Со снотворным Арапов проваливается в небытиё – смерть атеиста. Без него забывается сном безгрешных духов. Только бы сложный мозг отключился. Будто лебяжий пух кто смёл легким перышком ему в подушку. С весеннего лужка, с мягко колющейся травки. Весь день потом в голове движутся изменчивые конструкции из лучей и солнечных зайчиков. Словно тебе сигналят: принимай длинное сообщенье о природе мирозданья, неслыханное, нигде не писанное.
Тише, Арапов уснул. Рано, в девять не смейтесь. Телефон его вряд ли разбудит – неделями молчит. И тут ему приснился постоянный сон №2. Он в доме, словно раздавленном. Распластанном прямо на песчанике. Прислонившемся к спиной к обрывам известняка. С террасой на плоской крыше, прижатой перилами к каменистым выступам. Кажется, дом сейчас распадется пополам, лишь плющ скрепляет его. Дверь отворяется наружу, скребя по земле. Стекло в ней завешено марлей. Вот что странно – Арапов был не во всех комнатах. Сколько их - Бог ведает. Запрещено, заказано входить. Как в замке Синей Бороды. Или можно, только ценой жизни? и то не наверняка? Он не знает глубин дома, как не постиг устройства мира. Смотрит с улицы на протяженный фасад приплюснутого зданья. Захлебывается сладостью узнаванья, потом горечью ускользанья. Нужно кровь из носу удержать эту картину в глазах, пока не привяжешь ее к конкретному месту. Это как с тем кустом. Лишь он появится – жди тоски. Куда так неспешно подымается дорога? Как по ней прошли что три ангела, за собой вели душу грешную. Ты почто, почто, душа грешная, мимо рая прошла, что ж ты в рай не вошла? Как у нас-то в раю древеса растут, на ветвях поют птицы райские. Как у нас-то в раю жить-то весело, как у нас-то в раю жить-то некому. Такое смешанное чувство утраты и обретенья на этом пригорке, где песок забивается в ботинки. Такая надежда в голосе птицы, прячущейся в белёсых кустах. Такое обещанье в небе, блёклом, как глаза старого крестьянина. А что ждет его, Арапова, в постоянно напоминающем о себе доме с просевшей крышей? Отчего нельзя войти в его дальние покои? Опять фрейдистский сон?
У Али вроде ладится, тьфу-тьфу. С кем-то еще третьим, дай Бог не сбиться со счету. Живут в низинке у реки, на отлете от деревни. Изба поставлена неразумно. Край наш весною вода понимает. Иногда Аля ездит в Москву. Возвращаясь, долго идет пешком. Далеко видит с округлого, высоко лежащего поля. Качаются желтые лепешки полевой рябинки. Ветер крепко шерстит сухие будылья. Уже завиднелась давно не крашенная крыша. Хорошо бы еще знать, что Алю ждет через полчаса под нею.
У Арапова ночь без снотворного. Какая но-очь! Сегодня ему показывают перманентный сон №3. Видит с горки дырявую железную крышу уединенного дома на берегу. Дерево доверчиво легло на нее и, похоже, не собирается расти дальше. Надо вспомнить, когда видел это. Сразу всё переменится, не только в жизни Арапова – в мире. Он силится, тужится, срывается с мысли и просыпается. Половина четвертого. Таблеток ни-ни. Немного поспал – и за щеку. В этих вещах Арапов строг. А вообще-то он не педант, отнюдь. Не катите на него бочку.
Вблизи того дома на отшибе был омуточек. Один на всю речку. Аля с другом там купались, осторожно нащупав обрыв. Вот Арапову и снится порой нестандартный сон №4. Будто бредет по мелкой воде, жарко. Иной раз рухнет плашмя, окунется кой-как. Всё нету поглубже, а должно быть. Он помнит тайной памятью. Где эта ямка? Затянулась песком? Ивняк наклонился с обеих сторон, нет примет – ни мысочка, ни отмели. Вдруг проваливается. Уффф.
Море, море! Теперь, когда у Али наконец завелись кой-какие деньги, она старается повидать его каждый год. Лишь когда море стремглав бросится ей навстречу, маленький лоскуток его или всё целиком, Аля вздохнет полной грудью. Серое, оно возникнет за дюнами. Или отделится от горизонта, закачается в иллюминаторе, круглое, синее, как краска ультрамарин. Всё равно. Это он, единый, слитный мировой океан. Берег его – край земли. Аля достигла границы стихий, ей некуда больше спешить.
