— Земля! — хрипло крикнул вдруг Сарайкин. — Справа по борту земля!

Все всмотрелись в предрассветную мглу. Впереди темнела ровная полоска земли. Ветер гнал рыбницу к ней. Вскоре рыбница вошла в залив. Штормовик Кузьма убрал паруса, загрохотали, плюхнулись в воду оба якоря.

— Должно быть, Мангышлак, — сказал Кузьма, раглядывая несколько плоскокрыших домиков на берегу.

— Н-да, занесло, — с досадой покачал головой Сарайкин.

„А куда все-таки нас занесло? Где мы находимся? — напряженно думал он. — На юго-западном побережье полуострова Мангышлак, принадлежащего миллионеру Дубскому, расположен форт Александровский. Там есть маяк. В такой шторм маяк должен светить и днем. Маяка не видно. Стало быть, рыбницу прибило не к Мангышлаку, а выше, к северному побережью Мангышлакского залива. Конечно, так оно и есть. Тогда, значит, на Астрахань надо идти на норд-вест“.

В заливе было сравнительно тихо, и Кожемяко решил переждать бурю. Люди еле держались на ногах, надо было дать им отдохнуть. К тому же который день не ели горячей пищи. Но ребята отказались от горячей пищи: кто ее будет готовить? Лучше поспать лишний часок.

Первым проснулся Сарайкин, почувствовав что-то неладное. Быстро поднялся на палубу: было темно, и лодку несло по волнам в открытом море. Сарайкин кинулся к якорным ящикам. Оказывается, обе якорные шейны — канаты — оборвались…

— Полундра! Аврал! — крикнул Сарайкин в люк.

Все повскакали с мест. Сарайкин зло чертыхался. Ну, салаги, ясное дело. А он-то, он и Кожемяко, как они могли продрыхнуть весь день до ночи и не почувствовать, как оборвались якоря, как понесло рыбницу? Куда их несет? Где они? На небе ни единой звезды! По характеру ветра определили: дует зюйд-вест. Значит, рыбница пересекает море и подойдет к берегу в районе между… Порт-Петровском, дельтой Сулака и островом Чечень! Прямо в руки деникинцев!

Сарайкин мгновенно принял решение и скомандовал:

— Поднять форбрамстаксель[5]! Ослабить шкоты гротбом-брамфала[5]!..

Он выкрикивал непонятные Сергею морские термины, а Кожемяко, Кузьма и матросы бросались их исполнять.

Вот на передней мачте поднялся треугольный боковой парус, лодка повернулась, стала боком к ветру и резко накренилась правым бортом…

В кромешной тьме чуть левее кормы замигал далекий огонек: маяк форта Александровского! Теперь-то у штурмана Сарайкина появился точный ориентир для определения местонахождения и курса лодки: они удалялись от Мангышлака на юг!

Снова зазвучали морские термины, похожие на заклинания, штормовик с помощниками кинулись к шкотам, Коже-мяко налег на руль, рыбница, чуть не черпая бортом воду, развернулась и легла на обратный курс.

Сарайкин подошел к Кожемяко:

— Что будем делать?

Оба они прекрасно знали, что форт Александровский — деникинская морская база. Конечно, в случае чего можно прикинуться артелью рыбаков, застигнутых и заброшенных сюда штормом. Кстати, в трюме лодки есть полный комплект рыболовецких снастей. Надо сложить их на палубе.

Решили идти к форту, но, не заходя в форт, лечь курсом на Астрахань.

Так и сделали. Поутру миновали форт и пошли на Астрахань.

После полудня, когда берег скрылся из виду, погода резко переменилась. Ветер мгновенно стих, небо очистилось, море позыбило и заштилило. Еще недавно такое грозное, ревущее, вздыбленное, теперь оно лежало тихое и спокойное, нежась под лучами солнца, — даже мелкая рябь не пробегала по его тусклой зеркальной глади.

Паруса обвисли, как тряпки на просушке, и лодка беспомощно остановилась.

— Уже пришли? — высунулся из люка Сергей, отдыхавший после дежурства.

— Хе! — хмуро усмехнулся Кузьма. — Штиль!

— И надолго это?

Кузьма послюнявил палец, подержал его, подняв кверху, и неохотно ответил:

— Кто его знает? Может, на день, может, на два, а может, на неделю… Вон салаги загорают. Ступай и ты… — И он кивнул на бак, где двое молодых матросов, раздевшись по пояс, подставили спины ласковому вечернему солнцу.

