— Мы по важному историческому делу, а вы деретесь!
Девчонка осторожно тронула парня за рукав.
— Они не дрались, Володя. Это я, наверно, сама испугалась. Они, может, и не из Васькиной компании…
— Погоди, Светланка, — сказал парень. Он сошел на две ступеньки пониже и спросил: — По какому, говоришь, делу?
— По такому! — шмыгая от обиды носом, хмуро ответил Женька. — Мы тут, около дома, два часа сидим — ждем, а вы деретесь…
— Ладно, не хнычь, — примирительно сказал Володя. — Бывают ведь ошибки. Тут на нашей улице такие бедовые ребята живут…
— Я и не хнычу, — отвернулся Женька. — А только раньше, чем драться, спросить надо.
— Ну, заладил одно — драться да драться. Понятно ведь, нечаянно вышло. Что же, хочешь, чтоб я прощения у вас просил?
— Не надо нам ваше прощение.
— А что же вам нужно? Ну-ка, давайте, заходите в дом и рассказывайте. Дай-ка им, Светланка, веник. Пусть отряхнутся.
По-моему, Женька забыл о том, что у человека должна быть гордость. Я на его месте и разговаривать бы не стал, а просто повернулся и ушел. А он вместо этого взял у девчонки короткий обтрепанный веник и стал деловито отряхивать снег с пальто и башмаков. Что мне оставалось делать? На улице холод, мороз до костей пробирает. Я нахмурился и вместе с Женькой вошел в дверь, которую отпер парень в полушубке.
За дверью в прихожей было темно. Но девчонка повернула выключатель, и под потолком вспыхнула тусклая лампочка.
— Раздевайтесь, вот сюда вешайте, — хлопотала она. — Проходите… Сюда, сюда, в эту дверь…
Она бестолково суетилась, наверно все еще чувствуя себя виноватой оттого, что из-за нее нам попало.
В комнате, где мы очутились, было очень тепло. В углу, у окна, стоял письменный стол, заваленный книгами и тетрадями. Книгами был набит и большой шкаф со стеклянными дверцами. Книги валялись на подоконнике, на стульях и даже на кровати, застеленной коричневым одеялом.
— Это папин кабинет, — сказала девчонка. — Днем папа на заводе, и здесь занимается Володя. У него скоро сессия.
Я не знал, что такое сессия. И названия у книг были непонятные: «Сопротивление материалов», «Организация производства»… Девчонка, бегая по комнате, убирала со стульев книги.
— Садитесь. Сейчас Володя придет. Только умоется…
Женщины в цветастом халате, которая встретила нас первый раз, когда мы постучались, не было видно. Наверно, она ушла, пока Женька спорил со мной на бревнах. Приглядываясь к Светланке, я заметил, что она похожа и на эту женщину и на Володю. Такие же, как у него, светлые волосы, брови — острыми уголками, такая же, как у него, морщинка над переносицей, когда она хмурилась. Без своей меховой шубки и синей шапочки она оказалась худой и длинноногой.
Мы не успели сесть, как вошел Володя, крепко потирая руки.
— Ну, пескари, — весело сказал он, сдвигая книги на кровати в кучу и усаживаясь, — докладывайте, какие такие у вас важные дела.
Женька достал из кармана порядком уже потрепанные бумажки, которые мы переписали в архиве. Я привык, что в каждом доме, куда мы входили, эти бумаги разглядывали с недоверием, будто бы мы кого-нибудь собрались обмануть. И поэтому нисколько не удивился, когда Володя, повертев так и эдак листок судебного дела, с недоумением спросил:
— Это что же за ребус такой?
В который раз приходилось Женьке объяснять, что нам надо. Но на этот раз долго растолковывать не пришлось. Володя слушал, не перебивая, только изредка поглядывая то на меня, то на Женьку, то переводил взгляд на Светланку, будто бы хотел ей сказать: «Ну и дела! Ты только послушай!» Она стояла у печки, заложив руки за спину, и молча кивала ему в ответ.
— Занятная история, — сказал Володя, когда Женька кончил рассказывать. — Так вы, значит, разыскать собрались эту учительницу? Здорово! — Он принялся перебирать наши бумаги, потом встал и прошелся по комнате. — Да, нелегкое у вас дело.
— Сами знаем, что нелегкое, — ответил Женька и вздохнул. — Нам бы только найти хоть одного человека… Хотя бы одного, кто ее видел, эту Ольгу…
— Вот это-то и трудно. Шутка ли, сколько лет прошло! Верно, Светланка?
