Вот так оно и наступает. Ужасное и неотвратимое. Похмелье.

А ведь начиналось все как у людей. Потом как у людей кончилось, и доктор стал изыскивать скрытые резервы. Уж это-то он умеет. Хорошо ему: всегда при спирте. Но он же ни в чем меры не знает — обязательно надо чего-нибудь намешать, смухлевать, нахимичить. Ладно бы, для других — так он ведь, дурак, и сам пьет эту бодягу. Так и вчера после виски. Что было потом — не могу вспомнить. И хорошо, что не могу.

Я с трудом разлепил веки. Казалось, что в глаза кто-то плеснул сапожного клею. Язык присох к небу. Мозги булыжником болтались в голове, стукались о череп и вызывали невыносимую боль.

Я лежал в кабинете Клистира на импровизированной койке из листов пенопласта. Очевидно, упаковка какого-нибудь прибора. Где Клистир? Я осмотрелся. Доктор сидел у стены, прислонившись к шкафу. При виде его лица меня сразу стошнило. Я даже не успел добежать до раковины и наблевал себе в рукав. Мне полегчало, но я знал, что это ненадолго. Я бросился к шкафчику с лекарствами, ссыпал в стакан все порошки со знакомыми названиями, залил водой из-под крана, размешал ручкой зубной щетки доктора и залпом выпил. Хорошо от этого мне не стало, но, по сравнению с тем, что было до этого, я почувствовал себя значительно лучше. Почти человеком. В порыве человеколюбия я приготовил ту же смесь для Клистира. Впрочем, человеколюбие тут не при чем. Так ему, паразиту, и надо, пусть бы мучался. Просто мне хотелось с кем-нибудь поговорить.

Клистир как раз начал приходить в себя.

— А, это ты, Профессор, — дружелюбно прохрипел он, глядя на меня мутными рыбьими глазами.

— Нет, твоя нечистая совесть, — сострил я.

— А-а! А я думал, что Профессор… Очень похож… — буркнул доктор, снова закрывая глаза.

Не, ну вы слышали — он думал! Спиноза, блин! Я решительно оттянул ему челюсть и влил в рот смесь из стакана. Клистир пытался сопротивляться, давился, плевался, громко булькал, но большую часть мне удалось в него заправить.

Клистир открыл глаза. Взгляд его был уже почти совсем осмысленный.

— Ты… — попытался сказать он.

— Сам такой, — ответил я.

— А-а, — протянул он, обводя взглядом свой кабинет. — Слышь, Профессор, чего мы пили-то?

От этого вопроса страшно захотелось дать ему в морду или сказать что-то невероятно язвительное. Но чувство юмора меня подвело. В поисках ответа я, также как и доктор, медленно посмотрел вокруг. Я почувствовал, что наши взгляды пересеклись и остановились на витринке, где Клистир хранил свою коллекцию заспиртованных разнопланетных гадов. Витрина была открыта. Мы в ужасе посмотрели друг на друга.

— Ну ты чего, Проф, — с тревогой прошептал доктор, — совсем свихнулся, что ли?

— Ну а я чего..?

Клистир с трудом приподнялся, цепляясь рукой за шкаф, и, шатаясь, подошел к витрине. Я побрел за ним. Доктор молча взял с полки раскупоренную банку, понюхал, морщась с отвращением, и сказал:

— Не, ну не могли же мы…

— Не могли, — неуверенно сказал я, рассматривая содержимое банки.

Доктор рыгнул и, подняв банку на уровень глаз, поболтал ей.

— Огурец, — сказал я.

— Не огурец, а «Бармазианский могильный червь дерьмоплюй», — прочел доктор на этикетке.

— А я говорю: огурец. Что вижу, то и говорю.

— Ну, дерьмоплюй похож на огурец — ничего не поделаешь. А вообще… — он вытащил из банки огурец и с ужасом спросил: — Чем мы закусывали, не помнишь?

Клистир сунул банку обратно в витрину и стремительным движением рванулся к раковине, оставив меня в полном недоумении.

— Где мы? — спросил он, избавив желудок от сомнительной закуски.

— В твоем кабинете.

— Ха-ха! Как остроумно! А я думал, что у Пряника в заднице. Я спрашиваю, где корабль находится. Уже сели или все еще летим?

Я выглянул в иллюминатор. Перед моими глазами переливалась голубыми бликами совсем близкая планета.

