— Кот хорошо! Помощь нам во как нужна!

Коломийцев выглянул в окно и увидел отряд. Солдаты одеты во все новое, английское, как на парад.

— А кто вас прислал? — спросил он.

— Командирован штабом корпуса.

"Очень странно, — подумал Коломийцев. — С каких пор штаб корпуса стал проявлять такую заботу о ненавистном ему ревкоме? Тут что-то не так…"

Седашева прижали к стенке, и он сознался, что прислан штабом по заданию английской разведки. При обыске у него в потайном кармане обнаружили чек на получение из Рештского отделения Британского банка десяти тысяч туманов. Седашева арестовали.

Спустя несколько дней генерал Баратов издал приказ, предписывавший энзелийскому коменданту выдавать отъезжающим денежное пособие.

— Да он с ума сошел! — воскликнул комендант. — Разве не знает, что мы еле концы с концами сводим?

— Прекрасно знает, — ответил Челяпин. — Просто хочет, чтобы солдаты схватили нас за горло.

— Да, хитер старый волк, — раздумчиво произнес Коломийцев. — Что будем делать?

— Пошлем во все роты и эскадроны телеграмму, что комендант Энзели деньгами не располагает, пусть требуют в штабе, — предложил девятнадцатилетний член ревкома, бывший горнист эскадрона Бабух.

— Правильное предложение! — поддержал Коломийцев. — А Баратова и начштаба Ласточкина вызвать в ревком для доклада, пусть отчитаются перед солдатами.

Тут же послали радиотелеграмму во все части и штаб корпуса. Конечно, Баратов не приехал. Вскоре он оставил остатки корпуса и уехал в Тегеран, куда стекалось контрреволюционное офицерье. Вместо Баратова в Энзели неожиданно приехал бывший начальник политической части корпуса, русский офицер арабского происхождения Селим Георгиевич Альхави. Ревкомовцы, и особенно Коломийцев, встретили его недоверчиво: Альхави был близок с Баратовым и казачьим полковником Лазарем Бичераховым. Желая проверить его, ревком дал ему, казалось бы, невыполнимое поручение, и он блестяще справился с ним. Вообще Альхави не раз выручал ревком из самых безвыходных положений, трудился без сна и отдыха, словом, всячески старался доказать ревкомовцам свою преданность Советской власти, и это ему удалось, од вошел в доверие к ним.

Как-то, когда Коломийцев пришел в госпиталь, военврач отвел его в сторону и тихо сказал:

— Тут у нас среди больных, ожидающих отправки, под видом солдата Иванова лежит английский офицер.

На следующий день члены ревкома с патрулем, поднявшись на готовый к отплытию пароход, арестовали "Иванова" и сопровождавшего его второго английского офицера. Это были агенты, которых Денстервиль засылал в Баку.

А вскоре и сам Денстервиль появился в Энзели.

Вечером семнадцатого февраля в маленькой учительской шло заседание ревкома. Вдруг ввалился молодой солдат и сообщил:

— Там англичане пожаловали… сорок "фордиков" и броневик.

— Англичане? Где они?

— На рыбных промыслах расположились, а главный их, генерал, у начальника таможни. Народу собралось поглазеть — тьма-тьмущая!

— Денстервиль пожаловал! Что предпримем? — спросил Челяпин.

Решили послать генералу записку с предложением явиться для доклада о цели прибытия отряда. Прошел час, а Денстервиль не приходил.

— Ну что ж, если гора не идет к Магомету… Пойдем, Антон, — поднялся Коломийцев.

Слуга-перс перепугался при виде комиссаров и побежал в столовую, где начальник таможни давал обед в честь генерала. В ту же минуту Денстервиль вышел к ним. В расстегнутом френче, в брюках навыпуск, гладко выбритый и надушенный, он приветливо улыбался, будто увидел давних друзей, пожал им руки.

— Садитесь, товарищи, садитесь. Разрешите узнать, чем я могу быть полезен? — по-русски, с легким акцентом спросил он.

— Вы получили нашу записку? — садясь, спросил Челяпин.

— Получил, — кивнул Денстервиль, — но, так как в ней не было указано время, я ждал более оботоятельного приглашения, — улыбаясь, но скрывая насмешку над незадачливыми ревкомовцами, ответил Денстервиль.

