Жизнь с мамой в Москве и жизнь с бабушкой в селе никогда не пересекались в моей голове. Здесь было одно, там – совсем другое. И там мне нравилось больше. Каждый день что-нибудь происходило, то, что завораживало, пугало и притягивало.
На нашу улицу переехала семья. Они жили почти напротив и первое время сторонились соседей, хотя мы с Фатимкой подглядывали в щели ворот и по поручению Фатимкиной мамы приносили им пироги и звали их в гости.
Переехавшая в наше село семья была мусульманской. Что это означало, мы не понимали, и это разжигало интерес еще больше. На самом деле причина была в другом. Когда они только приехали, то устроили для всех соседей праздник. Такого мы никогда не видели.
Семья – три сестры, мать и младший сын Руслан – жила без отца, без хозяина, который, как говорили, умер. Руслан вроде бы считался главой, но был самым младшим, а три его сестры оставались старыми девами. Их никто не брал замуж.
Они устроили праздник. Разожгли во дворе костер, поставили на него огромный таз с водой. До этого Руслан сидел во дворе и вбивал в кастрюлю, которая была таких размеров, каких мы с Фатимкой никогда не видели, гвоздь.
– Зачем он кастрюлю дырявит? – спросила я Фатимку.
– Не знаю, – ответила она. – Может, сито хочет сделать?
– Такую красивую кастрюлю испортил!
Потом сестры уложили в дырявую кастрюлю манты и поставили на таз с водой, чтобы они готовились на пару.
На самом деле мы не знали, как называется это блюдо, нам рассказали. Нас с Фатимкой отправили помогать соседям, и мы, открыв рот, смотрели, как сестры и мать Руслана ножами режут мясо – не проворачивают на мясорубке, а режут. Мелко-мелко, пока оно не превратится в фарш. Потом они налепили из теста кружки и положили на них мясо, защипали особым способом сверху и выложили в эту дырявую кастрюлю. Вдруг, когда мы с Фатимкой сидели на лавке, таращились на сестер и на кастрюлю, сестры с матерью ушли в дом, бросив все, а Руслан разложил во дворе маленький коврик и начал кланяться. Он говорил на языке, которого мы не понимали. Он покланялся, а потом как ни в чем не бывало пошел колоть дрова. А его сестры и мать вышли из дома и вернулись к приготовлению угощения для соседей.
Нам досталась первая порция диковинных мантов из странной кастрюли. Они были очень вкусные: горячие, обжигающие соком и специями.
– Похоже на пельмени, – сказала я, потому что мама в Москве покупала мне замороженные пельмени в магазине.
– А что такое пельмени? – спросила Фатимка.
– То же самое, только маленькие.
Праздник удался. Женщины оценили манты, хоть и пробовали осторожно. То, что новые соседи не ели свинину, удивления не вызвало – в селе мало кто ел ее. А то, что Руслан не пил самогон, очень не понравилось мужчинам. Впрочем, когда женщины ушли мыть посуду, он пропустил несколько рюмок араки, и мужчины успокоились. В общем, соседи прижились, и все быстро к ним привыкли.
В это же время к нам в школу из города приехала по распределению, сразу после педучилища, новая учительница – Татьяна Ивановна. Она вела историю и тоненьким голосом рассказывала нам про древних греков. Мы хихикали.
Руслан не мог ее не встретить. Все русские девушки сразу же оказывались в доме моей бабушки, которая брала их под опеку и учила читать по-осетински. Тетя Роза по-соседски устраивала экстренный кулинарный курс, показывая, как печь пироги и делать соус цахтон. А Варжетхан просто сидела и молчала. Но все-гда присутствовала.
Руслан увидел Татьяну, когда она выходила из нашего дома с очень серьезным лицом – ей предстояло прочесть передовицу в газете на осетинском, испечь пирог по рецепту тети Розы и догадаться, что имела в виду Варжетхан, когда хмыкнула и сказала, что два года, которые Татьяна должна была отработать по распределению, – большой срок, и всякое может случиться.
В это же время сестры Руслана решили его женить. Ему было уже тридцать, давно пора, и они нашли в соседнем селе подходящую кандидатку. Мусульманку, что было главным требованием. В тот момент шли переговоры.