Кожемяко и Сарайкин сидели на корме. Оба были встревожены и пристально всматривались в горизонт, затянутый полупрозрачной хмарой. Где-то там, впереди, проходил траверз Порт-Петровск — Гурьев, по которому курсировали военные корабли и грузовые транспорты белогвардейцев, где крейсировали сторожевые корабли, блокировавшие северную часть Каспия и подступы к дельте Волги, — самый опасный участок пути.

На востоке показался дымок, а вскоре стали видны очертания судна.

— Предупреди ребят, — сказал Кожемяко и с ловкостью кошки вскарабкался на мачту, уселся на рее. Козырьком приставив ладонь к глазам, он долго всматривался в даль.

— Транспорт, — с облегченном сказал он наконец.

Меж тем быстро смеркалось. Южное небо почернело, на нем засверкали первые звезды. Спустя некоторое время транспортное судно, сияя огнями, прошло на виду у рыбницы. На судне или не заметили рыбницы, или не обратили на нее внимания.

Рыжий Кузьма мелко перекрестился:

— Фу, господи, пронесло!

Еще сутки пришлось рыбнице „баладаться“, как говорил Кузьма, а людям — напряженно ожидать, что вот-вот из-за горизонта появится вражеский корабль и налетит на рыбницу, как коршун на зайца. Но, видимо, Нептун благоволил к ним, все обошлось благополучно…

На одиннадцатые сутки пути рыбница подошла наконец к дельте Волги. Она растеклась здесь множеством крупных и мелких рукавов, протоков, ериков и затонов, рассекающих сочные луга с черными зарослями высокого камыша по берегам — „крепями“ и „чернями“. Над водой и камышами носились стрекозы и тучи комаров. При виде их Сергею вспомнилась Ленкорань.

Никто из экипажа рыбницы не бывал на Волге, кроме Сарайкина, но и он не знал фарватера дельты, и немудрено, что вместо главного русла они попали в мелкий Бахтемировский рукав. Пройдя несколько километров, рыбница оказалась на мели. Экипажу не оставалось ничего другого, как сойти на берег и, подобно бурлакам, тянуть рыбницу бечевой. Командовал „бурлаками“ Кузьма, который имел немалый опыт в этом деле.

Когда поравнялись с селом, взобравшимся на бугор, Кожемяко скомандовал:

— Стоп машина! Ложись, братва, отдыхай! — и зашагал в сторону села, разузнать, где они и как добраться до Астрахани.

Как ни сожалел вначале Кожемяко, что взял на лодку „салаг“ и Сергея, теперь он с уважением и благодарностью думал о них. Стойко перенесли они трудности необычного рейса. Из таких ребят выйдет толк!

Кожемяко шел по зеленому лугу, под ногами чавкала мокрая земля. Он смотрел на село на вершине бугра и невольно подумал: „Вот будет дело, если власть захватили белые!“ Ходили слухи, будто в марте в Астрахани белые подняли крупный мятеж.

Размышления Кожемяко прервал нарастающий стук мотора. Он оглянулся и увидел катер, стремительно несшийся к рыбнице. Кожемяко поспешил обратно.

О катера на палубу рыбницы спрыгнул картинный матрос в бескозырке, но без лент, в кожаной куртке, с маузером на боку. За ним последовали еще четыре матроса, обвешанные гранатами, с винтовками наперевес.

— Кто такие? — грозно спросил матрос в кожанке.

— Свои, братишки, свои! — радостно воскликнул Кожемяко, разглядев звездочку на бескозырке главного и не столько отвечая на его вопрос, сколько ободряя и успокаивая товарищей.

— Документы! — потребовал главный, подозрительно разглядывая заросшие, изможденные лица.

— Нет документов… То есть, имеются, конечно. Вези нас к высшему начальству… К самому командующему… Из Баку мы! — торопливо заговорил Кожемяко.

— Чего?! — грозно придвинулся главный. — Из Баку? Брось дурочку валять! Командующего им подавай! — Он внимательно посмотрел на китель, в который переоделся Сарайкин. — Сразу видать, кто вы есть, ваши благородия. А ну, братва, обыскать контриков!

Матросы кинулись к „контрикам“, ощупали их, заставили вывернуть карманы, спустились в кубрик, перерыли его и доложили „кожанке“, что ничего подозрительного не обнаружено.