то жлобы и штафирки сухопутные. Не ожидавшие такой прыти охранники разлетелись как кегли. Их место тут же заняли другие и понеслось. Разгневанный бывший морпех, в бою с превосходящими силами противника, не растерявшись, как и положено разведчику, применил подручные средства, такие как стулья, посуду на столах и сами столы. Подоспевших ментов он молотил уже стойкой от микрофона.