— Мы хотим, чтобы вы отправились с нами сейчас и дали объяснение комитету, который ждет вас, — сухо сказал Коломийцев.

Не меняя удобной позы отдыхающего в креоле после сытного обеда и приветливо улыбаясь, Денстервиль неторопливо ответил:

— Комитет, должно быть, так же устал, как и я, после дневной работы, и я полагаю, что завтра утром мы смогли бы обсудить обстоятельно все вопросы. — Он извлек из бокового кармана коробку дорогих папирос и зажигалку и предложил ревкомовцам. — Не желаете ли? — Они отказались. Денстервиль закурил и продолжал все с той же улыбкой: — Пока что я могу сказать вам, что мы движимы только лишь чувством дружбы к России и не имеем никаких намерений разводить контрреволюцию.

Подчеркнутая вежливость и галантность генерала, за которыми скрывалась насмешка над нижними чинами, представлявшими революционную власть, бесили Коломийцева, и он, нервничая, то и дело приглаживал волосы.

— Союзной вам царской России больше нет, а Советскую Россию Великобритания не признала. О какой же дружбе идет речь?

Генерал уклонился от прямого ответа.

— Поверьте, я сожалею по поводу общего положения вещей. Признаться, я ожидал от вас теплого отношения и уверен, что завтра утром смогу рассчитывать на всяческое содействие с вашей стороны. Да, я уверен, что мы сговоримся по всем пунктам.

— Хорошо, ждем вас завтра в одиннадцать, — поднялся Челяпин.

— Позвольте еще раз поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя труд прийти ко мне. Мне было очень приятно познакомиться с вами. — Денстервиль пожал им руки и проводил до дверей.

— Зачем ты согласился на завтра? — недовольно спросил Коломийцев, когда они вышли за ворота.

— Пойдем, свяжемся с Баку, — предложил Челяпин, не ответив на вопрос Коломийцева.

Они направились на радиостанцию и запросили Баку. Вскоре из совдепа пришел ответ: "Денстервилю препятствий не чинить в случае, если он пожелает возвратиться со своей миссией обратно. В Тифлис не пропускать".

Утром, ровно в одиннадцать, Денстервиль в сопровождении капитана вошел в кабинет председателя ревкома.

Они пожали руки всем присутствующим и сели в конце стола.

— Товарищи, — начал Челяпин, — мы пригласили генерала Денстервиля…

— Ну, зачем так официально? — с улыбкой перебил Денстервиль. — Называйте меня по имени-отчеству — Лев Львович.

Все удивленно переглянулись, а Челяпин продолжал:

— …генерала Денстервиля, чтобы он дал объяснения по поводу внезапного появления отряда и вообще изложил свои дальнейшие намерения.

Денстервиль с наигранной искренностью заговорил о традиционном русском гостеприимстве, о своем глубоком уважении к сидящим здесь представителям власти и о том, что обескуражен их отношением, ему больно за сухой прием, словом, пытался уйти от прямого ответа, сохранить в тайне задачи своей миссии и в то же время хотел расположить к себе этих молодых солдат, казаков и матросов.

— Нам хорошо известно, генерал, — официально, но любезнее продолжал Челяпин, — что ваш отряд пробирается в Тифлис по приглашению контрреволюционного Закавказского сейма, чтобы помочь ему бороться с большевистским совдепом Баку. Тифлисская операция — заранее проигранная игра. Ревком предлагает вам другой план: в письменной форме, официально признайте Советское правительство и тогда можете ехать в Баку и действовать с одобрения большевиков.

Денстервиль усмехнулся:

— Я ничего не имею против того, чтобы стать большевиком, но это не соответствует данному мне поручению.

— В таком случае ревком предлагает вам покинуть Энзели. Мы не выпустим вас в море. В Баку уже знают о вашем прибытии, и нам дано указание не пропускать вас ни в Тифлис, ни в Баку, поскольку вы намерены продлить войну, которая для России кончилась.

Улыбка сошла с лица Денстервиля, он резко поднялся я жестким голосом сказал:

— Мы намеревались лишь помочь России, не вмешиваясь ни в какие политические дела. Меня не страшат ваши угрозы, я не признаю за большевистским правительством права мешать нашему продвижению. У меня достаточно пулеметов, чтобы преодолеть любое сопротивление. Я собираюсь проехать в Баку и проеду в более подходящее время!