«Атака иголками»! Об этом я тоже знала. Потоки тончайших игл, проходящих сквозь всё, как сквозь масло. Через металл и пластик. Но внедрившись в живое, они останавливаются. Проникают в тело не глубже двух сантиметров. Этого достаточно, чтобы поразить мозг. А попав в человеческое тело, иголки начинают вертеться, как винт в мясорубке, и приносят мгновенную смерть. Спасти может лишь многометровый слой гранита.

Поющий небесный звук леденил душу. Это было пение эфира — волшебная музыка сфер, о которой я где-то читала. Вдруг звуки сделались громче, усилились, как зубная боль…

— У нас ещё две минуты… Ди, я должен тебе объяснить… Спасёшься ты и котёнок.

— Как?

Он невесело усмехнулся:

— «Голь на выдумки хитра», знаешь ли… Когда-то существовала такая поговорка. Люди всегда что-нибудь да придумают! Один не спасётся, нет. Только если их двое. Двое выживут из четырёх. Десять из двадцати… Понимаешь?

— Да.

Я понимала. Спастись могли только люди. Способные закрыть других своим телом. Разумные. Способные к самопожертвованию. Животные погибнут все.

Он протянул мне котёнка.

— Положи его на пол. И ложись сама. Руки… по швам… вытяни так, чтобы кот оказался между ними, на него будет меньше нагрузка… Не бойся, мы его не раздавим. Кошки живучие. Он выдержит наш с тобой вес…

Я заплакала. Слёзы полились сами, но рыдания не принесли облегчения. Как тогда в театре…

— Не плачь!.. Мне совсем не страшно. Так умереть будет для меня счастьем. Как можно было с этим смириться? Меня сотрясало от прорвавшейся боли. От горьких рыданий, неподвластных разуму и воле. Я не могла их остановить.

— Перестань! Мы теряем время. Погибнем все…

Наконец, мы с котёнком устроились на полу. Он лёг рядом.

— Это пока. Я прикрою вас в последний момент.

— Слышишь?

Воющий звук делался всё слабей.

— Нам осталась минута. Атаку начнут, когда настанет полная тишина…

И он дал мне последние инструкции. Лежать что бы ни случилось, не высовывая даже палец — иначе тот превратится в кровавый фарш. Лежать даже тогда, когда всё кончится, пока не зазвучит сигнал. Объявят: «Остров Гордона». Я должна взять только котёнка. О вещах не думать. Они остались там, под сиденьем у окошка… И бежать, мчаться к выходу в среднем вагоне. На выживших не обращать внимания — чем скорей отправится поезд, тем скорее к ним придёт спасение… Это было всё. Звук сделался еле слышным… и наступила тишина.

— Теперь потерпи…

От донёсшихся из вагонов душераздирающих криков я потеряла сознание.

Спасение ждало меня за дверью. На причале стоял человек с собакой. Для Клайва он был слишком молод, казался невыспавшимся и одетым слегка небрежно.

Дверь у меня за спиной беззвучно закрылась. Тотчас обдало гудящим ветром и солёными брызгами. Я оглянулась, но поезда уже не было. За спиной был только синий бесконечный океан.

А передо мной был остров. Не плоский искусственный айл, как во время предыдущих остановок, а самый настоящий остров — гора, покрытая сосновым лесом. Левей горы — там, где далеко в море был виден сделавшийся совсем маленьким, как игрушечная «Голубая стрела», мой поезд, там, в вышине, синей, как океан, белел над нами то ли Везувий, то ли Олимп — заснеженная вечная вершина.

— Шеф не сумел вас встретить, у него эксперимент, — сказал человек с улыбкой. — Я у него — вроде ассистента.

Котёнок, которого я прижимала к себе, зашипел и стал вырываться. Пёс — огромная, хорошо обученная овчарка — продолжал стоять смирно, но существо у меня на груди превратилось в чертёнка. Вцепилось в меня когтями, оскалившись, продолжало шипеть и в безмерном ужасе раздирать мне руки, продолжая вырываться с поразительной силой. Я не смогла его удержать. Одним прыжком преодолев неширокую полосу причала, котёнок помчался по песку к соснам и исчез в лесу. Я бросилась следом.

— Попробуйте поискать на склоне, — крикнул мне человек с собакой, — но далеко не ходите. Отыщется.

