— Правда?

Поперечные борозды.

— Не знаю. В отличие от того бедняги, что прогуливался по округе, изображая меня в мое отсутствие, я не вполне добровольно вызвался на эту роль.

— В этом смысле все форы — призывники.

— Любой другой фор может убежать, и никто не почувствует его отсутствия.

— Разве ты не будешь по мне хоть немножко скучать? — жалобно спросил Майлз. Грегор хихикнул. Майлз оглядел сад. — По сравнению с островом Кайрил, этот пост не выглядит слишком тяжелым.

— Попробуй ночью полежать один в постели, размышляя о том, которые из твоих генов начнут создавать монстров в твоем мозгу. Великого дяди Юрия Безумного? Или принца Серга? — его взгляд в сторону Майлза имел скрытую остроту.

— Я… знаю о, э-э, проблемах принца Серга, — осторожно ответил Майлз.

— Кажется, все об этом знали. Кроме меня.

Значит, вот что толкнуло находящегося в депрессии Грегора к первой настоящей попытке самоубийства. Ключ подошел к замку, щелк! Майлз попытался не выдать своего торжества от этого внезапного просветления.

— Когда ты узнал?

— Во время конференции на Комарре. Я и раньше натыкался на намеки… Относил их к вражеской пропаганде.

Значит, балет на краю балкона был немедленной реакцией на шок. У Грегора не было никого, кому он мог бы излить душу…

— Правда ли, что он получал удовольствие, пытая…

— Не все, что говорят слухи насчет кронпринца Серга, правда, — быстро прервал его Майлз. — Хотя то, что правда… достаточно плохо. Моя мать знает. Она сама была свидетелем безумных событий Эскобарского вторжения, о которых не знаю даже я. Но тебе она скажет. Задай ей прямой вопрос и получишь от нее прямой ответ.

— Это, кажется, семейное, — признал Грегор. — Тоже.

— Она скажет тебе, насколько ты отличаешься от него — в крови твоей матери не было ничего дурного, насколько я слышал. В любом случае, я, вероятно, несу почти столько же ген Юрия Безумного, сколько и ты, будь то через одну линию наследования или другую.

Грегор откровенно улыбнулся:

— Это должно меня утешить?

— Мм, скорее, это доказательство теории, что несчастье любит компанию.

— Я боюсь власти, — голос Грегора стал тихий, задумчивый.

— Ты боишься не власти, ты боишься причинить боль людям. Если будешь использовать эту власть, — внезапно сделал вывод Майлз.

— Ха. Почти угадал.

— Почти?

— Я боюсь, что мне это может понравится. Причинять боль. Как ему.

Он имеет в виду принца Серга. Своего отца.

— Чепуха, — ответил Майлз. — Я наблюдал, как мой дед пытался заставить тебя полюбить охоту несколько лет. Ты хорошо справлялся, полагаю, потому, что считал это своей форской обязанностью, но тебя, черт возьми, едва не тошнило каждый раз, когда ты наполовину промахивался и мы вынуждены были преследовать какого-нибудь раненого зверя. Может, в тебе содержится какое-нибудь другое извращение, но точно не садизм.

— То, что я читал… И слышал, — ответил Грегор, — было столь гипнотически ужасно. Я не могу не думать об этом. Не могу выбросить это из головы.

— Твоя голова полна кошмаров, потому что мир полон кошмаров. Посмотри на кошмар, который вызвала в Ступице Хеджена Кавило.

— Если бы я задушил ее, пока она спала — а у меня была такая возможность — никаких бы кошмаров не было.

— Если бы кошмаров не было, она не заслужила бы быть задушенной. Боюсь, это что-то вроде парадокса путешествия во времени. Стрела правосудия летит в одну сторону. Только. Ты не можешь жалеть, что не задушил ее сначала. Хотя, полагаю, ты можешь жалеть, что не задушил ее потом…

— Нет… нет… Я предоставлю эту возможность цетагандийцам, если они смогут поймать ее теперь, когда она получила свою фору.

— Грегор, извини, но я не думаю, что Император Грегор Безумный — это насущная проблема. Твои советники — вот у кого голова пойдет кругом.

Грегор уставился на поднос с пирожными и вздохнул.