А вот Арапов последний раз был на море не упомнит когда. За то и снится ему неизбывный сон №5. Будто он вблизи моря. Ну, одну улицу пройти или, может быть, спуститься с холма. Южная ночь – хоть глаз коли. Облака встали на якорь, закрыв звёзды. Только пройти к морю никак не удается. Вон его слышно – совсем рядом. Арапов натыкается на какой-то железный занавес, вроде непроницаемой переборки в метро. Обогнуть препятствие никак не удается – длинное, зараза. Арапов пытается, но очень скоро у него не становится сил. Поганый сон. Гаже некуда.
Арапов, он хоть живет своей жизнью? Или только придуривается? А то как же. Функционирует. И эта Аля, она еще что-нибудь делает, кроме как сходится и расходится? Да, конечно. Только этот сход-развал для нее сейчас важнее всего. Я тридцать лет искала, сёстры, где скрылся Он. Как выясняется, у изголовья крошки Али побывала очень непостоянная фея. Подарила девочке, суча дочка, не столько врожденное легкомыслие, сколько переменчивую судьбу. Вы думали, это Аля бузит? А не ее меняют – шило на мыло? Есть одна закавыка: Аля подавляет своим превосходством. Таинственным свойством породы, вылезающим, как булавки из подушечки. Зато над кроваткой маленького Кости склонилась фея-мечтательница, фея-грезёрка. Получились сплошные белые ночи. Вот когда всё начинает выясняться. Но если бы даже и раньше – без пользы. Перед феями дверь не захлопнешь. Они проходят сквозь стены.
Ну, Аля-то? Она вообще какие-нибудь сны видит, или валится как сноп, подкошенная сутолокой жизни? Видит, видит. Чаще всего один и тот же сон. Будто в замкнутой комнате с высоким лепным потолком она прилепилась к нему, к потолку, как воздушный шарик. Распласталась, раскрылетилась. Оттолкнется рукой от лепнины, сделает круг плавного полета и снова прилипнет. Внизу стоят люди, задравши головы. Аля их подначивает: ну же, это очень просто! толкнитесь одной ногой – тотчас взлетите! какая нога у вас толчковая? у меня – правая… сильная правая нога и правая же рука… я – иноходец… Но люди стоят в нерешительности, и никто не торопится к ней присоединиться.
Арапыч двоек не лепит. Когда после разгона НИИ воткнулся в МЭИ, он и троек ставить толком не умел. Студент в длинных трусах с пальмами давил, как танк. С другого бока наезжает завкафедрой. Третье поколенье номенклатуры. Его манера разговаривать с подчиненными – всё равно что бить наотмашь по лицу человека со связанными руками. Под отпуск он выдает впрок побольше яду. Арапыч дёргается всё лето и к сентябрю готов. Аля? Преподает информатику в школе. Сажает ребят вчетвером за один компьютер. Если какой глюк, сама обойти его не умеет. Краснеет, бледнеет. Но в классе Алю ради ее красоты не доводят. Послушно ходят под ее рукой. Эта миловидность, конечно же, дар некоей очень популярной и везде желанной феи.
Вообще, Арапову досталось что-нибудь при раздаче слонов? или малютка Аля переманила от него всех фей? А эта тонкая фантазия, по-вашему, ничто? Ну если он научится ее как-то реализовывать. Почем вы знаете, может, он давно умеет. С таким человеком никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Будет всю жизнь мямлить, вроде Брукнера, а потом - нате вам. Однако последнее время с Араповым происходят странные вещи. В журналах стали появляться стихи А.Воропаевой. Арапов с ума пока еще не сошел. Бросается к столу, достает свои давнишние. Один к одному. Но, по всегдашней своей скромности, в розыски этой дамы не пускается. А зря.
Солнечная пыль дрожит в комнате. Аля смотрится в толстое старое зеркало. На дверце шкафа кусочек радуги. Погладила его ладонью. Вернулась к своему отраженью – вместо него чужое! Не совсем. Такие же светлые сухие волосы. Прежний нос с чуткими ноздрями. Худые щеки, теперь с препорядочной щетиной. Улыбка и взгляд, уделенные от Алиного щедрого, нерасчетливого обаянья. Крепко зажмурила глаза и открыла уже в обычном, лишенном чудес мире. Жаль.
Да, Арапову самое время бриться. Включил бритву, изготовил скулу. Что за чёрт. Совсем другая, нежная щека - и в зеркале, и под рукой. Утренние лучи перебирают по прядке довольно длинные волосы. В сомненье потрепал себя по подбородку и пошел звонить знакомому психиатру. Не застал. Когда с некоторым страхом вновь заглянул в таинственные зеркальные глубины, туда до самой амальгамы было вживлено обычное араповское лицо. Отбой.