Уже был назначен день свадьбы, когда выяснилось, что Татьяна Ивановна больше не будет преподавать у нас историю – она уезжает назад, в город. Мы сначала ужасно обрадовались – уроки истории отменили на неопределенный срок, заменять было некому. А потом ужасно огорчились, потому что Татьяну Ивановну успели полюбить вместе с ее древними греками.
Татьяна была беременна от Руслана. Она забрала декретные деньги и уехала. Ее отпустили быстро, посреди учебного года, и все сочли, что это правильно – пусть уезжает. Она была чужой, русской, городской. У нее не было братьев, отца или родственников-мужчин, которые за нее бы заступились. Получалось, сама виновата. Алан Альбертович в той ситуации сделал что мог: выдал ей декретные деньги раньше срока, подписал все бумаги, характеристику и отпустил с богом. Он, как никто другой, понимал, что Руслан никогда не женится на русской девушке.
А потом у соседей гуляли свадьбу. Сестры Руслана налепили манты, а нам, детям, дали по рублю, что было совсем счастьем. На рубль можно было купить кулек семечек, петушок на палочке у цыганки и сходить в кино. Руслан, мрачный, сидел с мужчинами. Невеста была в доме с женщинами. Утром мать Руслана вывесила на ворота простыню с кровяным пятном.
– Что это? – спросила Фатимка у мамы.
– Ничего. Постирала плохо, – ответила тетя Роза.
Никто в нашем селе не вывешивал простыни в доказательство того, что невеста была девственницей. Это было не принято, даже считалось неприличным. Женщины поговорили с матерью Руслана, и та быстро убрала наглядное свидетельство.
Татьяна в городе родила сына. Спустя год жена Руслана родила дочь. Руслан хотел радоваться, но не мог. Он пытался, но приходить в дом, где его ждали одни женщины – три сестры, нелюбимая жена, мать и маленькая дочь, – не хотел. Он хотел к Татьяне, к сыну. Ездил, давал деньги, мучился, но ничего не мог сделать. Так продолжалось несколько лет.
Что там произошло в том женском царстве, почему вдруг женщины, терпевшие так долго, не выдержали, никому не известно. Три сестры собрались и поехали в город, к Татьяне.
Бабушка шепотом рассказывала тете Розе, что Татьяну они избили до полусмерти и сами отвезли ее в больницу. Пока она лежала с сотрясением мозга в больнице, ее сын, оставленный на попечение старой матери, заболел менингитом. Мальчик умер. Руслан об этом не знал.
Сестры и мать все знали, до мельчайших подробностей, – к ним приходила моя бабушка, которой звонила мать Татьяны, умоляя помочь.
Когда Руслан встретился с Татьяной, она молча передала ему фотографии сына, показала детские вещички, игрушки и отвела на могилу. После этого просила больше никогда не появляться.
Руслан вернулся домой с пакетом, в котором лежали вещи покойного сына. Жена хотела забрать пакет и спрятать его подальше, но он посмотрел на нее так, что она скрылась в дальней комнате и старалась не попадаться ему на глаза.
Буквально через полгода умерла мать Руслана. Еще через несколько месяцев старшая сестра, а следом – средняя. Говорили, что семью прокляли – сразу три смерти в один год. Что творилось за забором, никто не знал. Жена Руслана ходила в магазин невидимой тенью, ни с кем не разговаривала, дочку за ворота не выпускала. А младшая сестра сошла с ума – ходила простоволосая, то плакала, то смеялась, дарила детям игрушки, драгоценности, вещи. Руслан после смерти средней сестры из села пропал. Бабушка даже объявила его в розыск, но его так и не нашли. Куда он сгинул, никто не знал. После исчезновения мужа его жена забрала дочь и уехала к родителям. А младшая сестра так и осталась жить в огромном роскошном доме, совершенно запущенном, грязном и страшном.
Говорили, что она очень богатая. Соседским детям она то совала рубль, то велела передать родителям серебряное украшение. Взрослые строго-настрого запрещали брать у нее деньги и вещи и всегда относили назад то, что она передавала.
– Проклятый дом, проклятая семья и вещи такие же, – говорила тетя Роза, разглядывая старинный, украшенный камнями пояс, подаренный Фатимке этой сумасшедшей. Фатимка плакала, не желая расставаться с поясом, но страх был сильнее.