— Полагаю, охрана забеспокоится, если я попытаюсь запустить кремовым пирожным тебе в нос.

— И весьма. Тебе следовало сделать это, когда нам было по восемь и двенадцать лет, тогда тебе это сошло бы с рук. Кремовое пирожное справедливости летит в одну сторону, — захихикал Майлз.

Далее обоими высокопоставленными лицами было предложено несколько неестественных и забавных вещей, которые можно проделать с подносом, полным пирожных. В результате оба расхохотались. Грегору нужен был хороший бой кремовым тортом, решил Майлз, пусть даже только словесный и воображаемый. Когда наконец смех утих, а кофе остыл, Майлз сказал:

— Я знаю, что лесть заставляет тебя лезть на стену, но, черт возьми, ты действительно хорош на своем месте. Ты и сам должен это знать, на неком внутреннем уровне, после верванских переговоров. Так оставайся на этом месте, а?

— Думаю, так я и сделаю, — вилка Грегора более резко вошла в последний кусок десерта. — А ты останешься на своем, так?

— Чем бы оно ни было. Я встречаюсь с Саймоном Иллианом как раз по этому вопросу сегодня после обеда, — ответил Майлз. Он решил в конце концов отказаться от этого третьего пирожного.

— Не похоже, чтобы тебя это особо радовало.

— Не думаю, что он может понизить меня в звании, ниже энсина офицерских званий нет.

— Он тобой доволен, чего еще желать?

— Он не выглядел довольным, когда я отдавал ему свой рапорт о выполнении задания. Он выглядел болезненно. И говорил мало. — Он бросил взгляд на Грегора, охваченный внезапным подозрением. — Ты в курсе, так ведь? Выкладывай!

— Не должно вмешиваться в цепочку командования, — нравоучительно ответил Грегор. — Может, тебя повысят. Я слышал, место командующего на острове Кайрил свободно.

Майлз вздрогнул.

Весна в барраярской столице Форбарр-Султане была так же прекрасна, как осень, решил Майлз. Он остановился на мгновение, прежде чем обернуться к главному входу в массивное здание, где располагалась штаб-квартира СБ. Земной клен все еще стоял дальше по улице за углом, его тонкие листья испускали легкое зеленое сияние, подсвеченные сзади вечерним солнцем. Местные барраярские растения обрели, в основном, тусклый красный и коричневый цвет. Посетит ли он когда-нибудь Землю? Возможно.

Майлз предъявил соответствующий пропуск охране на входе. Их лица казались ему знакомыми, это была та же команда, с которой он работал в тот бесконечный отрезок времени прошлой зимой. Всего лишь несколько месяцев назад? Казалось, прошло намного больше времени. Он все еще мог без запинки отбарабанить размеры их окладов. Они обменялись шутливыми замечаниями, но будучи хорошими работниками СБ, они не задали вопрос, светившийся в их глазах: «Где вы были, сэр?» Майлзу не был выделен конвой, чтобы проводить его до кабинета Иллиана — добрый знак. Впрочем, дорогу-то он теперь знал.

Он прошел знакомым лабиринтом коридоров до лифтовых труб. Капитан в приемной Иллиана просто сделал ему знак входить, на секунду оторвавшись от своей комм-панели. Внутренний кабинет не изменился, огромных размеров комм-пульт Иллиана не изменился тоже, а сам Иллиан… Он выглядел значительно более усталым и бледным. Ему бы выбраться отсюда и погреться немножко на весеннем солнышке, а? По крайней мере, еще не все его волосы поседели, представляя собой всю ту же смесь коричневого с серым. Одежду он по-прежнему предпочитал невзрачную, почти маскировочную.

Иллиан указал на кресло (еще один добрый знак, Майлз с готовностью присел), закончил то, чем занимался, и наконец поднял глаза. Наклонившись вперед, облокотившись на комм-панель и скрестив пальцы, он посмотрел на Майлза со своего рода отвлеченным неодобрением, как будто Майлз представлял собой точку данных, портившую построенную кривую, и Иллиан размышлял о возможности все-таки спасти свою теорию, классифицировав эту точку как ошибку эксперимента.

— Энсин Форкосиган, — вздохнул Иллиан. — Кажется, у вас все еще есть маленькая проблема с субординацией.

— Я знаю, сэр. Я сожалею.