Девчонка опять молча кивнула.
— Ведь этой учительницы, может быть, и в живых-то уже нет, — продолжал Володя. — А впрочем, — перебил он сам себя, — не буду вас заранее разочаровывать. Ясно одно: поиски вам надо продолжать. — Он помолчал, задумавшись о чем-то. — Если я правильно понял, вы хотите знать, кто жил в этом доме в те годы? Так ведь? К сожалению, я этого не знаю. Я еще вот какой был, когда мама со мной приехала в этот город в сорок втором году, в эвакуацию. Отец тогда на фронте воевал. Потом, уже после войны, приехал он за нами, да так здесь и остался. Работает сейчас на алюминиевом заводе. Мама знает, кто перед нами жил. Только ждать ее долго придется. Она в филармонию ушла, вернется, наверно, поздно.
Вероятно, Женьке, так же как и мне, не хотелось опять встречаться с неприветливой хозяйкой дома.
— Не надо, — поспешно замотал он головой. — Вы лучше сами у нее узнайте, а мы потом еще зайдем.
— Погодите, погодите! — удержал его Володя и, подумав, сказал: — Может быть, дедушка Виталий знает.
— Правильно! — подхватила Светланка. — Дедушка Виталий сам бывший красногвардеец. Помнишь, Володя, он рассказывал, как телеграф захватили!
— Конечно, должен знать! — решил Володя. — Вот что, ребята. Посидите, а я сейчас отцу на завод позвоню.
Он быстро вышел в коридор, где я, еще входя, заметил на стене телефон. Мы остались втроем: я, Женька и длинноногая Светланка.
— Дедушка Виталий тоже на заводе работает, — объяснила Светланка. — Он уже старый, а на пенсию идти не хочет. Раньше он рядом с нами жил, в доме четырнадцать. А в прошлом году ему квартиру на Калининской дали, недалеко от завода. — Она замолчала, а потом сказала потише, виновато теребя юбку: — Вы на меня не сердитесь, ладно? Тут в Купавинском переулке такие мальчишки! Колька Поскакалов, Петька Чурбаков… А главный у них Русаков Васька. Вы его знаете, наверно.
Еще бы нам не знать Ваську Русакова! Мне не раз приходилось спасаться от него, когда я шел в Дом пионеров на занятия кружка. Васька никому на улице не давал проходу. И дружки у него были такие же, как он сам, драчуны. Они жили в Купавинском переулке, а сам Васька — на Овражной, где-то в конце, возле Дома пионеров. Позапрошлой весной, когда я только записался в кружок, Васька так ловко швырнул мне под ноги палку, что я хромал потом целую неделю. И как это мы с Женькой до сих пор ни разу его не встретили?
Светланка продолжала оправдываться. Она говорила, что ни за что не испугалась бы, если бы не приняла нас за мальчишек из Васькиной компании, но я слушал ее рассеянно.
Вернулся Володя.
— Все узнал, — сказал он, присаживаясь к столу и придвигая к себе листок бумаги. — Вот адрес. Виталий Ильич Купрейкин. Калининская, двадцать шесть. Лучше всего к нему зайти в выходной.
Женька взял бумажку с адресом, сложил и спрятал ее в карман. Я понял, что настала пора уходить, и встал.
— Вы приходите, — провожая нас к двери, говорил Володя. — Интересно узнать, найдете вы эту Ольгу или нет.
— Приходите обязательно! — крикнула нам вслед Светланка. — Придете?
— Придем, — пообещал Женька и махнул рукой.
Мы снова были на улице. Все так же уходила она вдаль, прямая, с голыми деревцами, словно нарочно воткнутыми в громадные сугробы. Но теперь, когда я вспомнил о Русакове, она казалась мне чужой и опасной. Чудилось, что из каждой подворотни могут выскочить Васькины ребята, наброситься на нас… Ой, как туго тогда придется нам с Женькой!..
— Жень, — произнес я, плохо скрывая страх. — А что, если на нас Васькины ребята нападут?
Женька пожал плечами, подумал с минуту и ответил:
— Ну и что же? Мы возьмем да и расскажем им, для чего мы ходим.
— Они тебя и слушать не станут! Надают по шее, и все.
— Эх ты, трус! — с презрением сказал Женька. — Ваську испугался! Я вот книжку читал про Шерлока Холмса. Так там бандиты пострашнее Васьки. Не то что по шее надавать, а запросто в любую минуту убить могут… Связался я с трусом!.. Если боишься, сиди дома. Я один буду искать.