Серый показал зубы. Чистюля беззвучно расхохотался.
Хм… Приехали. Делаешь себе имидж, делаешь, ночами не спишь, лишь бы волк-одиночка убедительный получился, – а потом какая-то лысая ищейка, которую ты вчера первый раз в жизни видел, без труда раскладывает тебя по полочкам. Парик и накладные усы туда, муляж стального сердца сюда, сентиментальные потроха в баночку с нафталином… От ненависти до любви, говоришь… Интересно, сколько еще людей, о которых ты ни сном ни духом, потихонечку собирают на тебя инфу – и, кажется, делают верные выводы, сложив два и два?..
– Ну так что? – спросил Чистюля.
– Если пара часов не сломает планы отца русской демократии, то хватит играть в шпионов. Куда ее привезти?
Чистюля нахмурился. Прищурился.
Стас не отводил глаз, держал его взгляд. Давай, Чистюля, давай! Сказавши аз, говори буки. Час времени тебе погоды не сделает.
А Марго, похоже, может кое-что рассказать о секвенсоре – и этот наверняка из новых моделей. Старый-то тогда точно сгорел. А этот, может, еще даже не распаковали, так и пылится в одном из особняков Графа где-то под Пензой. Не сказать, чтобы совсем уж реальный шанс, но…
– Или хочешь тащить ее силой? – спросил Стас.
Чистюля вздохнул.
– Ладно.
Он покопался в кармане, достал упаковку с маркерами, вытряхнул один на ладонь и прицепил Стасу на грудь – на самую серединку, чтобы перед глазами, и случайно не стряхнулся.
– Только в центр не катайся.
Чистюля развернулся и пошел к своему «пежо». Чистенький, выглаженный, благоухающий.
– Ты тоже неплохой парень, – бросил Стас вдогонку.
Чистюля отмахнулся, сморщившись как от зубной боли.
Стас ухмыльнулся. Что, Чистюля? Тоже не нравится, когда маску крутого парня отдирают от лица?
* * *
– Кто это был? – спросила Марго.
«Пежо» развернулся и растворился в сумерках.
– Это человек, который отвезет тебя обратно к отцу.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Спасибо за заботу… дядя Стас.
Стас завел двигатель и медленно покатил вперед.
– Неужели нельзя бросить все это? – впервые за вечер в ее голосе проскользнуло настоящее чувство. – Просто бросить… Знаешь, иногда вдруг словно открывается другая пара глаз, и видишь, как эта рутина плывет вокруг, навязывает свои правила игры. Все эти люди вокруг, они словно белки в колесе. Работа, ночной клуб, дом, завтрак, работа, ночной клуб, дом, завтрак… Ни шагу в сторону. Словно это не жизнь, а цепочка постоянных «должен». Даже развлекаясь они не отдыхают – просто еще одну повинность отбывают. Должны провести вечер в ночном клубе, изображая отдых… Как механизмы. А ты вдруг словно высовываешь голову из воды и смотришь на все это со стороны. Сверху. И хочешь сделать шаг в сторону. Вспоминаешь парня, который ближе всего к поверхности. Которого можно попробовать уговорить высунуть голову из воды вместе с собой. Находишь его…
– И этот человек твоей мечты тебя предает, – закончил за Марго Стас. – Потому что вертится, как скунс меж охотничьих псов.
Она, застыв, глядела на него. Стас вздохнул.
– Так обычно и бывает, Марго… Когда у одного все замечательно и приходят мысли о вечном, у другого запарка на работе.
– Ты меня утешаешь?
– Не тебя, Марго… – Стас кисло усмехнулся. – Себя.
– Это обнадеживает.
– Не надейся. Слишком уж невовремя. Слишком много проблем, и все неожиданно, и одно другого хуже… Кстати, как ты меня нашла?
– Ты уже спрашивал.
– Это не ответ.
– Я заметила.
Стас взглянул на Марго.
– А я думал, юная леди должна быть вежливой.
– А мне говорили, в женщине должна быть тайна, – невозмутимо парировала Марго в тон Стасу. Оглянулась назад: – А это кто?
Серый восседал на заднем сиденье, по-турецки сложив ноги и накинув на плечи стасов плащ, и прислушивался к разговору, переводя взгляд с него на нее и обратно, будто теннисный матч смотрел.
– Так, дворняжка…
* * *
– Иди сюда, – Стас похлопал себя по колену.