— Нет, посадить нас еще не успели — пока пролетаем, — мне наконец удалось сострить. — Мы на орбите.

— Значит, скоро сядем, — устало сказал доктор, то ли не понимая мою шутку, то ли отвечая на нее. — Оттянемся не по-детски: телки, виски, казино, дорогие гостиницы. Чего еще нужно джентльменам удачи на далекой и неизведанной планете?

Боюсь, что джентльмены удачи ищут на далеких планетах совсем другое. А жаль. Лучше бы Клистир оказался прав. Всему свое время, Клистир, всему свое время. Вот соберем, наконец, эти долбаные артефакты, заживем как люди — будут у нас и телки, и казино. А пока нам предстоит искать приключения на свою голову, изучать артефакты каких-то таинственных Предтечей, зарабатывать деньги и синяки на заднице, бороться непонятно с кем и непонятно за что, веря, что тот из нас, кто доживет до конца этой умопомрачительной авантюры, когда-нибудь сможет, развалясь в шезлонге на крыльце собственной шикарной виллы, рассказывать внукам про наши подвиги, сетовать на инфантильность нового поколения и наслаждаться богатой и спокойной жизнью.

В дверь постучали. Доктор серьезно посмотрел на меня, приложив палец к губам, прошептал: «Мы не пили ни грамма» и, придерживаясь рукой за стенку, пошел открывать дверь. Иногда я поражаюсь его наивности.

За дверью оказался Штурвал.

— Какая сука бросила харч у меня в кабине? — спросил он.

— Если ты ищешь суку, то здесь ты не по адресу, — заплетающимся языком произнес Клистир.

Штурвал поморщился и отмахнулся от запаха, который шел изо рта доктора.

— Ну ты и нажрался сегодня!

— Ничего подобного, — с расстановкой сказал Клистир, отворачиваясь от Штурвала. — Меня просто укачало. Ты осторожнее корабль-то веди. Не дрова везешь.

Штурвал выхватил руку из-за спины и помахал перед носом Клистира какой-то белесой продолговатой мерзостью.

— Дерьмоплюйчик нашелся! Где он был-то? — с облегчением воскликнул доктор и потянулся за червяком, но Штурвал резко отдернул руку и сказал:

— Сейчас ты пойдешь ко мне в кабину и все вымоешь.

— Конечно, конечно, — пробормотал доктор, ловя дрожащей рукой дерьмоплюя.

— И еще. Если снова найду такое у себя на пульте — заставлю сожрать на моих глазах.

— Подумаешь, напугал, — проворчал Клистир, засовывая червяка в банку. — Под водку все пойдет. Ты сам виноват: надо было дверь запирать, чтобы посторонние по твоей кабине не шлялись. Ты что, не читал предписания о безопасности на космических кораблях?

— Жду у себя в кабине, — сказал Штурвал, выходя.

Доктор несколько секунд раскачивался, приводя свое тело в равновесие, затем махнул мне рукой и скомандовал:

— Ну, пошли!

— Куда пошли? — не понял я.

— На кудыкину гору. Что думаешь, пили вместе, а срач убирать я один должен?

Вот гаденыш! Мало того, что сам пьет всякую дрянь, так он и меня напаивает, устраивает дебош, разбрасывает по всему кораблю вещдоки своего скотства, да еще и заставляет меня это убирать. Если бы он не был моим другом, я бы его просто прибил.

Бяшиш увидел нас, когда мы вместе одним плазменным полотером ликвидировали следы нашей вчерашней радости.

— Опять надрались! — прорычал он. — Сколько вас можно предупреждать?! Знали же — сегодня утром посадка на Магнолии! После проведения операции засажу обоих в карцер на пять суток!

— Только с ящиком бренди, — весело ляпнул неунывающий док.

Бяшиш вспыхнул от гнева.

— И никаких увольнительных на планетах до четвертого класса в течение двух месяцев!

Он резко развернулся на каблуках и зашагал по коридору.

— Штурвал уже успел нас заложить, — мрачно заметил Клистир, когда мы, толкаясь, пытались одновременно воспользоваться одним писсуаром.

— Да вся команда и так уже все знает, — ответил я. — Ты ведь, небось, и Бяшишу под дверь нагадил, видел, какой он остервенелый. А еще и нарываться стал. Кто тебя за язык тянул?

Док невозмутимо насвистывал, выкатив из орбит глаза, словно глубоководная рыба.