Я побежала по горячему песку. Он подступал прямо к скалам. На скалах зеленел дрок, росли можжевельник и какой-то вечнозелёный кустарник с бутонами вроде рододендронов. Преодолев пологие каменистые уступы, я оказалась в лесу.

Стало легче не выпускать из виду мелькавшие впереди серую спинку и хвост… Под ногами была земля, покрытая сухим слоем хвои. Длинные рыжеватые иглы сосен красиво лежали на валунах и выступающей кое-где гранитной породе. Пахло разогретой смолой. Я увидела впереди умывающегося котёнка. Он сидел на пеньке, заметил меня и бросился вверх по склону горы.

Подниматься за ним делалось всё труднее. Подъём становился круче. Сосны теперь стояли реже, под ногами снова местами был песок, в котором белели древние морские ракушки. «Всё уже было, было не раз. И здесь когда-то шумело море…» Подумав о древности этого мира и подняв взгляд от молодых травянистых побегов, я глянула в небо и залюбовалась сосной над каменистым уступом, её ярко-зелёной кроной — ветка с пышными иглами свесилась прямо в пропасть… И в синеве сквозь хвою я увидела золотой диск цвета луны. Диск явно приближался: размер тарелки увеличивался с каждой секундой — она словно падала мне на голову. И вдруг в голове разорвалась чёрная бомба. Чёрная. Но беззвучная. А когда наваждение прошло, всё вокруг оказалось белым. Небо над пропастью сделалось цвета молока, и в нём густо летали белые мухи… А на земле лежал снег — нежный, мягкий и неглубокий. Внезапно я оказалась в зимнем лесу. Снег лежал на кустах и ветках сосен. Он падал сейчас крупными мягкими хлопьями. Было бело и тихо…

— Бегите! — раздался крик снизу. — Бегите назад скорей! Ко мне! Быстро! Иначе — смерть!

Я помчалась, не осознавая что делаю, — столько в голосе было убеждающей силы. Он кричал снова одно и то же. Кричал и кричал, а я бежала, не задумываясь о том, что бегу уже по траве и сухим иголкам и в лёгкие мне врывается горячий запах смолы…

Наконец, я увидела берег и синюю воду. Она была за спиной человека с собакой. Он махал руками и бросился мне наперерез, схватил за руку, а потом потащил куда-то уже по асфальтовой дорожке через парк. Я заметила кипарисы. Над нами цвела огромная, как шатёр, магнолия, вокруг пестрело множество ярких цветов на клумбах.

— Осторожно, ступеньки! — крикнули мне прямо в ухо. — Ступеньки вниз! Не упадите!

За нами что-то захлопнулось.

Человек сзади грубо схватил меня за шиворот, иначе бы я упала. Тотчас же восстановила равновесие и побежала по лестнице, перепрыгивая через ступени. За мной бежала собака. Её хозяин спускался вслед за нами.

Ступеньки кончились. Я увидела дверь. Дверь открылась. Нас встретил немолодой растрёпанный человек в мятом белом халате, из-под которого небрежно торчали расстёгнутые манжеты и воротник клетчатой красной рубашки. Худой, импульсивный, с измождённым лицом и орлиным носом — в молодости он был красив, да и сейчас карие живые глаза оживляли его лицо, в них светилось много энергии и какого-то детского обаяния. Он захлопнул за нами дверь, и тотчас от потолка к полу выехала стальная заградительная панель вроде второй мощной двери.

Мы оказались в уютном ярко освещённом холле, где множество диванов и кресел стояло вдоль глухих белых стен между большими прямоугольными зеркалами и такими же освещёнными проёмами распахнутых дверей. Чуть подальше в центре стояла полная пожилая женщина в кухонном переднике и с умным лицом учёного.

Собака, не останавливаясь, побежала мимо неё через холл, к одной из открытых дверей и исчезла там, словно знала, куда ей надо.

Человек в халате и женщина с ужасом смотрели на меня. Я оглядела свою пропитанную чем-то красным одежду, но ничего не понимала.

— Она в крови, — проговорил ассистент. — Очевидно, «атака иголками»… А это Клайв… — кивнул он в сторону немолодого мужчины и обернулся ко мне. — К счастью, шёл эксперимент. Была включена установка… И Клайв сместил время, чтобы вас спасти. Это, знаете ли, затратно, но счастье, что удалось…