За окном краснела луна. Похоже, близилось полнолуние с полутеневым затмением – цвет был совершенно кровавый.
Стас намазал на кусок багета сыра, откусил, прожевал и пригубил вина. Вкус восхитительный, а на душе все равно погано…
– Ну иди! – позвал Стас.
Серый мялся в сторонке и подозрительно шмыгал носом. Запах вина на него так подействовал, что ли? Неужели его хозяин был абсолютным трезвенником, и Серый первый раз в жизни видит вино?
Странно, странно…
Серый наконец-то подошел. Стас вручил ему кусок хлеба с сыром, усадил на колено, дотянулся до торшера и включил свет.
– Ну что, дворняга? Тряхнем стариной?
Лучше бы, конечно, не вспоминать азы сравнительной анатомии, а отвезти тебя, шерстяной, на полное генетическое сканирование. Но что-то у нас с тобой не сложилось. Вроде, и спрашивал у Марти про подходящего человека… Ведь точно же спрашивал… Но в памяти почему-то не осталось ни адреса, ни имени…
А, ну да! Чертов байкер! Прервал в самый неподходящий момент.
Серый, косясь на бокал и бутылку вина, высунул язык и осторожно, как сапер перед миной, попробовал синеватую плесень на сыре.
– Ну, как? Не смертельно?
– Ыва, – удивленно признал Серый.
– Еще бы не ыва! За такие-то деньги!
Ладно, приступим. Итак, что у нас? Голова большая. Как у растущих особей.
Так. А это у нас что? Если ребенок, то почему такая относительно развитая мускулатура? И почему на спинке полоса совсем уж седоватой шерсти?..
– Серый, а ты ведь не мальчик. Ты как минимум дядька. А?
Серый повернулся к Стасу и протянул пустой кусок хлеба.
– Ыва! Ыва-ыва!
– Что, распробовал? Понравилось?
Стас намазал на хлеб еще сыра. Серый зачавкал с новыми силами. Стас провел рукой по покрытым шерстью плечикам, по шее, – все нормально, карликовый шимпанзе, вполне обычный. А вот голова явно морфированная.
Поэтому и кажется, будто это подросток, а не взрослая особь.
Стас пробежал пальцами по черепу. Необычные выступы над теменной долей, а уж какой над лобной… Ну да, все верно. На дурака Серый не похож.
Серый обернулся и опять протянул кусок хлеба – пустой.
– Ыва!
– Хватит, обожрешься.
– Ыва! Ыва-ыва!
– Хватит, я сказал, – Стас добавил басов.
Развернул Серого лицом и взялся за его челюсти. Серый нахмурился и напрягся, – кажется, ожидал какого-то подвоха.
– Не дергайся, – попросил Стас. – Все нормально, все хорошо… Только посмотрим, что тут у нас…
Челюсти тоже сильно морфированы. И мимических мышц на морде больше, чем у обычного шимпанзе. И глотка…
– Ну-ка, открой рот шире. Скажи ы-ыва!
Серый стрельнул глазами в сторону остатков сыра и заулыбался.
– Ы-ыва!
– Еще разок. Ы-ы-ыва!
– Ы-ы-ы-ыва!!!
– А вот орать не надо…
Стас вздохнул. Всех деталей за короткое разевание не рассмотреть, но и этого достаточно.
– А ведь ты мог бы говорить, если бы тебя научили…
Ну что за люди? Это же такая зверюга могла получиться! Лучше иного деюрного хомо сапиенса. Но нет, ничего для этого не сделали.
А началось все, наверняка, с того, что получали Серого контрабандой. И первые месяцы жизни – самые важные для формирования коры – крошечная обезьянка провела или в тесной клетке-коробке, с кляпом во рту, или привязанная за лапу к батареям, пока подвыпившие ребята резались в карты, квасили и болтали по мобильникам, подыскивая клиента для дорого товара…
Как Граф. На четвертом году жизни Арни захотел сделать из него еще одного гладиатора для своего клуба. Из милого умного Арни. Маленького ребенка, если не считать шерсти, надбровных дуг и мускулов, которым позавидовал бы и его тезка…
– Ыва? – уточнил Серый и робко дернулся, намекая, что неплохо бы и отпустить.
Но может быть, еще не поздно, если заняться? Время, конечно, сильно упущено, но… Черт, ну почему он не попал в руки в первые недели, а?!
– Лобные доли, да вместе с такой глоткой… Тысячу слов запросто. А, Серый?
